Еще раз про "Улов".

Еще раз про "Улов".

Во второй раз закинул я свой невод. И вот с любопытством взираю на вторую порцию "Улова".

Ему стали сниться сны, в которых он падал замертво с щипцами в руке, и в щипцах вместо одного криво выросшего зуба мудрости пациента оказывался целый кусок нижней челюсти. Или же, снилось ему, потеряв сознание, он падал со шприцем в руке на шею больного и попадал иглой в глаз. Каждый раз П.М. просыпался в холодном поту от такого сна. Он принимал валерианку. Он перестал спать с женщинами. Он стал изредка выпивать, чего раньше не позволял себе никогда - чтобы не потерять верности руки. И вот однажды, разбуженный кошмаром, в котором он вот-вот должен был упасть в обморок над зубоврачебным креслом, сжимая в кулаке визжащую бормашину, он ощутил какую-то тихую радость. И не просто радость, а всепоглощающий восторг, заполнивший собою всё его существо. П.М. пролежал без сна до рассвета, подобрав под себя колени и счастливо посмеиваясь в наволочку в мелкий горошек.

Анна Глазова, "Отклонения от нормы". Маленькая изящная коллекция патологий. Мило, цинично, безрадостно. Призрак Юрия Мамлеева погромыхивает костьми где-то в темных коридорах авторского сознания. Погромыхивает, увы, робко и негромко. Мне бы понравилось, если бы не финал, в котором все патологические персонажи Глазовой наконец встречаются лицом к лицу. Последняя глава откровенно, на несколько порядков слабее, чем предыдущие. И от этого становится грустно и хочется выпить водки, чего я, впрочем, делать не буду, а то останетесь вы у меня вовсе без обзора...

На углу площади, он почувствовал, что расслабился ремень его правой сандалии. Андроник нагнулся, чтобы завязать туже, но вдруг кто-то сзади толкнул его и стал как будто палкой ощупывать его спину, бока, плечи. И в этот миг, словно вспышка, блеснуло в нём воспоминание: "Это уже было!... Но... я был не здесь... не так... А где я был?" - Андроник поднял голову и увидел юношу, идущего ему навстречу. "Вот он я!... Четыре года назад... Я смотрю на себя самого! Господи, что это такое?...". Юноша тоже смотрел на него и даже остановился. В глазах его было недоумение и беспокойство, но он не узнавал Андроника. "Да, я же тогда не узнал..." - успел сообразить Андроник, но ему стало так страшно, что он вскочил и, шаркая спадавшей сандалией, бросился бегом к церкви.

Николай Байтов "Узел". Лаконично проиллюстрированный (в общем-то, банальный, но чертовски обаятельный) парадокс: "я-сегодняшний" встречает "я-завтрашнего"; человек может запутаться во времени как спящий в складках простыни, влажной от его пота, и лишь мудрый старец способен расставить все по местам. Слог Байтова безупречен, а что до банальности сюжета - на то и существуют мифы, чтобы каждый желающий мог насладиться возможностью пересказывать их по-своему…

В Донецке было хлеще. Он купался голым в речке Кальвиус, которую мы окрестили Коитусом. А может, это и не речка - какой-то пpуд с лягушками. Но голым он все равно купался, ничтоже сумняшеся под обстрелом взглядов почтенных солох и их младенцев. средь бела дня. И средь темной ночи.

Стелла Моротская "Бородавки". Бородавки, если верить Стелле Моротской, появляются от тоскливого замужества и проходят только от страсти. Рука ее (как я понимаю, уже давно не обезображенная бородавками) легка; воспоминания не докучают читателю (а чужие воспоминания нередко именно докучают). А значит, все хорошо.
Наверное.

Молодой человек в черном подходит к дядьке с клюшкой. Берёт её, что-то говорит, размахивает. Дядька с клюшкой пересаживается. Друг спокойно смотрит. Плотный молодой человек в светло-коричневом встаёт, бьёт пьяного молодого человека. Раз, два. Наотмашь. Девушка оттаскивает приятеля. Не боится его. Она давно с ним знакома. Они, возможно, друзья. Но больше она не улыбается. Нам чуть-чуть смешно. Непросто там всё у них, в соседнем вагоне.

