бабочки, мальвы, благоуханье сена

Это раз

Лето - стрёмная пора разочарований, об этом убедительно свидетельствует Бродский:

Я не то что схожу с ума, но устал за лето. За рубашкой в комод полезешь и день потерян. Поскорей бы, что ли, пришла зима и занесла всё это - города, человеков, но для начала зелень.

Зелень умничка Бродский здорово не любил. Особенно в сочетании с голубым. Что хорошо на тарелке как гарнир для шашлыков и брынзы - совершенно невыносимо само по себе. Само по себе оно - бренность, помещённая внутрь вечности.

По порядку.

Голубое нервирует, будучи пустотой и одновременно "сводом" - тем пределом, за которым мнимая пустота заканчивается и начинает быть пустотой реальной и окончательной. В этой связи зелень нервирует как регулярное, ежесезонное напоминание о нашей грядущей окончательной пустоте.

Теперь представим себе абсолютную пустоту. Место без времени. Собственно воздух. В ту и в другую, и в третью сторону. Просто Мекка воздуха. Кислород, водород. И в нём мелко подёргивается день за днём одинокое веко.

Бедное веко! С живописной точки зрения зелёное на голубом - идеологема безвкусицы. Помню, в детстве услышал фразу (одна дура сказала): "У моей сестры есть вкус, она никогда не наденет красную юбку с зелёной кофтой!". Ага, - думаю. Надо запомнить, что красное с зелёным - это плохо.

Потом оказалось (взять того же Матисса, а ещё лучше - собственный здравый смысл), что красное с зелёным - как раз таки очень продуктивное сочетание. Оно референцирует в серый, а серый - самый лучший цвет в мире.

Напротив, зеленого-с-голубым художники стараются избегать. Ради этого они выискивают в природе "состояния" - те виды естественной освещённости, когда небо максимально неголубое, а зелень - максимально незелёная. Например, вечер. Или утро. Или день, но - полдень. Или когда солнце клонится к закату. Или когда ещё не взобралось в зенит и не набрало силу.

Короче, любое время годится для "состояния", потому что в природе сочетания зелёного с голубым нет.

Оно - чисто умозрительное. Так дети, не умеющие рисовать, но уже знающие названия цветов, берут для неба " голубенький карандашик ", а для травы - "зелёненький". Что называется, "эмпирический акт". А опыт, как известно, - сын ошибок и всякой такой хуйни.

Умничка Бродский умозрительность "зелёного на голубом" подметил в самом главном своём произведении - в "Летних эклогах":

Воздух, бесцветный вдали, в пейзаже
выглядит синим. Порою - даже
тёмно-синим. Возможно, та же
вещь случается с зеленью: удалённость
взора от злака и есть зелёность

Читатель, возможно, поинтересуется, о чём это я тут уже так долго пытаюсь ему втереть. Конечно, о смерти, о чём ещё можно втирать умному человеку. (Кто из нас двоих умный, а следовательно, какой способ управления использован в предыдущей фразе - останется навсегда загадкой.)

…Окраска
вещи на самом деле маска
бесконечности, жадной к деталям. Масса,
увы, не кратное от деленья
энергии на скорость зренья
в квадрате, но ощущенье тренья
о себе подобных.

Старому ипохондрику - шестьдесят. Ура!

Это два

Теперь, поди, читателя от мыслей о смерти за уши не оттащишь. А где смерть - там во всю льётся кровь! И шинельно-голубой фон ей не помеха.

В гостевой книжке Курицына (которую он сам не читает, так что никаких но) полным ходом идёт стихийное написание патиротического романа "Мы окружены". Отдельные неврубные граждане пытаются сопротивляться и оставлять в гостевой свои так называемые "серьёзные" посты. Но их сметает талантливая волна! "Серьёзные посты" помимо своей воли оказываются вовлечёнными в фабулу и очень мило там в ней смотрятся.

Короче, была гостевая, а получилось хорошее и полезное для литературы место. Желающие принять участие не приглашаются, чтобы не сглазили.

НТВ, кстати, достало меня. Полгода у них криминал, мордобой и следственные мероприятия. Шьют Родине мокруху, падлы. Не телекомпания, а околоток. И про Бродского нифига.

Это три

Тому кто первым найдёт в Сети сайт "Литературной газеты", отдам свою премию за победу на конкурсе Тенёта (если не окажется слишком жирной).

