выпуск 44

31.01.2000

Афоня, дед Борсук, "вид с кровати"; про собак; очередной казус с Пелевиным; отшельники заболоченных пойм; как повелось на Руси; странные сказочки.

Мы не обещаем Вам шумных обсуждений и потасовок вокруг конкурса, у нас нет книг отзывов, курилок, интеллектуального общения (нет возможности). Но мы гарантируем, что Ваш рассказ будут внимательно прочитан, получит профессиональную оценку, и если Вы захотите (только в этом случае!), то сможете получить письменную рецензию на свой адрес, ее содержание будет нашей с вами тайной. (Выдержка из условий конкурса)

Конкурс короткого рассказа АФОНЯ-2000 идет уже давно; если не ошибаюсь, я анонсировал его еще осенью. Конкурс получился какой-то на редкость интеллигентный, приватный, без флейма в гостевой (и даже без самой гостевой), без рекламы, без банеров и анонсов. Возможно, даже слишком БЕЗ.
Призом станет картина художника-примитивиста Афанасия Борсукова (Деда Борсука), обладающего, как и большинство его коллег примитивистов особенной, приватной, негромкой разновидностью славы. "Ночное окно. Вид с кровати" - хоть и фанера, а для ценителя вещь отменная. С одной стороны, я давно хотел сделать обзор этого конкурса (хотя бы потому, что его организатором является Дан Маркович, автор "Перебежчика"), с другой - мне было как-то неловко вмешиваться со своими обзорами в столь приватное событие. Любопытство и желание лишний раз напомнить публике о конкурсе АФОНЯ-2000 оказались сильнее вежливости, но я, откровенно говоря, чувствую некоторую неловкость - будто пришел с ордером на обыск и брожу в грязных ботинках по хозяйскому ковру. Ну да где наша не пропадала…

На конкурс АФОНЯ-2000 принимаются рассказы объемом не более 3000 знаков. Принимаем до 5 рассказов от каждого автора. (Выдержка из условий конкурса)

На сегодняшний день на конкурс поступили рассказы 59-ти авторов. Понятно, что охватить в одном обзоре все присланные на конкурс работы невозможно, поэтому я, как всегда, выбирал рассказы, руководствуясь своим излюбленным "методом тыка". Будем надеяться, что данный метод действительно позволяет получить более-менее всеобъемлющее впечатление о конкурсе в целом (хотя любой социолог имеет право разбранить меня за нелепое пристрастие к случайным выборкам).

Что я ему расскажу, если небо разделилось на две половины и обе темные. А светлого нет...
Олег Неустроев "Про собак".
Этот автор представлен пятью рассказами. Первый, "Про собак" - по-настоящему страшен. Трем следующим ("Кружка пива", "Одиночество" и "День рождения") скорее подходит определение "страшненькие"; эти рассказы не вызвали у меня ничего кроме досады: наглядная демонстрация того, как автору НЕ нужно жалеть своего героя (а уж себя - тем более). Последний же, "Монах" - на удивление, как-то по-особому безличностно светел. Менее всего меня можно соблазнить описанием монастырского уклада; еще труднее было представить, что я смогу читать прозу, написанную в ритме белого стиха, не испытывая ни малейшего раздражения, тем не менее, "Монах" хорош однозначно. Сам не понимаю, почему (здесь вместо точки должна бы быть лукавая улыбка - ну да ладно)… Монах рыбачил. Простившись с братией, он в море уходил. И там один - молился в полдень и обедал. Улов его всегда был одинаков, - хватало братии на ужин. Он больше не ловил, а меньше море не давало. С утра он ставил парус и лодку ветер уносил в открытый океан. Еще недолго видел остров, собора купол золотой, затем все облаком молочным оставалось позади, потом и вовсе исчезало. Дышал покойно океан и глубоко монах вдыхал все запахи его. А краски утром так легки, полутона небес воздушны. Монах и сам не весил ничего, ему казалось - парус он, - так пусто - сладостно в груди.

Мой собеседник задумался. Я представил, как это смотрится со стороны: я, Владимир Антонович и Виктор Пелевин в его твердых руках. Один из нас троих явно издевался над остальными. - Дочитайте до конца. Там самое классное! - с малодушной торопливостью предложил я. И, в полном противоречии с собственным предложением, тут же начал пересказывать содержание "Омон Ра". Владимиру Антоновичу с легкостью удалось и выслушать меня, и дочитать злополучный рассказ. Причем живое общение интересовало его явно больше.
- Да. Я понимаю. Остроумно. Вся советская наука - это сплошное надувательство. Ну а как заграничная наука? Тоже фикция? Значит, и их космические корабли - тоже?
Я ощутил, что утонченного спора о мистическом абсурде сегодня не получится. - Да нет никакой заграницы.
- Как нет?
- А вы ее видели? Руками трогали?
Андрей Жвалевский "Перечитывая Пелевина". Автор подробно описывает течение довольно распространенного эксперимента, суть которого состоит в следующем: дать пожилому коллеге по работе почитать Виктора Пелевина и послушать, что он на это скажет. Андрей Жвалевский описал свой случай вполне живо и забавно. Жаль, что я не читал этого рассказа раньше: подшил бы к своей коллекции "казусов с Пелевиным".

