Избранная часть московской критической общественности, сообщившая все свои восторги и разочарования по поводу "Арт Москвы", отбыла в венецианскую лагуну на биеннале. Релизов от коллег пока не поступало. Возникла некоторая пауза в информационном потоке, которая дает неоценимую возможность поговорить в формате пресс-обзора о Вечном. Вернее о тех почти невидимых на первый взгляд изменениях и мутациях, которые в этой самой Вечности происходят.

В пресс-релизе выставки Андрея Монастырского "Земляные работы" в галерее Stella Art было сказано, что "на выставке каждая мелочь будет иметь сакральное значение, будь то гвоздь, намотанные нитки или черный ящик, из которого доносится классическая музыка". Люди знающие понимали, что просвещенному вниманию будет предложена сложная шарада, только для вида имеющая чисто бытовое оформление. Но люди знающие столь же отчетливо понимали, что возможно только чисто психоделическое разрешение этой головоломки. "Подобно героям Карлоса Кастанеды, Монастырский способен с легкостью обнаруживать вокруг себя некие красноречивые знаки, кои он большой мастак истолковывать" ("АРТикуляция # 46 с Дмитрием Барабановым", "Артинфо", 23.05).

И никакие интерпретации в таком случае в принципе невозможны и немыслимы, ибо "он (Монастырский. - А.К.) описывает понятие и сам процесс описания (и даже ощущения от процесса описания описания). В русском искусстве он вообще самый главный по объяснениям и интерпретациям. Он нащупывает позицию, внешнюю ко всему, находясь в непрерывном сомнении (недаром его настоящая фамилия Сумнин)" (Антон Горленко, "Афиша" от 04.06.). Успокаивает только одно: при ближайшем рассмотрении оказывается, что "смысл концептуализма не в "сюжетах", а в изучении возможностей человеческого восприятия. Непонятного здесь ничего нет, от зрителя требуется только небольшая корректива привычной точки зрения, с которой он смотрит на искусство" (Андрей Ковалев, "Полтора землекопа", "Московские новости" от 20.05.). Я и в самом деле полагаю, что единственно правильный методологический подход в этом случае - принципиальный отказ от интерпретации. Сесть в позу лотоса, сконцентрировать свое внимание на большом пальце левой ноги - и наблюдать за переливами покровов Майи, которыми столь мастерски манипулирует гуру московского концептуализма.

Иначе - беда, ужас саморазрушения: "Пример Монастырского очень заразителен: начинаешь автоматически присваивать магический смысл гвоздям, веревкам и разрытым канализационным системам" (Антон Горленко). Методологически проблема очень серьезная и не имеет отношения к некоей мифической "психоделике", но выводит на аспекты прямо психиатрического свойства. В очень прилично изданном каталоге выставки Монастырский без особых ужимок и оговорок спокойно рассказывает о том, насколько важной для творческого метода была тематизация его собственного умопомешательства. И сам концептуализм оказывался больше чем просто одним из течений и становился методом аутотерапии - самолечения и изживания тяжелой болезни. Именно в таком смысле следует понимать пояснение, сделанное к выставке самим Монастырским: "Не художник "окультуривает хаос", а, напротив, внешние по отношению к поведению художника дискурсы (строительный, архитектурный и т.д.) как бы сдерживают внутренний хаос художника".

Великая и патетическая битва безумного поэта с внутренним хаосом в сознании всякого историка немедленно вызывает цепочки соответствующих аналогий. "Референтом становится античность в восприятии века Просвещения и романтизма - все эти известные по офортам Пиранези ископаемые гигантские акведуки, мавзолеи, арки - суровые и грозные архетипы пространственной архитектоники. А пиранезиевская античность - это романтическая литература, это князь Владимир Одоевский, выведший в своей новелле 1844 года Opere del cavaliere Giambattista Piranesi чокнутого гения, в планах которого было сделать стройплощадкой всю Вселенную, поставив триумфальные ворота, соединяющие Этну с Везувием" (Сергей Хачатуров, "Сущее ископаемое", "Время новостей" от 28.05.). В этом смысле можно сказать, что оказывается очень точным выведенное в свое время Борисом Гройсом метафорическое определение московского концептуализма как движения романтического. Никакой метафоры, как выяснилось, нет, - только романтика не имеет никакого отношения к советско-пубертатным розовым соплям. Вовсе не случайно московских концептуалистов традиционно связывают с гениальными и неукротимыми безумцами Хармсом и Введенским.