Я вот каждый день начинаю с терзания всех поисковиков всеми мыслимыми и немыслимыми запросами. Глухо.

Между тем, в редакции мне сказали, что сайт есть - уже недели две или три. Только не смогли дать его адрес, потому что в выходных данных газеты (бумажной) его почему-то нет. А сайт есть. Где-то.

Вот нам с тобой, читатель, пища для размышлений! На тему "Интернет и Литература".

Это четыре

Свою вторую премию (не знаю за что) я отдам тому, кто мне переведёт на русский язык слово "towerless".

Хе-хе, правильно, "безбашенный". Подозреваю, что существительное было бы "untowerness". Так называется хоум-пейдж моего приятеля - "Тауэрлесс гэлери". Он порекомендовал мне сделать ему рекламу.

Бесплатно! Это была ошибка.

Если серьёзно, Мэн Козлов - человек замечательный. Однажды, когда мне было нехорошо от выпитой водки, он лично поймал такси, дал водиле своих денег и отправил меня домой. И потом позвонил, чтобы узнать, хорошо ли доехал. Я доехал хорошо и уже спал. А он в ответ на недобрый вопрос жены, известно ли ему, сколько сейчас времени, заботливо ответил: "Потому и звоню".

Я ему за это навсегда благодарен.

Карниз чтения

Этот выпуск любимого читателями Карниза посвящен тонкой балансировке на грани дозволенного. Грань дозволенного снова подсказана проклятым НТВ, которое экономично спарило в новостях два сюжета: о шестидесятилетии Бродского и девяностопяти - Шолохова.

У первого в картинке - Венеция, гондолы, Сан-Марко, Сан-Дзаккария и Сан-Джорджо Маджоре. Рейн с Вайлем на кладбище тусуются, то-сё, закусывают. А у Шолохова что? Ряженое казачьё и бескультурье. Антисоветская пропаганда опять.

Так я того - в запасниках порылся-порылся и нашёл наш ответ Керзону! Не с точки зрения Шолохова, правда, но зато с точки Шукшина - тоже на "ш", что наверняка символично. Хороший старинный стих, называется

БАЛАДА НА СУКОТУ БРОДСКОГО

19.05.2000

Нежный как бабочка, податливый как подушка

Это раз

Сижу пишу. По телеку журчат новости НТВ. Солженицын встретился с кем-то там. Репортёрша давится пиететом. Шикарная фраза: "Для такого произведения как Красное колесо, которое писалось 23 года, настоящего достойного его читателя в России пока ещё нет".

Типа, писатель обогнал время на целый круг.

Это два

Рассказ Чувмила про Девять тыщ метров, о котором я писал в прошлом выпуске, на этой неделе, как говорят, "получил критику". В "Дупле" Чернодятлова к Диминой славе примазался обозреватель по прозвищу Санитар.

"Рецензия у него вышла смелая и в двух местах интересная. Во-первых, автор сравнивает метры с Мастером и Маргаритой, во-вторых, называет Мастера и Маргариту "умеренно хорошим произведением, не более". Поскольку склонность Санитара к нестандартным обобщениям и оригинальным оценкам непременно послужит его быстрому восхождению на небосклон "сетературы", считаю нелишним вложить в будущую звезду немного своих активов.

Итак, идеи. Их в рецензии одна. Это научное открытие жанра "бытового мистицизма", вернее, переименование в оный того, что отсталые реакционные литературоведы называют направлением "магический реализм". Гипотеза: "бытовой мистицизм" - это дерьмо. Согласитесь, самоотверженный жест - вот так с плеча зарубить собственное открытие!

Метод доказательства я бы назвал "авто-историко-функциональным" - это типа когда исследователь пишет, какой след оставило произведение в его просветлённом уме. Кусочки чувмиловского текста обильно перемежаются например такими ремарками:

Если подумать, наверное, что-нибудь да придёт в голову, но думать, ей-богу, не хочется.

Что такое ненадежный карточный шулер - не могу понять; может быть, тот, кто обманывает не всякий раз, а через кон?

Абсолютно пока ещё ничего не вижу, рано ты со мной заигрывать начал.

Что толку её просить, - она ж деревянная, а не золотая! Или я сам должен параллели достраивать?

