ИТОГИ, 14.09.1999
Забавы горожан: мэры и "контрмэры"
Лев Рубинштейн
Фестиваль "Неофициальная Москва"
не случайно совпал по времени с Днем города. Это можно понимать и как акт
культурного противостояния,
и как попытку разомкнуть узкий круг
посвященных - сделать праздник действительно общим
Усилиями инициаторов и организаторов фестиваля "Неофициальная Москва" вновь
актуализировалась старинная оппозиция официальная - неофициальная культура.
коль скоро она зазвучала, и зазвучала более чем публично, появился повод и
для ее переосмысления в наше "такое непростое время".
Что означал этот водораздел в советские годы, более или менее понятно.
Неофициальной культурой было не просто все, что оставалось за бортом
издательств, выставочных и концертных площадок, студий звукозаписи, буфетов
творческих союзов и Домов творчества, а также совещаний молодых писателей и
читательских конференций. Примерно к середине 70-х годов неофициальность
была воспринята многими как сознательная позиция, для кого-то гражданская,
для кого-то эстетическая, для кого-то и та, и другая. В этой среде
уничижительной рецензией было: "Старик, что за херню ты написал. Это же
печатать можно хоть завтра". Сами способы функционирования искусства, сами
особенности литературно-художественного быта - самиздат, домашний концерт,
ритуальные хождения по художественным мастерским - постепенно стали
осознаваться как общий эстетический принцип. Принцип, настаивая на котором,
художник побеждал на своем поле. Побеждал не в борьбе с официозом, который
он просто с какого-то момента перестал воспринимать как культурную
реальность, а в борьбе с сиротливым чувством собственной маргинальности. От
власти требовалось одно - не трогать. Какие уж тут фестивали? Впрочем, на
одном фестивале, который тоже мог бы называться "Неофициальная Москва", я
однажды побывал. Это была знаменитая "бульдозерная выставка" в сентябре 1974
года. Но это уже история, и эта история хорошо известна.
С наступлением перестройки жесткая граница стала естественным образом
размываться. Звание неофициала стало даже на какое-то время престижным,
вследствие чего на литературно-художественной сцене стали возникать
причудливые и громоздкие мутанты вроде неподъемных двухсотпятидесятиименных
томов с названиями типа "Молодая поэзия-88", где широко известные в узком
кругу сорокапятилетние авторы выступали в роли подающих надежды юных
дарований. Мой приятель-художник показывал мне содранный откуда-то плакат,
приглашающий на выставку "авангардистов Киевского района". Это было время
глуповатое, веселое, энтузиастическое, двусмысленное. Выступления поэтов
собирали большие залы, шквально реагировавшие на такие ключевые слова, как
"партия" или "жопа". На выставки - даже авангардистов Киевского района -
ходили толпами. В мастерских паслись тучные стада западных галеристов, на
волне "горбомании" решивших устроить и устроивших-таки (правда, ненадолго)
русский художественный бум. Художники резко разбогатели. У некоторых,
особенно кто помоложе, съехали крыши. У кого-то на время, у кого-то
навсегда. В эти годы возникла выдержавшая испытание временем музыкальная
"Альтернатива". В эти годы возникло параллельное кино. Появились и
продолжают появляться литературные салоны. Клубы. Всего навалом. Жаловаться
грех.
Потом как-то все устоялось, просеялось. Художники - кто уехал, кто остался,
кто занялся чем-то другим. Писатели - кто выпустил книжки, кто не выпустил,
потому что стало неинтересно. Появились издательства, галереи, залы для
исполнения и показывания чего угодно. Неофициальная культура закончилась,
погребя под собою и официальную. Или наоборот. У нас, как у всех нормальных
людей, появилась просто культура. Круг вроде бы замкнулся, хотя было неясно,
где его центр. И это было правильно. Но в последние годы замаячила и стала
проступать в тумане ось какого-то нового культурного противостояния. Что-то
стало затвердевать, поджимать, легонько отпихивать. В разных видах
культурной деятельности это проявилось с разной силой интенсивности. В
изобразительной сфере - нагляднее всего. Личные художественные вкусы и
пристрастия городского начальства стали все заметнее влиять не только на
культурную политику, но и на облик города. Появились отчетливые предпосылки
для возникновения новой официальной культуры, нового госстиля. Дело не
только в непосредственном культурном поведении властей всех уровней и
ветвей. Возникающий и матереющий прямо на глазах новый художественный
мейнстрим не может объективно не работать на реставраторские тенденции. Во
всех сферах культурной жизни появился едва заметный, но отчетливый привкус
"бархатной" фундаментализации. Как тут не вспомнить о "неофициальной
культуре"? Ежегодный День города, воспринимаемый многими как чисто
пропагандистская "мэрская" акция, пришелся кстати, показался самым
правильным и уместным временем-местом для публичной манифестации иного, не
замечаемого ни властями, ни "широкими слоями общественности" образа
культуры. А тут избирательная кампания. А тут нашлось, кому поддержать. В
общем, вперед. Логика была такая. Мы все москвичи. Почему, собственно,
праздник города - это праздник городской мэрии? Это ведь и наш праздник.
Пусть одни по привычке идут на ученых медведей, на девочек с ногами и
барабанами или на сводный хор заводных матрешек. Другие - на презентацию
малотиражного романа или на концерт авангардной музыки. Возразить на это
нечего. Тем не менее инициатива заметно раздражила столичные власти, ибо
была воспринята ими как политическая, и никакая другая. Да и как иначе они
могут воспринимать неведомую им культуру, если попросту не верят в ее
существование? Впрочем, ближе к делу решили не мешать, а, наоборот,
использовать любое начинание на пользу себе. Что и сделали, в результате
чего фестиваль мягко вписался в общегородские торжества, не потеряв при этом
признаков "культурной автономии".
Никто и не делает секрета из того, что за "Неофициальной Москвой" стоят
"определенные силы", персонифицированные в данном случае дерзновенным
претендентом на столичное мэрство Сергеем Кириенко. Это обстоятельство,
кстати, принято считать самым уязвимым местом во всем "альтернативном"
замысле. Хорошенькие, мол, неофициалы, которых поддерживают политические
силы. Правильно, опасность нарушения необходимой дистанции между культурой и
властью - хоть бы и гипотетической - есть. Но тут уже, как говорится,
посмотрим. Что же касается данной конкретной акции, то на нынешний момент
тревожные признаки незаметны, по крайней мере, невооруженным глазом.
Впрочем, кто что захочет, тот то и заметит.
К прошедшему фестивалю можно относиться по-разному, в зависимости от
отношения к самой его идее. Можно интерпретировать его как тоску по
ангажированности, как поиск патрона. Можно как суетливую и бестолковую
ярмарку тщеславия. Можно как нестройный хор маргиналов. Можно как
спекулятивную симуляцию альтернативности там, где для альтернативы места
давно уже нет. Конечно, можно, почему нет? Но можно и по-другому. Для
доброжелателей, к которым мы причисляем и себя, предложим другой набор
толкований и оценок. Допустим, что это было напоминанием обществу о том, что
реальный облик городского культурного ландшафта никак не исчерпывается
Шиловым, Церетели, Михалковым, Марком Захаровым, "Виртуозами Москвы" и
газмановско-лужковскими "колоколами". Что это была вполне просветительская
по замыслу попытка хотя бы на короткое время разомкнуть привычно узкий круг
посвященных. Что это - в конце концов - было просто шумным и веселым
открытием сезона.
Сезон открыт, господа! Что там у нас дальше?
|
|
