Вячеслав Курицын

Симуляция диалога

В ходе подготовки этого каталога я провел шесть бесед с художниками (Кулик, Шабуров, Семенов, Великанов, группы "Мартынчики" и "Фенсо"), и вынужден констатировать, что при всей разнице творческих натур, у всех моих героев много общего, что свидетельствует скорее не о недостаточной индивидуальности, а о том, что из парадигмы не выскочишь: контекст у всех деятелей актуального искусства один, и многие базовые представления о функционировании искусства схожи. Большинство согласилось, что соавторство - эксклюзивный феномен двадцатого века. Были возражения, как вошедшие, так и не вошедшие в интервью, но это все возражения о другом: о том, что подмастерья врисовывали коров в пейзаж мастерам, умеющим малевать только лес (но то не соавторство, а негритянство), о том, что церкви расписывались творческими коллективами (но подписывалась работа не по алфавиту, а по иерархии мастеров: артель тоже не есть равноправное соавторство). Но дело не в согласии, а в объяснении причин: так или иначе, все в связи с соавторством говорили о диалоге. О том, что уточняющий позиции диспут всегда плодотворен, о том, что две (три, четыре) головы лучше одной, о том, что открытая совместности натура больше соответствует духу времени. Впору приветствовать такую нравственную, социальную и эстетическую позитивность: нравственность требует слушать Другого и считать его равным себе, со-творцом; социальность - учиться, учиться и учиться технике консенсуса, ибо иного не дано, и хорошо, что не дано; эстетика - не бояться сложных путей, прорубать в чаще дискурса более насыщенную разными смыслами тропинку высказывания.
Но мы все же живем не в семидесятые годы, а чуть ли не в новом тысячелетии, и вряд ли можем позволить себе розовую радость от самого факта Диалога. Русская (и не только) интеллектуальная среда слишком долго пропитывалась Бахтиным (и схожими мыслителями), чтобы понять: Диалог - чаще всего фикция. В лучшем случае - абстракция, под солнцем которой могут двигаться друг к другу ответственные субъекты, понимающие фиктивность диалогизирования. Афористичнее всех об этом сказал Михаил Гаспаров: сплошь и рядом мы слышим не диалог, а два нашинкованных монолога. Мы моделируем себе образ Другого, но этот образ - наш конструкт, а не Другой. Это, на самом деле, очень трогательно и лишний (нелишний!) раз подчеркивает то, что всех нас объединяет: бесконечное одиночество. Менее популярной стала традиционная идея спасения в Боге, и автор уже не чувствует себя Творцом Шедевров, и мыслит-верит-чувствует вместо Бога в человека, который рядом, прижимается к нему плотно-плотно, как к любовнику, которого очень - и, главное, небеспочвенно - боится потерять. Обратите внимание, что художники, имеющие опыт жизни вне столиц (Мартынчики и Шабуров), где среда куда меньше насыщена коллегами, прямо говорят о соавторе как о симуляции аудитории. Но столичность и нестоличность - бесконечно случайная и временная конфигурация; в конце концов, по сравнению с некими магистральными столичными социальными практиками, актуальное искусство не менее провинциально, нежели Кемерово в сравнении с Москвой. Мир устроен удивительно: в нем есть щели для субъектов самой разной ориентации. Но всегда сидит на той стороне затылочной кости мысль: а ну как пелена спадет, а ну как общество сообразит, что совсем уж стремно кормить шарлатанов, перерисовывающих старые картины и учреждающих какие-то хеппенинги и инсталляции… Когда нас разоблачат, мы сможем, во всяком случае, найти утешение друг в друге.