- Вы начинали с работы в группе, потом основали свою собственную группу, потом работали отдельно как художник Франциско Инфанте, а ваши последние работы названы совместными с Нонной Горюновой. Тем не менее вы работали с Ноной и до этого. Чем объяснимы такие изменения? Франциско:
- Это информация не верна. Во-первых, я начинал работать не в группе, а в содружестве художников. Потом, когда это содружество его лидер попытался сделать группой, то содружество сразу развалилось, потому что групповое, обобществленное искусство - это уже не искусство. Все художники содружества ушли, их не стало. Был новый набор художников, и группа "Движение" имела свою историю. Я ушел в 1968-м году, потом организовал свою группу только для того, чтобы реализовывать свои кинетические представления. Группа "Арго" существовала как реальная сила, способная в натуре реализовать эти идеи, в эту группу входила и Нонна. Так что с Нонной в паре мы работаем давно, хотя она - автономный художник, она делает довольно интересную пространственную графику. Я же, начиная с 1975-го года, уже осознанно имел свою концепцию артефакта, и Нонна мне всегда помогала. Были совместные выставки, достаточно назвать выставку "Инсайт" в галерее "Кино", где фамилия Нонны присутствует. То есть еще с 70-х годов мы практически работаем вместе - и она художник, и я художник. И значит история немножко не такая, как ты описал в начале.
Мы просто совместно участвуем в работе, и кому что принадлежит, не делим. В голове каждого из нас происходят какие-то открытия. И они не делятся, и не расчленяются, и никаких приоритетов не выстраивается. В этом трудность ответа на твои вопросы, в которых невольно содержится тема приоритетов. Мне кажется, эта тема вредна в совместном творчестве, потому что она скорее расщепляет союз, чем свидетельствует о его реальной работе - в пример можно привести ансамбль "Битлз". Группа всегда распадается, это - естественный процесс. Пожалуй "Роллинг Стоунз" - это единственный феномен, который так долго существует. Хотя наш с Нонной союз тоже достаточно долог: мы ведь не только коллеги, мы - муж и жена. У нас много общего помимо искусства... - (Легкая усмешка). - У "Битлз" было качество музыки, когда четыре человека делали одно дело. Кто первый, кто второй - деления внешние, дело было не в этом, а в качестве музыки. Когда группа распалась, они все стали писать собственную музыку. Это было тоже очень талантливо. Но прежнее качество работы уже отсутствовало, было что-то другое. Я смею надеяться, что в нашей работе - может быть, в силу того, что мы работали вдвоем - присутствует такое качество, которого, если бы мы работали по отдельности, не было.
- Каким образом оно возникает: из обсуждения? Франциско:
- Я могу говорить про себя. У меня есть представление о том, что должно быть свойственно тому, что называется искусством. Прежде всего, это изменение. Предыдущая реализованная тема должна отличаться от последующей. В какую сторону - это уже другой вопрос. Лучше, конечно, всегда вперед. Но важна динамика. Важно, чтобы серия, сделанная до, отличалась от серии, сделанной после. Я физически ощущаю необходимость этого. Это первое соображение, которое заставляет напрягаться и собирать в себя по возможности полноту себя самого в собственном присутствии. Я не могу сказать за Нонну, но думаю, что сама работа, вовлеченность в нее мобилизует усилия, и это происходит так же. Cделать что-либо новое чрезвычайно сложно, и это новое - в пределах очерченной системы артефакта - я вижу и замечаю, и вижу, что друзья это тоже видят. И это меня устраивает. Не знаю, суждено ли мне заняться чем-нибудь другим в перспективе, но пока я продолжаю свою систему, потому что есть такое чувство, что она не доработана до полноты. Видимо, этой полноты достичь вообще невозможно. Джозеф Альберт рисовал всю жизнь квадраты, и говорил: дайте ему еще 10 жизней, и он будет рисовать эти квадраты.
- Как происходит сам процесс совместной работы? Существует ли разделение функций? Франциско:
- Мы друг друга поддерживаем. Функции - они меняются. Надо сделать - и все, добиться результата. Единственное - всегда фотографирую я. А все остальное - держать, создавать, рисовать, клеить, конструировать - это совместные функции. И по-разному возникает смысл того, что мы делаем. Смыслы рождаются в лаборатории, где в голову приходят мысли - и потом они просто реализуются, либо это возникает иным образом. Мы приезжаем куда-то в новое место, на природу - получаем там впечатления, и впечатления уже рождают те образы, которые нам хотелось бы сделать. Иногда это бывает очень спонтанно, - в поездке куда-то выскакиваешь и делаешь.
- А как рождается это искусство? Каким именно образом происходит взаимодействие? Всегда - это образ, который видите вы? Франциско:
- Нет, как сказать... Сам образ - он же не всегда виден. Вот, если это в лаборатории получилось, есть образ уже отфильтрованный, синтетическое представление. А главное - это получение впечатлений. Поскольку сознание ориентировано на создание артефакта, на то, как преобразовать природу в пределах данной системы, то это - работа постоянная, она уже свойственна моему сознанию - то есть я постоянно живу в этом: я смотрю, я могу получить впечатления от совершенно незначительного момента. Важно - его получить. Тогда рождается образ и происходит его реализация.
