А когда здесь столько интересного,
то сразу возникает
мифоокружность, мифоореал,
и мифчики стягиваются поближе.
Когда наберется критическая масса, вот это будет аннигиляция!
Тоша
(Но не TOSHA.ORG)

Мифуем, ага. Перекладываем цветные камешки с места на место, иногда кладем их в воду, принимая ее прозрачность как должное; порой мастерим амулеты для изгнания бесов, которые и так не придут: недосуг им.

Леха вот из Питера мифует, мифонит и омифевает:
Самое ужасное - это конечно киллеры. Они живут на крышах вдоль канала Грибоедова, потому их частенько называют "грибными карлсонами". Если какой-нибудь городской политик вдруг чувствует, что ему пора расслабиться, он сначала идет поесть грибов, а потом едет на канал. А у киллеров уже давно стволы надрочены, они сидят-ждут. Волнуются конечно от нетерпения. Звонят друг другу по мобилам, спрашивают - чего это никто не идет, может с ними случилось чего? Потом звонят доктору Шеглову, спрашивают, не первый ли это признак гомосексуализма - когда сидишь на крыше со снайперской винтовкой и у тебя преет в праху. Доктор Шеглов успокаивает, что все нормально. Однако волнение не проходит. Но вот наконец на набережной появляется фигура в пальто. Первый заметивший фигуру киллер радостно лупит в нее два заряда. "Тормоз! Лабух! Министерство культуры! - кричат ему в мобилу другие киллеры. - Это же был обычный прохожий, а не тетя Ася! Обознатушки-перепрятушки!"

РЫ (ужасающий) придумал великую и чрезвычайно непристойную аббревиатуру ПОСОСОЧ - т.е. полное собрание сочинений. Теперь о собственных "деловых" достижениях можно рассказывать, сохраняя достойную интонацию: а у меня тута ПОСОСОЧ переиздали, дескать.
Помогает. От всего, как клизма и аспирин.

Теперь уместна цитата из моего давешнего энциклопадения:

Легенды рассказывают, что Криксы из Гдлони считали крайне непристойным сам процесс органической жизни. Дело доходило до того, что всякий достигший совершеннолетия Крикс норовил наложить на себя руки, чтобы положить конец бесстыдству бытия.
Испокон веков обычаи племени требовали, чтобы никто не смел умирать прежде, чем породит и выкормит хотя бы двоих потомков. Однако после легендарного восстания Скорли, сражавшегося за священное право стыдливого человека умереть, когда вздумается, законы были переписаны. Спустя столетие зеркальные города Криксов окончательно опустели, ибо все они сочли своим долгом соблюсти благопристойность и отгородиться от мирского срама толстым слоем каменистой Гдлоньской почвы.

Обозвал вот энциклопедию "энциклопадением", и судьба, будто бы за хорошее поведение ссылками соответствующими обильно путь мой усыпала.

Слово в поисках смысла мечется; "лексургией", или творческим словообразованием занят Михаил Эпштейн, автор Словаря альтернативного мышления "Книга книг".
ДАР СЛОВА называется сей проективный лексикон, и это - великий проект.
Без преувеличения. Слово у Эпштейна эволюционирует - порой в муках, а порой и с удовольствием, как если бы стал эволюционировать прижизненно непутевый человечек под отеческим руководством устранившегося от прочих хлопот демиурга.
Вот лишь несколько цитат из статей, составляющих "Дар слова":

СОЛНОЧЬ (с ударением на первом слоге, как в слове "полночь") - яркая тьма, черное солнце, сияние мрака. Образовано скорнением полуоснов от "солнца" и "полночи".

ОсОнить - перенести в сон, поместить в ряд сновидений, "сделать так, чтобы приснилось".
Слово "(при)сниться" выражает активность предмета сновидения, его самовольное появление во сне. "Мне приснилась кровавая луна" - луна здесь выступает и грамматически, и по смыслу как субъект действия, а тот, кому снится, как его объект или адресат (в дательном падеже). Между тем сновидение может быть проявлением активности самого спящего, точнее, желающего увидеть во сне тот или иной предмет, выхватить его из реальности и перенести в сновидение - "осонить".