Последовательное неприятие необходимостей думать, достраивать, видеть и понимать представляет автора как убеждённого противника всяких там "феноменологических интерпретаций", заполонивших в последние девяносто лет некоторые не слишком ответственные лит-умы.

Следует горячо поприветствовать столь принципиальную позицию, которая, несомненно, послужит очищению критики от плевел субъективизма и - почему бы нет - вскоре станет краеугольным камнем её подлинно научной школы!

И наконец, особенно радует правильная Санитарова интуиция. Он не голословен в оценках. Выбранный им приём обильного цитирования - это самый лучший способ искоренять. (Не важно что - всё). Я, помнится, использовал этот приём в предпоследнем обзоре - он позволяет, как в кун-фу, обращать против врага его собственные усилия. Молодой Санитар - молодец: на моем ратном пути встречались не последние по известности сетераторы, у которых тезисами "вы просто не разбираетесь в литературе" и "я вам всю морду набью" арсенал боевых приёмов исчерпывался.

Это три

Настоящий кайф этой недели был обнаружен в Тенётах, где я провожу столько времени, что скоро Координационный совет Obsrёvera поставит вопрос о моей профнепригодности.

Кайф действительно настоящий, без подъёба, в том смысле, что Ларисе Володимеровой тоже можно читать. (Кстати, о Ларисе, которая глубоко проникла в мою жизнь. С месяц назад я наблюдал в одной из тенётовских гостевых, как Лёня Делицын и ещё один большой человек обсуждали такой вопрос: кто из нас с Ларисой тупее. Если моё мнение что-то значит, заявляю: тупее я. Лариса мощно уделала меня в своей обсуждалке.)

Итак, кайф. Он у меня со слезами на глазах и с горечью заслуженного поражения. Почему - написано в последнем обзоре, а называется кайф герметически: "Людоедки Темерии, Редании, Аэдирна и Каэдвена любят мужскую плоть".

В связи с поражением задумываюсь о том, чтобы проект "Тенёта-2000" сворачивать, пусть the winner takes it all, как положено. Пора подумать о вечном и подзаняться кармой. Как вы понимаете, какая-нибудь хуйня на такое решение не подвигнет, так что кайф легитимный, не вру, не подозревайте.

Из разряда Большого искусства!

А из разряда малых форм к моим личным кайфам относится знакомство с господами Тяни и Пихаем, художественно умывшим меня в обсуждалке бондаренковского "Букваря" (но не так мощно, как Лариса, конечно). Забавно было оказаться в роли собственного "клиента".

Но, кстати, если подумать, критикам вообще хуже писателей и поэтов живётся. Поэту - что? Описал про цветы и гуляй. Кто поругает, а кто и нет. Похвалят даже. Другое дело критик! Его все только ругают. Он же не про цветы пишет вам, а про то, какие все мудаки кругом…

Опасная профессия, очень вредная для здоровья - на четвёртом месте после курения, альпинизма и футбола. Потому что нервы сильно укорачивает и жизнь сокращает. Бокс - и тот курит по сравненью с литературной критикой!

Был у меня в армии друг-боксёр, так он всё волновался, что от ударов по голове тупым станет. И вот решил встречным образом голову укреплять - выучить побольше стихов. Это, говорит, для памяти, чтоб её не отшибло. И что? Даже недели, бедный, не выдержал. "Всё, - говорит, - пусть отшибают, бля. Сил никаких моих нет это читать!"

Вот же, ей-богу, правда.

Это четыре

И наконец-то долгожданный Конфуз чтения. Или уже был конфуз? Ну пусть "карапуз" тогда. Этот выпуск любимого читателями карапуза посвящён замечательному роману, самоходом пришлёпавшему по электронной почте. Точнее, его от какого-то своего поклонника получила моя жена.

Называется вещица "Баранья отбивная с картофелем" и, как вы уже смогли догадаться, тоже посвящена боксёрам.

Хименес сидел, склонив голову на бок. Его неподвижная большая спина выдавала в нем спортсмена-любителя, многое повидавшего на своем веку. Рядом, слегка покачиваясь и изогнувшись в три погибели, сидела его малолетняя дочь, не столько красивая внешне, сколько притягательная снаружи. Дочь имела смуглую кожу и явно могла претендовать на то, чтобы в будущем достойно показать себя на конкурсе Мисс Гваделупа. Девушку звали Анни-Мария Рохес, она гордилась своим именем, которым нарекла её мать - перед тем, как отправиться на тот свет.