Праведники не издают звуков, кроме громкого выдоха "пао!", с хлопком сопровождающегося напряжением мышц рта и щек, и издаваемого сразу после смерти отшельника. Этой весной, поздней и голодной, такие звуки нет-нет да и послышатся ночью над болотистой равниной, и тогда жители окрестных деревень просыпаются утром с медовым вкусом души умершего на устах.
С. Машковский "Об отшельниках заболоченных пойм". Этот автор представлен тремя рассказами. Два первых не произвели на меня особого впечатления, зато третий, "Об отшельниках заболоченных пойм" - маленький шедевр, который я настоятельно рекомендую вам прочитать (тем паче, что займет это удовольствие не более минуты).

В субботу погода стояла преотвратная. Низкие серые облака уже к 11 утра нагнали в Москву смог и носились вперемешку с мокрыми хлопьями снега. Посовещались и решили, что тащиться на Беговую, да еще на кладбище в такую погоду - просто себя не уважать. Венок Витька сдал обратно, и все сетовал, что денег только часть вернули. Решили помянуть тихо, по-домашнему, как повелось на Руси. Собрались обычной компанией, всей группой, принесли кто водку, кто пива. Все как всегда - лица печальные, салатики в тазиках. Понеслось. Сначала за Серегу, потом за друзей, за встречу, четвертый за любовь. Прошло 2 часа. Все как всегда. Красные рожи, лежащие в тех тазиках, в которых были салатики, пьяная драка, плавно перетекающая в настоящую мужскую дружбу...
Катенька Вольная "Так уж повелось на Руси".
Катенька - очень честная девушка. Что видит, то и поет. Поэтому рассказ (скорее всего написанный под впечатлением реальных студенческих поминок) у нее получился тот еще. Мои ровесники и те, кто постарше, еще помнят, вероятно, такие специальные рубрики в советских журналах под названием "их нравы". Ну вот, а Катенька описывает наши нравы… вернее, все-таки ИХ. Впервые я побывал на поминках в возрасте двенадцати лет; это событие оставило у меня ощущение недоуменной гадливости, которое, судя по всему, полностью совпадает с ощущениями Катеньки.

Человек зашел в кафе и взял пятьдесят граммов водки.
"Человеку много не надо, - сказал он, - а душа просит".B Человек выпил, и его тут же стошнило. Там пальма стояла в кадке, и его стошнило под пальму.
"Не принимает душа", - удивился человек.
Михаил Гаёхо "Искушение".
Обладатель странной, сразу запоминающейся фамилии Гаёхо и рассказики пишет престранные (я хотел назвать их "забавными", но рука не поднялась). Рассказов там несколько - вроде бы, вполне достаточно, чтобы составить впечатление об авторе. Но мое впечатление сводится к тому, что теперь мне хотелось бы прочитать еще несколько рассказов Михаила Гаёхо, чтобы как-то разобраться в своем отношении к тому, что он вытворяет (мне сейчас кажется, что это - ценный и вполне осознанный в анналы литературного абсурда, но я ни в чем не уверен…) Я же говорю: странный автор.
На сладкое - еще одна цитата, из "Сказочки" (там весьма знакомый мне по собственному писательскому опыту сюжет: еда, которую собираются употребить по назначению, начинает нахально общаться с едоками и вносить в процесс питания никому не нужный страдальческий надрыв). Идея, очевидно, из разряда тех, что "носятся в воздухе", но юморок у Гаёхо почернее будет.
Мама тихонько прошла на кухню. Она сделала радио громче и съела бутерброд - тот самый, который много рассуждал утром.
За плотно закрытой дверью ванной плакали и кричали тонкими голосами: там папа расправлялся с сосисками. Оленька играла с конфеткой:
- А теперь скажи так: бабушка, отчего у тебя такие большие зубы?
- Бабушка, отчего у тебя такие большие зубы? - пискнула конфетка.
- А это, чтобы съесть тебя, дитя мое! - сказала Оленька и проглотила конфетку.