Ответливый - склонный обстоятельно отвечать на простые или формально-вежливые вопросы.
(... а вот это явно про меня, следует признать...)

Эпштейн же дарует ссылку на дружественный проект, Толковый словарь Григория Марка . Словарь оный разбудил во мне нежность, потому что местами очень уж хорошо у автора получается:

Воскресательный Знак (знак, помеченные которым воскреснут)
Времяубийца (человек, убивший часть длительности бытия)
Гелиоикебана (иcкусство составления букетов из солнечных лучей)
Двуэгий (человек с двумя эго: ego + alter ego = 2 ego)
Имперсонификция (воплощение вымысла)
Межэрье (время между старой и новой эрами)
Прижизниться (приспособиться жить так, как будто все происходящее действительно с тобой происходит)
Сутевик (специалист по Сути, всегда возбуждающийся при виде голой Идеи)
Шизобретение (шизофреническое изобретение)

Это - малая толика, там таких пестрых лингвистических радостей на долгий зимний вечер (или же рабочий день) хватит. Если все же не хватит, есть еще такие игрушки:

- Словарь воровского жаргона, вполне смешной, там, в частности, задницу ВАЛТОРНОЙ называют, развратную женщину - ЛИМОНКОЙ (привет Эдичке), а бессмысленный разговор, вроде моего настоящего выступления - ПУРГОЙ. Так тому и быть: зима все же.

- Слава Курицын опубликовал у себя роман лауреатов "Дебюта", "Больше Бэна" Сакина&Тетерского, еще один поток чужой жизни (кажется, много лучше, чем истоптанный мною в прошлом выпуске "Банан": совсем другое поколение, совсем другой драйв). Там, помимо прочего, словарик своеобычный тоже имеется, подоночий вокабуляр, где много слов и выражений знакомы каждому городскому жителю, но вот задница - ТУЗ, водка - КАЛДЫРКА, а сам сленг - БИЧЕСТВА.

- он же, Слава же Курицын, проникновенно пишет в газете "Время MN" о романе Вадима Назарова "Круги на воде", за что его, Славу, по-матерински укоряет празднично невменяемая Метелкина, каковая "Круги" вряд ли читала, но мнение еще в поза-позапрошлой инкарнации имела однозначное. Впрочем, за финал укоризны: Ах, Слава. Все-таки снисходительность к автобусам хороша лишь в том случае, когда они перевозят людей, а не максфрай, - Метелкиной можно простить многое, согласитесь. К автобусам, перевозящим максфрай, и я никакой снисходительности не проявил бы: что за фигня, в самом-то деле! Куда везут? Зачем? Почто?

Следующая горстка разноцветных камешков - из благословенного заповедника мифотварей, где, в частности, водится Альма Патер:

в беззвездный день размышляя, по обыкновению, о папах римских, сообразил, наконец, в чем же тайна обаяния Иоанна Павла II: у него ж не было никакого Винни Пуха, а был - Кубусь Пухатэк. Новые же сведения о любимых словах не могли не навести на справедливую мысль, что вот же у тебя, мирянин и сквернословец, светская жопа, а у него-то не что-нибудь другое, а клерикальная дупа понтифика. Что отнюдь не лишает ее индоевропейских корней. Уж наверняка какой-нибудь задненебный закон звуковых соответствий действует: скифосарматское ЖО переходит в католическое ДУ, что в испанском должно давать Хупа, а во французском Жюпен.
Вот в этот самый зазор между дупой и жопой, в короткий разрыв двух знаков, в мгновенную пустынность редиректов вплескивается к нам миф. Шасть - и поразползся, ты туда и носа сунуть не успел, а там уж все сомкнулось опять крепко сжатыми ягодицами. Тут - дупа, там - жопа. Беспросветно, до следующего раза.