- Насколько важно для современного художника работать под собственным именем? Ведь можно придумать иное, можно придумать название - вы пришли от работы под названием к работе под собственным именем? Франциско:
- Раньше мне казалось, что собственное имя - важно, потому что та история искусств, которая проникала в мое сознание как современная история искусств, это история имен - такие художники, как Кандинский, Малевич; всякие "-измы", которые существовали, объединяли ряд художников под достаточно четкими именами и фамилиями. Но впоследствии, когда я успокоился, стал более мудрым что ли, спокойным в отношении того, что обрел форму, которую осваиваю, имя для меня перестало быть таким замечательным и заметным, но, что делать, имя оставалось - мое имя Франциско, фамилия Инфанте, вот так и получалось, что все делалось под этим именем, и под именем и фамилией Нонна Горюнова. Был прецедент - я организовал группу. Группа реализовала ряд проектов, но этого все равно было недостаточно, я понимал ущерб группового творчества, потому что приходилось заниматься организационными вопросами - внешняя проблема организации для меня неприемлема, потому что у меня был свой опыт существования в группе "Движение", которая в конце концов выродилась в обобществленное непонятно что, искусством это назвать нельзя - какой-то кич. И манифесты, которые лидер группы создавал, и жуткий пафос, все находило свое место в слове, и не находило свое место в форме, в языке искусства - вот что важно. У меня был такой печальный опыт, я этого насмотрелся вдоволь, мне этого хватило. Работают два художника вместе: Нонна Горюнова, Франциско Инфанте. Так мы и пишем.
- А разделимы ли отдельные авторские элементы в союзе? Франциско:
- Ну как вы разделите песни "Битлз" на отдельные элементы? Мелодию музыкальную? характер? - там что-то неуловимое, но там присутствуют четыре персоны, которые их создавали, но они присутствуют в синтетическом виде. Как разделить это? Не получится. Мы уже знаем песни Пола Маккартни: да, интересно - хороший композитор. Ринго Старр тоже пишет интересные вещи, но это - другое. Поэтому я все время говорю об этом синтезе, естественным образом возникающем в процессе согласного делания. Тут уж никаких внешних подстегиваний, внешних условий нет, тут только внутреннее желание, абсолютно свободное. И стремление к взаимодействию, встречное желание. Это и определяет успех или неуспех. Этот момент почти неуловим и трудно описуем, когда в свободном встречном движении люди всегда находят место - так называемое искусство, творчество - где они могут реализовать себя. А в плане названия, "артефакты" - это мне пришло в голову, когда я упорно искал новый синтез. Когда я узнал, что исток творчества - это проблема бесконечности, я пытался ее для себя решить. Потом проблема тайны определилась в моей художественной эволюции, и я пытался уже решать ее. Опять я выяснял исток творчества и пытался определить смысловую сторону этого дела, тут без вербального языка было нельзя, поэтому я описал это как концепцию артефакта. Вроде, она описана, давно уже известна, и повторять ее не стоит? Это моя концепция, действительно. Я говорю, что искусство рождается не потому, что есть пафос или есть желание сделать что-то хорошее, а совсем по другим причинам: потому, что тебе возможно его делать. Может быть пафос, высокие слова, и нет самого искусства. Жизнь коротка, я сейчас это ощущаю с особенной силой. А поскольку мы реальные люди, живущие и не желающие тратить зря время этой жизни, то работаем, если что-то из этого получается.
- А как именно вы начали работать вместе с Нонной? Каков был самый первый проект? Франциско:
- В силу того, что мы с Нонной жили вместе - она уже была моей женой, в 1968-м году я предложил сделать спонтанные игры на природе. Мне казалось, что это - важный момент. Нечто вроде тренинга для спортсмена, чтобы не терять творческую форму. И прояснилось, что это вообще приятно - поехать за город, на снег - снег завораживал, белая поверхность - и сделать что-то. Тут рождались ассоциации с Малевичем. Тогда еще не было концепции артефакта. Но это уже были стопроцентные артефакты, инсталляции (тогда слова такого не было - "инсталляция"). Мне кажется, это были первые инсталляции на природе в России. Мы с Нонной просто занимались этим, и случайно с нами в некоторых играх оказывался фотоаппарат. Тогда появилась пленка ORWO-color и ORWO-chrome, все за ней гонялись - дефицит был страшный. Мы достали. Снимал я 10-рублевым аппаратом "Любитель", формат 6 на 6. Это были первые наши действия. Мы сами для себя это делали. Было очень приятно - ценно тратили время. И что-то, слава Богу, зафиксировали на фотопленке. Действительно, счастье, что это было зафиксировано, потому что фиксация, оказывается, очень важна для доказательства того, что было на самом деле. Так получилось, а потом, уже когда концепция артефакта была в сознании, мы естественным образом стали продолжать эту традицию работы на природе, создавая специфические инсталляции, но специфика их заключается в том, что они существуют для фотографирования. То есть сама инсталляция сразу разрушается, ее нету, а остается фотоснимок - артефакт.