Хименес дотронулся до виска и смахнул неудачно засевшую там слезу. Он вспоминал прошлое, в котором, увы, не было ничего примечательного - две судимости за изнасилования несовершеннолетних в детском саду да убийство немолодого Джона де Боска, по пьяни забредшего в его огород. "Да, тюрьма не место для трусов", - подумал Хименес, вспомнив драку с Большим Хуаном по кличке Ринкон де Бизис.

Впрочем, ссылку я даю не на этот, а на другой, ещё более остросюжетный роман. Я же вам не Ося Брик - воздыхателей жены поощрять! Пусть провалится этот Большой Хуан. А два абзаца воздыхательской прозы, которую я всё же считаю близкой к идеальному письму, используем как загадку:

Где, по-вашему, подыскал Хименес место для своих трусов?

Ну и, кстати, тот другой роман, на который ссылка, надо сказать, ещё ближе к идеальному письму, так что если хотите знать что такое литература и как выглядит идеальное письмо, начинайте читать.

12.05.2000

Превозмогаем позывы

Князь улиток

На этой неделе мы с Викой отравились устрицами. Известно, что устриц едят зимой. Тем не менее, мы съели их на этой неделе, а эта неделя была второй неделей мая, а май - последний месяц весны... И отравились.

Досаднее всего, что я собственноручно накликал на нас эту беду. Собственномысленно. Читатель помнит, как много места было уделено моллюскам в прошлом тенёт-обзоре. Там фигурировали мидии и улитки.

Улитки!

А их панцирь или, если угодно, ракушка - это очевидно даже болвану - является магической моделью Времени и Пространства.

Время и пространство спиралевидны. С течением времени количество пространства увеличивается. С увеличением количества пространства усиливается энтропия.

В нашей точке Большого Взрыва, где стало слишком много разных и порой очень опасных предметов, стали возможны причинно-следственные сбои, именуемые в просторечьи "магией слова" и "наговором".

Стоило мне неуважительно высказаться об улитках, как тут же их ближайшие родственницы (о том, что все улитки и устрицы - сёстры, смотри в том же обзоре) жестоко нам отомстили!

А ведь я знал!..

Знал, что улитки связаны с желудочно-кишечным трактом! Объясняю. В прошлом году случилось мне быть в окрестностях города Пятигорска, недалеко от Ипподрома. Эта глухая местность связана с железнодорожной контейнерной станцией - мне позарез нужно было отправить оттуда контейнер с кой-какими вещами.

В ожидании своей очереди я решил слегка прогуляться по живописным окрестностям, стимулируемый тем фактом, что санитарно-гигиенические нормы тамошнего сортира ни в коей мере не соответствовали моему вкусу.

Пройдясь вдоль живописной лесополосы, я спустился к живописному ручью, струящему свои прозрачные воды средь живописных зарослей черёмухи и дикого винограда.

На мирное журчание ручья и аппетитный запах терпких виноградных лоз со всей округи сползлись мириады больших улиток-виноградниц - именно тех, которых едят в кляре и с сыром прожорливые французы. Движимый как гастрономическим, так и чисто платоническим интересом, я обратил внимание на сей факт. Не обратить было нельзя - слишком долго пришлось искать свободное от улиток пространство (примерно половину квадратного метра) для того, чтобы насладиться на нём санитарно-гигиеническими нормами окружающего пейзажа.

Изящно привстав с корточек, совершив приличествующие случаю манипуляции и даже уже застегнув штаны, я вдруг был поражен следующим зрелищем!

В шаге от меня, на выгоревшей от жаркого южного солнца траве, лежала раковина рапаны.
Типа тех, что на Чёрном море продают курортникам за три рубля "на память". Приставляешь её к уху, и слышно, как "шумит море ".

Откуда взялась рапана в этой уже 250 миллионов лет как сухопутной и даже уже достаточно гористой местности?

И не является ли загадочный (и между прочим хищный) морской моллюск конечной целью паломничества виноградниц? Может, он - что-то вроде улиточного Стоунхенджа?

Наплевав, как всегда, на религиозные чувства улиток, я жадно сцапал рапану и сунул себе в карман. Чтобы водрузить дома на полку, где пылятся - в память о моряцком прошлом - с десяток кораллов, раковин и чучело крокодила.