А несколько дней назад вот что было.
Возвращаясь домой по заснеженной тропинке (луна, древесная голь, выбеленные фонарным светом пучки прошлогодней травы и прочая пронзительная поэтика вечерней площадки для высера собак), я вдруг осознал себя ДВИЖУЩИМСЯ ПРЕДМЕТОМ, или же подвижной частью пейзажа, не более и не менее значительной, чем пестрая собака, пьяный абориген и ползущий вдоль дома неопознанный катающий объект автомобиль.
Был счастлив, но молчал и даже не улыбался, лишь поскуливал тоненько где-то на темной стороне собственной утробы.
А когда добрался домой (почти мамоновский лифт на небо, все дела), обнаружил, что ко мне зашел старый приятель, одесский художник Саша Ройтбурд, кАковой (ударение на первый слог - не по делу, а масонства ради, но пусть будет) живет сейчас в NY, а в Москве просто самолета своего ждет. Он принес торт, на котором было кремом написано "Морфий". Ну, то есть, я не знаю, что имели в виду кондитеры-дизайнеры, но выглядела надпись именно как "морфий". Обильные останки торта по сей день покоятся в моем холодильнике, поскольку... эх, не бывать мне Агеевым!
Он (Ройтбурд, а не тортик) там, за океаном, пишет бесконечный цикл стихов под названием "Америка, о". Я обозвал опусы американскими хайками, очень смешной жанр оказался:

и когда полис лайн донт кросс
и когда пис оф арт донт тач
и когда энвелоп донт бенд
человек человеку донт волк
америка
о.

или:

он сказал ему еб твою мать пидерас я твой рот ебал стьюпед
он сказал ему ты пакистанская рожа козел я тебя выебу андестенд?
он сказал ему будешь сосать
иди блядь сюда пидерас пакистанская рожа фак андестенд? фак
он спросил ты хоть что нибудь понял кис май эс пакистанская рожа ебана в рот стьюпед
америка
о

Или вот еще:

тихо восточная речка вечерние волны несет
одна тысяча триста семнадцать пейсатых хасидов
чернеют на мутных холмах вильямсбурга
америка
о

А лучше пойдемте собирать лимоны сегодня ночью.
В садике монастыря кармелиток
я присмотрела чудное лимонное дерево.
Надо побыстрее наворовать лимонов,
а то если как в прошлую зиму выпадет снег - они станут невкусные.
Тушка
(весьма своевременное предложение, на нем и остановимся)

А то еще бываат такой кофе,
его ежли курить - вапще мозга в уху вылетаат.
РЫ, ужасающий.
(Брошено вскользь, на бегу как бы.)

В качестве своеобразного новогоднего подарка презентую всем любителям прекрасного ссылку на Японские ругательства и непристойные выражения. Русская транскрипция островных неприличностей добавляет им бесхитростного очарования. Особо меня восхитила Кэцуноана - жопа то есть. Действительно очень красиво.
С вашего позволения, я буду сегодня изредка вкраплять эти экзотические жемчужины в свою письменную речь. А за переводами обращайтесь по ссылке, круглосуточно.

Кусто (но не классический глубоководный, а произрастающий пушистым мхом-лишайником в гостевой Марата Гельмана) открыл смешной проект на гельмановском же теле. Там теперь любой затраханный белковый организм может прочитать и написать всяческие глупости про смысл жизни.

Я там был, читать особо не читал (ну то есть читал, но недолго, поскольку невозможно это, тикусе!), но написал следующее:

