Чудом обнаруженная в Фонде М. В. Добужинского в Рукописном отделе Национальной библиотеки Литвы им. М. Мажвидаса рождественская открытка (ф. 30, оп. 2, № 1867, л. 4) проливает новый свет на запутанную историю отношений русско-американского писателя В. В. Набокова с З. Фрейдом. По всей вероятности, именно она послужила причиной внезапного порыва страстной дружбы между ними, дружбы, сам факт которой столь тщательно скрывался как ими самими, так и пытливыми исследователями, что до самого недавнего времени она просто не представлялась возможной никому вообще и в частности. К сожалению, по причине природной стыдливости и соображений общественного целомудрия полностью привести текст рождественского поздравления никак невозможно, поэтому приводим его с некоторыми купюрами.
 
Дорогой Зига! 
Позволь поздравить Тебя с Рождеством Христовым, хоть это не Твой (да в эти дни и не мой) праздник. Не мысля уподоблять себя волхву, тем паче, что и Ты - не в хлеву, все же приношу в эти высокоторжественные дни свой скромный подарок - сон. Итак, лежу я зеленой траве, передо мной мужичонка надушенный фиалкой, а внизу у него между вторым и третьим пальцем(...) из амальгамы негоднейшего вещества и всесильной человеческой воли. Потом мужичонка, обращаясь к (...) говорит с легким немецким акцентом, косясь на мой бирюзово-белый бицепс: "Ты, (...) (...)! (...) (...)! Я слишком беден, чтобы подарить тебе коня, но у меня есть чудесный хлыстик с собачьей головкой? Фуй, озорница (...) (...)."
В это время я увидел перед собой маленькую, в белом пушку, бабочку и трех комнатных мух, потянулся было за ними - и проснулся на холодном немецком полу. Каково? И что сделает со всем этим Твой прославленный метод?
До скорых встреч в Новом 1924-м году!
Сиринъ
Берлин, 23 Декабря 1923 г.

Как выяснилось, существует довольно множество историй о сложных и запутанных взаимоотношениях Набокова и Фрейда. Здесь мы публикуем некоторые из них.

Первое удовлетворение

Набоков и Фрейд всегда горячо спорили о первом сексуальном удовлетворении. Дело доходило даже и до драк. Фрейд всегда настаивал, что первое сексуальное удовлетворение бывает связано с принятием пищи, а Набоков обычно с пеной у рта доказывал, что первое сексуальное удовлетворение связано с зажиганием спичек и игрой на барабане.
- Lutsсhen! Lutsсhen! Lutsсhen! - кричал Фрейд и противно чмокал губами.
- Барабан! Барабан! Барабан! - кричал Набоков и старался в доказательство ударить Фрейда по животу.
Иногда ему это удавалось, и тогда Фрейд соглашался, что первое сексуальное удовлетворение происходит от зажигания шведских спичек об шершавую поверхность. Двойственное отношение к этому вопросу прослеживается и в поздних работах З. Фрейда.

Сублимирование

Набоков был физически сильнее Фрейда, но Фрейд много тренировался по системе Шарко и очень часто мог побороть даже К.-Г. Юнга. Хотя, честно говоря, К.-Г. Юнга можно было побороть одним пальцем. Набоков так прямо и говорил: "Я Карлушу запросто одним мизинцем на обе лопатки разложу". И раскладывал. Фрейд смотрел на все это, вздыхал, но тренироваться по системе Шарко не переставал. Сказывалось чисто немецкое стремление к порядку сублимирования.

Позднее вытеснение

В восемьдесят лет Фрейд впервые серьезно задумался о любви. "Вот, старый козел, - ворчал Набоков. - Ему бы самое время об архетипах подумать, а он опять за свое". "Не понимаю, о чем это ты, Вова", - говорил Фрейд, брал лукошко, пробирки и уходил в лес по грибы и кактусы.

Нарцизм

К.-Г. Юнг был широко известен своей склонностью причинять боль своим сексуальным объектам. Однажды он попросил зашедшего к нему Набокова высечь его розгами. "Ты, чего это, Карлуша?" - удивился Набоков. "Нарцизм," - просто ответил Юнг. "Выпендривается", - подумал Набоков и выпорол его с удовольствием.

Подобия и основания

Обычно издали К.-Г. Юнг очень напоминал апельсин. Именно этим обстоятельством Набоков объяснял китайские мотивы в творчестве знаменитого психолога.

Цвет волос и оккультные феномены

По средам Фрейд красил себе волосы в рыжий цвет, а по пятницам перекрашивал в черный. Однажды К.-Г. Юнг не вытерпел и спросил Фрейда о причинах такого странного поведения. Фрейд объяснил. Юнг выслушал объяснение и вскоре написал свою диссертацию "О психологии и паталогии так называемых оккультных феноменов". Ночью к диссертации незаметно подкрался шаловливый Набоков, с рюкзаком, сачком и в скаутской шляпе. И из хулиганских побуждений в названии диссера все "а" переправил на "о", а все "о" на "а". Редактор в издательстве, конечно, удивился, но спорить с К.-Г. Юнгом не стал, а тайком исправил название на "О психалогии и поталогии так называемых аккультных фенаменов". По заведенному в тех кругах обыкновению рукопись попала к сильно потевшему и потому вытеснявшему свое потение в подсознание корректору, который произвел с названием дальнейшие манипуляции, первым делом замаскировав "поталогию" в "патологию". Этот случай нанес Набокову глубочайшую травму, - а то б читали мы "Лалиту"!