В память о том, как покакал.

Сейчас рыпнулся к полке - а рапаны нету! Э-ге, - думаю, - э-ге… Ясно, куда она делась. В Пятигорск пополза обратно!

Месть свершилась, и больше я улиточному князю не нужен.

Новости

Новый обзор Тенёт посвящен номинации "сборники рассказов". В силу моей пред- и послепраздничной занятости (и устричности) он вышел коротеньким и ленивым, но всё равно восхитительным - с этим уж ничего не поделать.

С рассказом "Девять тысяч метров" дебютировал в Тенётах известный сетевой авторитет и талантище - Чувмил. Жест красивый: дебют в Тенётах - с дебютным рассказом. Ведь этими самыми "метрами" Дмитрий Брисенко, не будучи ещё маститым Чувмилом, начинал свой, как говорят (и я скажу), "путь в литературу". И было-то это всего три года назад! Вот - обнадёживающий пример для сетевой молодёжи!!! Всем рекомендую участвовать в обсуждении этого знакового события.

Оживает после зимнего сна весёлый альтернативный сайт AKM. Появляются новые тексты, в том числе и бессспорно гениальные. К бесспорно гениальным относится "Букварь" будущего победителя Тенёт Славентия Бондаренко. Наиболее приятное чтение из случавшихся мне в последний месяц, не считая, разумеется, детективов Акунина и любовных писем от розовощёких поклонников и поклонниц.

Минималист Чит всё радует и радует. Его последний хит "И это всё, что мне осталось?" побил все возожные рекорды лапидарности, но я с нетерпением жду от неутомимого Чита новых поразительных результатов. Несколько огорчают наши ребята-хоккеисты, но после того, как уважаемый Нескажу сублимировал мою общенациональную грусть, они тоже скорее радуют, чем огорчают.

Картуз чтения

Глубоко задумавшись, Ребекка стояла посреди кухни. На сей раз она бросила в плошку с солью не две, а четыре унции селитры, и муж ел с аппетитом, но даже при такой пропорции, сердце его будет работать еще несколько недель или даже месяцев, а Ребекке захотелось овдоветь немедленно.

Оставалось только одно средство - спорамин.
Ребекка хранила спорамин в чулане, на самой верхней полке, поэтому ей пришлось подставить скамеечку, чтобы взобраться туда и достать. Склянка стояла в углу, заваленная связками чеснока, прячась не от каких-либо посторонних глаз, которых здесь давно уже не было, а от самой Ребекки Сойер. Как ни гляди, а спорамин был самым настоящим грехом, в то время как селитра, подаваемая на стол незаметно, к тому ж, вместе с солью, даже как бы и не елась впрямую… Ребекка не могла объяснить себе этого, но сердцем чувствовала, что и по-христиански, и по-человечески была более права селитрой, чем спорамином…

Этот выпуск излюбленного читателями Картуза целиком и полностью посвящён последней серии "Снов Тома Сойера". The Last but not the Least - по степени низведения читателя в пучину катарсиса эта серия - очевиднейший чемпион.

Саканский, наконец, вышел на расчётную орбиту, и можно сказать с уверенностью, что проект "Сны Тома Сойера" состоялся. Чтобы не слишком плюхнуться в грязь лицом, я попотею ещё день-другой и вывешу свой ответ к воскресенью.

Следите за прессой.

05.05.2000

Дети хоронят коня

Мелкий кайф

Продолжает откладывать в гостевой ObsErvera ненаглядный минималист Чит:

"Вот тебе от редактора по морде" - тихо сказал сержант и со всей силы двинул кирпичом по нежной коже лица А. С. Пушкина. Вернее, попытался двинуть, потому что Пушкин ловко увернулся, на выдохе сочинил и тут же продекламировал Чудное мгновение, и следующим молниеносным движением с разворота вызвал наглеца на дуэль.
"Что ж, дуэль так дуэль, - прохрипел сержант, - выбор оружия мой". Он протянул Пушкину дуэльный пистолет французского производства, а сам лениво похлопал висящий на плече ППШ. Подглядывавший из кустов Политчук быстро просёк фишку и принялся строчить На смерть поэта.

Вообще, на этой неделе сетевая поэзия понесла большую утрату. В том смысле, что депотенциировался её значительный потенциальный ресурс. То есть, можно сказать, просто понесла и всё. Зацени диалектику, о Читатель!