Дмитрий Беляков "Хоккеисты". Тягостная шизофрения московского метрополитена. Автор явно шаманит: хочешь - не хочешь, а рассказ читается с полным погружением, теперь даже голова ноет на выходе. Правдоподобно - до содрогания. Утомительно. Гадко. Холодно. Безупречно. Текст выверен до буквы - не рассказ, а архитектурный чертеж. Снимаю шляпу. Снова цитирую (возможно, невпопад).
Станция. Пьяный вываливается на платформу. Идёт к нашему вагону. Где вы, кричит. Ищет светло-коричневых. Двери закрываются. Вагон облегчённо вздыхает. Кричит, бьётся в стекло. Двери открываются. Вагон замирает. Остаётся на платформе. Двери закрываются. Вагон облегчённо вздыхает. Кричит. Бежит вдоль поезда, бьёт по нему. Множится сводами метрохолла - я сошёл с ума, я сошёл с ума, я сошёл с ума. Поезд спасается бегством в туннель. Да уж. Непросто. Там. У них. В соседнем вагоне…

А потом они начали возвращаться с войны. Рядовой воздушно-десантных войск Суворов был найден повесившимся в будке киномеханика посреди военной части, дислоцированной под Петрозаводском (финляндский фронт). "Все будет хорошо", - гласила предсмертная записка, найденная на стопке коробок с кинопленкой. Подпись, дата. Вскрытие показало, что под черепной оболочкой рядового тлела опухоль, из-за чего он должен был страдать невыносимыми головными болями. В день своего самоубийства Суворов собирался демонстрировать однополчанам одноименный фильм. "Все будет хорошо". Фильм отменили.

Яна Вишневская "Обходя моря и земли". Начало удалось, все остальное, увы, нет. Не смешно и не больно. Надрыв на уровне "Наша Таня громко плачет", совпадение фамилий мрущих солдатиков с фамилиями известных полководцев радует только поначалу, потом хочется более интеллектуальных радостей… Тем более приятным сюрпризом для меня стал "Музей кино" : своего рода "темная сторона луны", лик которой только что казался мне излишне плоским и блеклым.
Это был особенный, не лишенный внутренней иронии случай, потому что встретились они не в зале и не на улице, а в вестибюле третьего этажа, одновременно вынырнув из многозначительной темноты кинозала, из-под обаяния интонаций живого переводчика, который, иногда кажется, доверительно разговаривает лично с тобой... На двадцатой минуте полудомашнего фильма Шретера они проскользнули потихоньку - каждая в свою дверь - и увидели друг друга, щурясь, привыкая к яркому свету дневных ламп, и засмеялись облегченно, потому что поняли - обе не выдержали качества копии.

"Музей кино" насыщен случайными встречами, травяным ароматом вермута и шепотом - не могу не отдать должное обаянию этого рассказа, незначительного и настораживающего, прерывистого, как дыхание на бегу, как насквозь пропитанного атмосферой фильмов, которые смотрели (и с которых убегали в буфет) героини рассказа.

Я всегда с уважением относился к традиционным сатанинским обрядам - черным мессам, целованию козлиного зада и прочим вещам. Но это казалось как бы не моим... Форма не соответствовала моему внутреннему настрою. И вот я увидел вашу маску... - голос гостя задрожал. - Умоляю, профессор, отдайте ее мне! Тогда, в зале, я пережил, глядя на нее, чувство редкой гармонии. Имея ее в своем распоряжении, я мог бы вздохнуть свободно и полностью отдаться служению силам Тьмы. Мой идеал обрел единственно возможные для меня очертания... Видя вашу маску перед собой, я смогу беспрепятственно, в полном согласии с самим собой осуществлять наши ритуалы... Прошу вас, отдайте... я встану на колени...

Алексей Смирнов "Новое платье короля". Лакомый кусочек для любителей черного юмора. Мне скорее понравилось, чем нет, хотя, на мой вкус, такой "скелет" требует чуть больше "мяса". Пересказывать содержание грех: рассказ коротенький, читайте сами.

А я устало умолкаю (на неделю, не больше, честное слово!) На "сестру таланта" не обижайтесь: ее братец попросил за мной присматривать, пока он в отъезде.