Более того, если опираться на романтические аналогии, можно понять и странное пристрастие к бесконечной экспозиции внутренних взаимоотношений одной крайне замкнутой секты. В данном случае у Монастырского речь идет о том, насколько важное влияние на творческие процессы имели бесконечные строительные работы, которые производились поблизости от мастерских или квартир тех или иных художников: "Вот Кабаков живет на Сретенском бульваре, а неподалеку тянут Кировский проспект - идея прямой дороги ясно отражена в кабаковском творчестве. У Николая Паниткова перекопали весь двор, обнажились трубы и коммуникации - Панитков в этот период невероятно активен творчески. Монастырский всю жизнь прожил около ВДНХ - отсюда попытка выстроить свой дискурс вокруг сельскохозяйственной тематики, все это измерение шагами подмосковных колхозных угодий" (Антон Горленко).

То есть речь вовсе не о бахвальстве своими прежними заслугами и скучном перечислении своих гениальных знакомых, чем обычно страдают художники старшего поколения. Все гораздо серьезней, речь о романтической дружбе в самом посконном смысле, то есть той дружбе, о которой рассказали братья Шлегели. Тогда и открываются пылающему взору метафизические глубины и водовороты: "Анахорет Монастырский приглашает нас на спиритический сеанс воскрешения Сущего в умершем Условном, пробивание плотных и мертвых слоев языка путем дробления их до квантового, атомарного состояния" (Сергей Хачатуров).

Собственно, прямая подсказка для возможной дешифровки текста и контекста выставки содержится в одном из стихотворений замечательного поэта Андрея Монастырского.

Мертвые не навалены кучей
А в ручьях разговоры ведут:
их осталось немного
но не застить сверкающих глаз
башмаки перепачкав,
а прыгнуть
Все быстрее летя
над болтливой без умолку пашней.

Так себе и представляешь романтических поэтов с картины Каспара Давида Фридриха, но только толкуют они о своих деликатных предметах не на фоне водопада или возвышенных горных вершин, но заглядывая в неизвестно кем и по какой причине выкопанную яму. Но увы и ах! Времена настали такие, что даже самые изысканные и изощренные дискурсы легко поддаются гламуризации, о чем уж успел поплакаться Никита Алексеев (по поводу шикарного издания с золотым обрезом, на котором написано "Московский концептуализм"): "Скорее всего, оно уляжется на кофейные столики в высшей степени буржуазных квартирах в качестве знака причастности к эзотерической традиции московского концептуализма, давно живущего в многочисленных собственных перевоплощениях. То есть, я считаю, это гностически-буддийская диверсия против русского народа" (Никита Алексеев, "Поездка в Коломну", "Русский журнал", 09.02.). Кстати, он напомнил и замечательное - и опять таки очень романтическое - буриме под громким и совершенно не кондиционным сегодня названием "Иерархия аэромонаха Сергия. Перевод обсосов Военного ведомства МАНИ (Московского архива нового искусства) на положение резидентуры", составленное в 1986 году Андреем Монастырским и Владимиром Сорокиным. Про себя Монастырский там сообщил: "Генерал армии Андрей Монастырский. Переводится в Реутово-8. Кличка: Обсос. Задание: тайный попечитель ВДНХ и Московского метрополитена".

Этот сюжет, несомненно, имеет отношение уже к романтической иронии. Но к настоящему моменту такой формальный ход уже почти неуловим. И получается, что "для того... чтобы вышеописанная картина в полной мере заиграла гипнотическими красками, необходимо наличие веры в истинность учения и восприимчивость к магнетической силе бредогенератора АМ" (Дмитрий Барабанов).

И тут же Барабанов совсем не романтически иронизирует: "Думаю, что успешные продажи в "Стелле" смогут значительно укрепить веру сомневающихся в ценность произведений Монастырского". Как ни смешно, это чистая правда - усилиями этой самой капиталистической галереи психоделические опусы тайного гуру неожиданно приобрели вполне очевидный денежный эквивалент. По крайней мере, несколько работ Монастырского и в самом деле были успешно проданы сначала на мадридской ярмарке ARCO, а потом и на "Арт Москве".

Как бы то ни было, оказалось, что версия об анахорете и сером кардинале, который никогда ни в какие коммерческие дебри не пускался, может оказаться вполне успешным коммерческим брендом.

Посему придется повториться: я нахожу, что пастеризация дискурсов, которую осуществляет галерея Stella, - дело очень важное и полезное. И неукротимый эстетический террорист Анатолий Осмоловский, и романтический поэт-безумец Андрей Монастырский должны быть принуждены к тому, чтобы застыть в виде монументов в специально отстроенном Пантеоне. Они должны это сделать только для того, чтобы расчистить место для будущих поколений революционеров.