Долгожданной рубрикой на Observere обзавёлся выдающийся поэт Нескажу. Скоро к нему присоединится многократный чемпион "Конденсатора" Шурик Светов. И наконец, мой собственный восхитительный очередной обзор Тенёт посвящён номинации "сборники стихотворений".

Там же фанаты Макса Фрая, которые, конечно, ни сном ни духом, какой подлый и двуличный у них кумир, могут ознакомиться с Манифестом Макса Фрая, в котором мэтр со свойственными ему тактом и изяществом сравнивает себя с миссионером, поедаемым дикарями.

Светские новости

Я его - Манифест - обдул от пыли и сохранил для Истории, чтобы не валялся зазря в тенётовской гостевой, где сэр-Максу пришлось обороняться от свирепого Воробья.

Вот, помнится, когда в Китае Мао Цзе-дун проводил политику "Большого скачка", каждый крестьянин был обязан убивать в день по сто Воробьёв, чтобы они не жрали задарма рис, и не срали потом на головы людям.

Но, к сожалению, этот в высшей степени разумный и полезный проект не был доведён до конца. Пользователь Интернета Анатолий Воробей ускользнул от китайского гнева и улетел, падла, в Израиль. Там, в жарком климате, он отожрался на талмудистике и каббалистической мертвечине и вырос в большого гнилоядного Стервятника, почитаемого в среде доверчивых рулинетовских недоумков за "умного и со вкусом".

Эта скотина много раз встречалась мне на моём победоносном пути, и теперь, когда она навсегда сметена с него мощной струёй сэр-максиного интеллекта, мне стало как-то грустно и одиноко.

Надо беречь врагов. Их в наше время очень непросто достать, особенно такому благовоспитанному человеку, как я.

Кайф окаменелый

На заштатном сайте Современная русская литература с Вячеславом Николаевичем Курицыным (чем незначительнее сайт, тем длиннее его название) начал публиковать свою новую Глыбу скандально известный в конце прошлого столетия писатель Владимир Георгиевич Сорокин. Оказывается, он ещё жив.

Пока доступен только один отрывок из этой глыбы, которая будет скромно, но с достоинством называться "Пир". Остальных частей мы вряд ли дождёмся, прежде чем издательство не всучит доверчивым офф-лайновым лохам достаточное количество дорогостоящих бумажных пир-экземпляров.

Любовь Владимира Георгиевича к кулинарии общеизвестна. В попытках занять достойное себя место в Истории он очевидно ориентируется на знаменитую "Книгу о вкусной и здоровой пище" (литературный аналог любимого Владимиром Георгиевичем фильма "Кубанские казаки"), и это со всех сторон очень правильно!

Кто не зачитывался в детстве "Книгой о пище" - тот не способен создать "вкусного" текста - такого, чтобы физиологически приятно было читать. Также не способен к писательству тот, кто не имеет вредной привычки читать во время еды (и жрать во время чтения).

Замечательным примером того, как мотив еды поднимает литературу до уровня высокой чувственности, является Андрей Васильевич Колотилин. Читая в детстве "Повесть о настоящем человеке", он обычно мастурбировал в тот момент, когда Алексей Маресьев поедает в лесу ёжика, - зацени архетипизм, о Читатель! Синонимические эмоции испытывал и маленький я, когда в фильме "Козерог-1" негр жрал в пустыне змею. Мифо-семантика ежей и змей как символов "нижнего" мира не нуждается в комментариях. Не случайно в "Песне о соколе" гуманистическая традиция всегда симпатизировала Ужу.

О достоинствах опубликованного отрывка "Пира" можно сказать, что он утомителен, как всё, что читается с монитора, а его автор с полным основанием может вослед Шолохову утверждать, что, мол, "одной ногой стою в постмодернизме, а другой - в могиле".

Но не будем выёбываться - похлопаем.

