Алена Кирцова.
"Ретроспектива". Живопись. Объекты. Работы на бумаге. 1972-2002.
Московский центр искусств.

Алена Кирцова — видный московский живописец, что стало заметно именно сегодня на волне моды на живопись.

К тому же художница серьезно к себе относится как к живописцу, что весьма профессионально. Отчего и появилась ретроспекция, дающая повод поговорить не только о самой живописи, но и о судьбе живописца в России. Ведь начинала свою творческую биографию будущая художница как ярчайший персонаж московского художественного подполья 70-80-х. Всеобщая любимица. Рыжекудрая красавица. Искусительница. Гранд-дама этой канувшей в Лету экзотической среды, куда влилась лет пятнадцати от роду в результате подросткового бунта.

Неофициальное искусство было тем миром, уютным сквотом, где при советской власти можно было жить относительно свободно, а часто и благополучно.

Судьба свела юную Алену Валентиновну с замечательным художником и блестящим педагогом Василием Ситниковым, настоящим гением, не востребованным ни отчизной, ни заграницей. Ситников держал студию, которую, согласно преданию, посещал сам Михаил Алпатов, создатель официального культа православного искусства в атеистическом СССР. Ситников был певцом Руси Идеальной — "конфетки, бараночки", где всегда падал снег крупными снежинками.

Вслед за мэтром ученица писала романтические сельские пейзажи с ветряными мельницами, в Великороссии, кажется, нигде не принятыми.

А сопровождал все это тяжелый быт, безденежье. Я помню даже какие-то расписные разделочные доски, которые художница и молодая мать пыталась производить в борьбе с нищетой. Это мрачное существование Алена взрывала веселыми праздниками, которые она, как никто, умела устраивать, приглашая на них цвет андеграунда — общество строго иерархизированное.

Тем не менее в некий, экзистенциально важный, момент она оставила войну с бытом и серьезнейшим образом занялась живописью. Что для Кирцовой оказалось не просто. Подобно Малевичу и Кандинскому, живопись давалась художнице трудно. Она сражалась и до сих пор сражается с картинами как воин. Каждое из полотен — победа. Победа над физичностью краски, над неустроенным пространство м холста, над неопределенностью сюжета. Но вот эта трудность и создала феномен живописи Алены Кирцовой, ее качество.

Быть живописцем трудно. В живопись не приходят под лозунгом "хочу писать то-то"... Живопись начинается с желания писать красками, писать маслом, писать на холсте, на стене. Живопись как музыка — важна сама по себе, сама по себе прекрасна. Как явление.

Традиционному живописцу легко: есть жанры — пейзаж, натюрморт. Пиши их, не выходя за границы жанра, и все будет О'кей! Не так спокойна жизнь у современного живописателя! Довлеет столетний груз традиции современного искусства: обязательство личного высказывания, собственного мнения, неповторимой манеры... И живописец обращается к живонаписанному до него, благо за ХХ век написали картин больше, чем за всю предыдущую историю человечества.

Обратилась к этому наследию и Кирцова — к московской школе, но не к так называемой реалистической традиции, а к линии современного искусства.

Отчего знаток может прочесть не слишком скрытые от глаза цитаты, что, впрочем, совсем не предосудительно, потому что произведения искусства на пустом месте не появляются. Тем более в случае с Кирцовой зритель имеет дело с феноменом нелегкомысленным, фундаментальным, высококачественным. И в смысле работы с материалом, с краской, холстом и бумагой. Что подтверждают композиции из материалов нехудожественных: стекла, глины, металла. Под стать им и живописные мифологемы русского модернизма, белое на белом, черное на черном, серое на сером, и геометризованность подачи предметности, которая, несмотря на иллюзию нефигуративности, сохраняется. "Небо", "Листва", "Гора", "Судак", "Дрезден" — видимый мир сводится к стихиям, к основаниям, пусть еще бытовым — "Угол окна". В результате расчленения реальности на элементы и элементарного же живописания, избегающего подозрения в том, что оно — не более чем техника фиксации зримого, художница выстраивает платонически чистый мир. Мир, обреченный на успех у натур, склонных к возвышенному.