Коллективный агностицизм против научного познания действительности

Набоков не знал того, что знал о Юнге Фрейд и о Фрейде Юнг.
Фрейд не знал того, что знал Набоков о Юнге и Юнг о Набокове.
Юнг не знал того, что знал Набоков о Фрейде и Фрейд о Набокове.
Вернадский, наблюдая из-за железного занавеса за всеми превратностями агностицизма, тоже хотел чего-нибудь не знать, но ему это было не дано. Ему дано было обливаться слезами и писать "Очерки геохимии".

В тени забытых девушек

В небольшом швейцарском городе до сих пор жива старуха, которая была знакома с первой женой Юнга. Старуха не знает, что Юнг - великий психолог. Вечерами она морщит свое дряблое лицо и говорит сухим голосом: "Что-то я совсем не припомню, чтобы Анима, еще до их развода, мне что-то говорила о нем..."
И она права:
Кому какое дело, кто психолог, а кто неизвестно кто...

Арфа Видунаса

В молодости по вечерам Фрейд читал Набокову сочинения Видунаса. Набоков плакал, но ничего не понимал, потому что знал по-литовски два слова: "Юнгас" и "Фрейдас". Фрейд тоже ничего не понимал, но не плакал, а убеждал своего собрата по перу понимать сердцем, а не холодным рассудком. Пока Набоков понимал Видунаса рассудком, он писал "Пнин", а как стал понимать сердцем, так сразу написал "Лолиту". Юнг заинтересовался этим феноменом и выяснил, что Видунас практиковал воздержание, вегетарианство, душ Шарко и игру на арфе. "Философия нового времени народилась под звуки арфы и хруст морковки", - сказал по этому поводу Фрейд.

Тотем и табу

Оксфордское воспитание не позволяло Набокову произносить неприличных слов, хотя он, как истинно русский человек, знал их много. Немцы же, чтоб разговор поддержать, говорили ему неприличные немецкие слова, и спрашивали, как это будет по-русски. Набоков молчал, но не краснел - оксфордское воспитание не позволяло. Глядя на всю эту петрушку, Фрейд поигрывал чем-то в карманах брюк и обдумывал сочинение "Тотем и табу".
Вдали бренчал на арфе Видунас.

Защита Лужина

Сели как-то раз Зигмунд с Карлом поиграть в защиту Лужина. Разложили мандалу, фишки расставили.
- Давненько не брал я в руки сабель! - приговарил Фрейд, ставя на кон Эго.
- Знаем мы вас, как вы плохо играете! - отвечал Юнг и ставил Ид.
- Давненько не брал я в руки бабель! - сказал Фрейд, да в то же самое время подвинул обшлагом рукава Суперэго поближе к своей тарелке.
К. - Г. Юнгу только и оставалось, что довольствоваться морковкой, да холодными закусками. Ничего не попишешь: сублимация!

Бабочки и ферзь

- С дуба рухнул старый пень окончательно, - жаловался Юнг, - ни ферзя с ним не взять, ни в дамки пройти: одно, говорит, у вас, мужиков, на уме.
- А мяч в ворота вкатить? - нехотя интересовался Набоков.
- По нему - все то же, - разводил руками Карл-Густав.
- А голкипером? - вскидывался Набоков.
- Ну, это или уж совсем Суперэго задавило, или ориентация та еще, - следовал психоанализ.
Набоков обижался и уходил в лес ловить бабочек.

Сушки и баранки

Садясь писать рассказ из русской жизни, Набоков для колорита и вдохновения расскладывал на столе сушки. Если же дело доходило до повести, в ход шли баранки. Для романов приходилось у той же фрау Крайзер, урожденной Кругловой, покупать самые настоящие калачи.
Сладострастно содрогаясь от собственной скабрезности и порочности своей редукционистской методологии, Фрейд в странных мучных изделиях не мог не усмотреть (как водится, в замочную скважину, да-да!) символическое изображение того теплого и влажного прибежища, к коему неодолимо стремится всякий русский мужик лучшей своей частью.

Сушки и баранки - 2

Юнг же, наслушавшись Видунаса и его арфу, спорил: дескать, сушки-баранки манифестируют архетип мандалы, а появление их на столе свидетельствует о стремлении расколотой русской души не туда, а к целостности. И только современная наука в лице Григория Марговского выявила зависимость структуры набоковской прозы от баранок и калачей - при всей ее постмодернистской пустотности.

 


Unlust 

Powered by Qwerty Networks - Social Networks Developer #1