Пылесос чтения

Этот выпуск любимого читателями пылесоса посвящён проблемам авторского права. Вот какую леденящую кровь историю рассказал в гостевой ObsErvera Серёжа Саканский:

С этим Чуковским был такой случай. Два года назад мы с одним моим другом принялись издавать детскую газету Бибигон под эгидой холдинга Совершенно Секретно (Но о мертвых только хорошее, это я про Боровика) Так позвонили этой Юлии Цезаревне, или как там ее, - внучке, говорим: Юлия, говорим, цесаревич, мать вашу и дедушку, то есть, я имею в виду эту внучку Чуковкого, Корнейчукова. Мы говорим: можно мы просто так слово Бибигон вашего дедушки будем как название газеты использовать? Хорошее же слово, многим детям известное. За это мы обязуемся в каждом номере на первой полосе публиковать портрет дедушки и отрывок из его произведения со ссылкой. Нет, говорит, нельзя. Вы бабки давайте, бабки сразу, суки, место ваше у параши, бабки ёб ваших матерей до седьмого колена и немедленно с моим литературным агентом свяжитесь, чтоб какие-то шмакодявки там бибигон, нет, бабки, бля, мне насрать, бля, что вы только начали, займите, ебеныть, мне насрать на всех детей ваще, бля, бабки Ну, позвонили в это агентство. Там говорят: это всё конечно хорошо, что вы там слово Бибигон хотите, но видите ли. Деньги давайте. Продумаешь, не раскрутились ещё. Никаких патом, бля, бараны ёбаные. Бабки бля, казлы, бабки давайте, мать ёб, казлятина. Паяльник в жопу бля. Боровик тогда немножко сдрейфил, покойник. Слово Бибигон нами в СС было уже порядком раскручено, ибо номеров 8 газеты уже вышло. Хорошая такая газета была, добрая детская газета, полноцветная и без всякого там языка Cool-girl, без всякого заигрывания с наркоманами, просто детская газета на русском языке, которую Чуковский, будь он не в гробу, не перевернулся Так Боровик на всякий случай газету закрыл а нас (6 человек штатников и человек 20 моих внештатных писетелей) нахуй послал. Потом сел в какой-то раздолбанный алюминиевый самолет. Нет бы в Киев поездом поехать, или нормальным рейсом в Борисполь як40, или с быкова в жуляны ан24, хуй вам, мне свой самолет нужен, чартерный, пусть хуёвый, но мой. Ну, и ёбнулся этот хуёвый самолет. Хорошо, что нас перед этим нахуй, а то может быть в этом или таком же самолете коллектив детской газеты весь полетел бы, допустим, на конференцию с чернобыльскими детьми. Кстати, в тот самый день, когда Боровик ёбнулся, Дикий Коля в москву туда же прилетел, на Шереметьево, и все это видел зрелище. Вечером того же дня и рассказал. Мир - он тесен, ёбмать. В мире всего несколько человек.

Очевидно, что их четверо. Сал, Йон, Бер и Рош.

Неприятность

Связана с появлением в тенётовских "Интервью со звёздами" моего любименького кумира Миши. Укатали сивку медные трубки. Аннигилятор тупого бездарного человечества, мужественный терминатор-телескопист предстал перед восхищёнными поклонниками в дурацком хемингувеевском свитере и шерстяных носках (чтобы не холодно было лезть через Финский залив по льду).

В обсуждалке интервью Миша невеличественно заботится о качестве фотографий и о концептуальности цитаты, вынесенной в шапку. В самом интервью похваляется сожжением портрета Л. И. Брежнева в третьем классе и перечисляет какие-то "к сожалению, не сохранившиеся" когнитивные артефакты - в духе всех этих каэспешных придурков-стругацковедов, к виду которых (не к семейству) Миша себя причислил…

Это так ужасно, я плачу…

Кроме внушающей гормональное доверие фотографии девы-интервьюерши Люц, всё в этом интервью, не исключая богородичного портрета самого Миши - предательство и говно. Разве об этом, Миша, мы с тобой мечтали у Бабьего яра, в катыньском лесу и в небе над Вуковаром?

Распял ты себя. На глазах у сыто рыгочущей толпы. Свисая с перекладины, смотришь теперь в бессмысленные её лица, хотя хули тут бля смотреть, когда уже, образно гря, язык на боку, и никакой пидор не даст смоченной в уксусе губки, и в магнитофоне кончилась пленка - смотай!

Нет, когда, мыля обмылком судьбы, слава ставит раком для последней етьбы, и наставив чёрную воронку фотоаппарата, презрительно разрешает: "Можете отвернуться!" - нужно, гордо сглотнув слюну, отвечать ей прямо в лицо: "Раком, пожалуйста, только раком!"…

Лев Пирогов