Начать следует с того, что в слове "смысл" всего одна гласная, зато судьбоносная: Ы.
Немцы, например, совершенно не способны произнести звук Ы. "И-и-и-и-и", - беспомощно тянут они, как поросята молочные, ей-богу. Послушав, какую жалобную пародию на наш гордый национальный звук Ы издают оные тевтонцы, я расшифровал для себя мистическую тайну победы русских в ВОВ: это была фонетическая победа, не иначе. Русский солдат, вылезая из окопа, кричал отнюдь не "урра", и уж, тем более, не скороговорку "за-родину-за-сталина". Разумеется, он кричал Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы! И фашистские пули плющились (и колбасились) о его безволосую героическую грудь.
Да, так вот. Смысл жизни русскоговорящего белкового организма можно постичь лишь вслушиваясь в звучание слова. Очевидно ведь, что в одних жизнях есть просто смысл (таких не берут в космонавты), в других смЫсл (это уже вполне себе "загадка русской души"), а есть жизни, наделенные смЫ-Ы-Ы-Ы-Ы-Ыслом. Что само по себе уже достаточно ужасно.
Важно еще вот что. Все остальные звуки в русском слове СМыСЛ являются согласными, поэтому слово для произношения не слишком комфортное. Язык заплетается при попытке произнести (сплюнуть) скомканное это слово, и кармы заплетаются при всякой послеобеденной попытке оный смысл обнаружить и постичь.
Исходя из всего вышесказанного, делаю заключение: следует прожить жизнь так, чтобы никакой скользко-протяжной гадости, именуемой "смысл" в ней не было вовсе. Так будет гигиеничнее.

Тоша в моей гостевой рассказывает:

Во всех языках мира есть одна невидимая буква. Она никогда не пишется, но произносится, правда, обычным ухом ее не уловить. Некоторые слышат ее отзвук, что-то вроде эхо. Она насыщает слова языка настойчивостью и направленностью. Без нее слова теряют смысл и звучат хаотическим набором звуков. У каждого бывает так, что он(а) смотрит в текст и не понимает ни единого слова, или вдруг начинает повторять одно и то же слово много раз, не понимая, что оно вообще означает. Это как раз тот случай, когда люди вдруг забывают про невидимую букву и пытаются понимать слово как набор видимых букв.

Без комментариев.
Лучше непристойность вам расскажу еще одну:

Катри, о чьей первобытной простоте нравов впору слагать легенды, эти невинные распутники, среди коих стремятся проводить каникулы юные граждане Трех Империй, дабы ненадолго очутиться в атмосфере равенства и вседозволенности, бывают чрезвычайно смущены, если в их присутствии кто-то разжигает огонь. В таких случаях Катри стыдливо отводят глаза и краснеют, а речь их становится сбивчивой и невнятной. Они даже могут попытаться уверить удивленного собеседника, что не заметили, как "это" произошло.
Причина такого трепетного отношения к добыванию огня проста: Катри убеждены, что всякий человек состоит в особых, интимных отношениях с неким "огненным демоном"; лишь в результате краткого, но пронзительного любовного акта с этим демоном удается добыть огонь (огниво же они полагают чем-то вроде искусственного полового органа, которым человек вынужден пользоваться, чтобы доставить демону удовольствие). Собственно говоря, только взаимодействия с этим таинственным пламенным существом являются, по мнению Катри, личной тайной каждого; все остальное, в том числе и сексуальные контакты между людьми - события обыденные и случайные, они могут происходить прилюдно, или в уединении, поскольку не имеют никакого значения.

В связи с этим было вот что.
Я, наконец, собрал и довез до "Амфоры" пресловутую КНИГУ НЕПРИСТОЙНОСТЕЙ. Мне ласково объяснили, что без нее КНИГА ПОБЕГОВ не выйдет. Утром непристойности, вечером побеги. Древняя как мир схема. Ну... понятное дело. Унко. Симмата!
В качестве компенсации за моральный ущерб я привез роман Вадима Назарова "Круги на воде" и любезное разрешение автора разместить оный текст у себя, всем на радость. В продаже его пока нет, нет даже сигнального экземпляра (Данилкин для рецензии в "Афише" читал файл, прочие же "доброжелатели" - кусо! - отстрелялись не читая, что стыдно вообще-то). Впрочем, наемные рецензенты, по большей части - Киккакэ, навоз неуместный, ну их в пень. Главное, что у нас с вами право первой ночи с целым легионом ангелов.
Кстати, надо бы теперь еще выпросить про-ангельских текстов: "Укус ангела" Крусанова у меня уже есть, теперь вот Назаров появился. Намечается маленькая, но изысканная коллекция ангельской литературы - что в моем случае странно и неожиданно, но здорово.

Поездка в Питер принесла еще вот какую пользу. Раньше я не знал в точности, что означает выражение "срань господня". Теперь знаю, ибо дочитал я таки (хвала загадочному божеству МПС) "Банан" Михаила Иванова, каковой почему-то назван "романом". Этакий алкоголический "Низший пилотаж", только без утробной, разухабистой наркоманской жути - ибо пьянство вещь бытовая, настоящей жути там нет места. "Банан" - исповедь "семидесятника", жизнерадостно профукавшего свою жизнь, каковую, впрочем, не жалко: за стишки, каковые то и дело воспроизводятся в тексте, на мой взгляд, вообще убивать надо.
Так вот, стало мне интересно, какую критику получил данный овощ. Не поленился, перечитал все, что Яндекс по данному поводу отыскал.
Охренеть можно (и нужно). Симатта.
Беспомощную эту вещицу хвалят все взахлеб (кроме, кажется, скучного молодежного ресурса ОТСТОЙ.РУ, так у них концепция основная - ругацца).
Долго (секунд 40) размышлял я о причинах столь сокрушительного успеха у отечественной критики.
Ну, положим, исповедь богемного алкаша и бабника - истинное счастье для внутреннего вуайериста каждого, это раз.
Два. Михаил Иванов (то есть Банан) - человек, совершенно очевидно, удачливый. Должно же ему было как-то пофартить, любым способом - вот и пофартило. Такие аргументы принимать всерьез как бы не принято, но это действительно очень важный фактор.
И три. Исповедь Банана - это ведь такая индульгенция его ровесникам и собутыльникам, из коих, собссно, и состоит по большей части гвардия литкритиков. Нет лучшего счастья для никчемности, чем обнаружить еще бОльшую никчемность; толпа мужчин среднего возраста, пропивших свою жизнь, выясняет, что кто-то пропил больше, чем они, что похмелья бывают страшнее, а личная жизнь - просраннее.
В потоке чужой жизни чувствуешь себя комфортнее, нежели в своем собственном. Поток чужой жизни, даже настолько беспутной, нелепой и хаотичной, компенсирует беспутность, нелепость и хаотичность собственного потока, - написал по этому поводу мудрый Игорь Зотов в НГ. Все правильно, все верно.

Однако.
Не для того ведь начал я писать о "Банане", чтобы обругать беспомощное письмо симпатичного (сужу, опять же, по впечатлению, оставленному текстом) человека.
Просто (каюсь) углядел хороший предлог анонсировать роман Алексея Смирнова ПОД КРЕСТОМ И ПОЛУМЕСЯЦЕМ, выставленный на всеобщее (весьма локальное) обозрение в обновленном и похорошевшем Арт-Лито.

Вообще, бытовой солипсизм торжествует.

И вот ведь как славно все совпадает. "Банан", написанный в Кащенке, где автор периодически лечится от запоев - записки пациента. "Под крестом и полумесяцем" - записки врача. Оба текста - потоки чужой жизни. Возможно, это новый жанр. Возможно даже, он окажется куда более жизнеспособным, чем все прочие "фикшины" и через несколько лет именно это будут читать в метро, послав куда подальше всякую иную литературу.
Поживем - увидим.

"Я люблю чаек свеженький, горяченький", - заявила заведующая ни с того, ни с сего и замолчала, уставясь в стену незрячими глазами.

И последнее.
Принудительному зайчикованию подвергали кого ни попадя измышленные Митьками люди Ые; принудительному ван-зайчикованию подвергается все живое right now; принудительному рождественскому Ежикованию будет подвергнуто все живое сегодня, поскольку Ежинька написала таки первую часть нашей сказки про путешествие по Внутренней Европе. Нам там, судя по всему, было хорошо, хоть и не дали мне спокойно доесть улитку.
Меня теперь заставляют (насильственно) писать продолжение. Что из этого выйдет - не знаю даже.
По
Гля
Дим.