В журнале "Знание-сила" # 9-10 за этот год начали публиковать "Паутину" Мэри&Перси Шелли, заботливо снабдив ее моим предисловием. Собственно, текст этого самого предисловия я и собираюсь предложить вашему вниманию: в целях наглой и неприкрытой саморекламы, злостного лоббирования интересов виртуальной сестренки Мэри, а также по причине полной невозможности написать этой ночью что-нибудь новенькое (на часах 3.33, а вставать, как ни крути, придется утром).
Прежде всего, полагаю своим долгом оповестить все прогрессивное человечество: Мэри Шелли - не "та самая". Перси Шелли - тем более не "тот, который". Знаменитые супруги Шелли, жившие в Англии XIX века (этот "доисторический" Перси прославился как поэт и духовный кузен Байрона, а его супруга Мэри подарила восхищенному человечеству доктора Франкенштейна) к роману "Паутина" никакого отношения не имеют. Будем считать, что они просто случайные тезки. Супруги Шелли, написавшие "Паутину" - личности в высшей степени виртуальные. Объяснять, что такое "виртуальная личность" я, пожалуй, не буду, поскольку в романе "Паутина" есть превосходная глава, посвященная исключительно теории виртуальной личности, которую вам еще предстоит внимательно прочитать. Поэтому ограничимся официальным заявлением: наша Мэри Шелли никакого "Франкенштейна" отродясь не писала. Зато у той Мэри Шелли, которая придумала "доброго доктора" Франкенштейна, никогда в жизни не было ни тетки в Саратове, ни, уж тем более, возможности подключиться к интернету. Поэтому ее даже немножко жалко...
Ну вот, с личностями, кажется, разобрались.
Сейчас ведется немало споров: является ли "Паутина" первым романом об интернете, написанном по-русски. Некоторые полагают, что не является, поскольку первым был "Лабиринт отражений" Лукьяненко. Это утверждение можно оспорить по многим пунктам, но мне не хотелось бы разжигать новый виток бессмысленной полемики: как бы там ни было, одно можно сказать с абсолютной уверенностью: "Паутина" - первый роман об интернете, написанный виртуальным персонажем. И эту пальму первенства у прекрасной Мэри вряд ли кто-нибудь оспорит.
Признаться, я ожидал, что первый русскоязычный "производственный роман" об интернете окажется чуть ли не сплошным гипертекстом. Хренушки: это просто текст. Что к лучшему: будучи напечатанной на бумаге (а именно в таком виде, насколько я понимаю, вы его и будете читать), "Паутина" не понесла ни одной скорбной утраты смысла.
Неоднократно обжигавшись при чтении сетевой литературы, я опасливо предполагал, что обещанный "культовый роман" всея сети русской окажется чем-то вроде концерта художественной самодеятельности для более-менее узкого круга посвященных. И ошибся. К счастью, конечно. "Паутина" не нуждается в снисходительном отношении: это более чем качественная вещь, которая так и просится на бумагу - не в порядке "гуманитарной помощи талантливым ребятам", а просто потому, что ее публикация сделает честь любому издательству, специализирующемуся на массовой литературе. Прежде всего, это просто увлекательное чтение (комплимент в устах человека, почти забывшего о том, что существует чтение ради удовольствия, весьма увесистый). Скажу больше: даже я, замордованный вечным цейтнотом, прочитал ее от начала до конца. Очаровательная, ироничная (и, что самое забавное, весьма достоверная) антиутопия, из каждого абзаца которой мне с заговорщическим видом старинного приятеля подмигивает автор - живейшее свидетельство того, что "Паутина" - роман все-таки не столько "цеховой", сколько поколенческий (ну вот, докатился до казенной терминологии на старости лет!). Ничего не попишешь: именно на страницах "Паутины" я обнаружил строки, которые вполне могли бы стать манифестом нашего поколения - если бы нам требовались какие-то дурацкие манифесты, чего с нами, хвала аллаху, никогда не случится!
"Я всю жизнь старался ни к чему не прикрепляться особенно сильно: ни к людям, ни к городам, ни к работе. Забираясь поглубже в воспоминания детства, я видел, откуда происходит эта отчужденность. Слишком быстро прошел тот светлый период жизни, когда родители кажутся самыми большими, самыми умными и самыми красивыми людьми на свете. Уже в школьном возрасте я видел, что мать - обычная истеричка, далеко не умная, но настойчивая в своем желании контролировать все вокруг... или хотя бы в своей семье. А отец - замкнувшийся в себе пьяница, в котором погиб художник. Но при всех ссорах и постоянной нервозности, их союз был крепким, как симбиоз водоросли и гриба в лишайнике. Ее окрики и его окурки - чем дальше рушился мир вокруг них, тем крепче была эта связь, основанная на простом психологическом дополнении, которое иногда называют любовью. В свою сеть они пытались затянуть и меня. "Зачем ты закрываешься в комнате? Что ты от нас прячешь?" - кричали они. А я, тогдашний школьник, не мог понять, чего они хотят: ведь я ничего не прятал, я просто читал "Последнего из Могикан" и не хотел, чтобы мне мешал их шум с кухни. С годами я учился "закрывать дверь" все лучше и лучше: я не проживал больше года в одной и той же комнате общежития, я не имел друзей - да-да, как герой Лермонтова, я имел лишь приятелей, но не друзей, у которых плачутся на плече. Я ненавидел все эти русские "разговоры по душам", эти пьяные кухонные "ты меня уважаешь?", когда выворачивают свое грязное белье друг перед другом, заставляя тебя делать то же самое, заставляя связываться с другими таким сомнительным "душевным родством"."
Впрочем, многочисленные прикольные "шифровочки" "для своих" все же переполняют текст как изюмины в кексе, испеченном щедрой хозяйкой. Собственно вся "Паутина" - одна большая "шифровка", отправленная пианисткой Кэт- пардон - Мэри! - на Большую Землю. Именно по этой причине я не ограничился собственным драгоценным мнением, а обкатал "Паутину" на парочке добровольцев, каковые в сеть не заходят, а посему совершенно неспособны испытать бурную радость узнавания при упоминании, к примеру, "вернеровского робота Мистер Смех", или лекций Лебедева по "урловодству" и Мирзы Бабаева по искусству сновидения. И почему "Лабиринт отражений" Лукьяненко написан в стиле "фидорпанк", не понимают. Думают - опечатка. Оказалось, что "Паутина" идет как по маслу, хотя отдельные абзацы (вроде пародии на "Вечерний Интернет" в пятой главе) все-таки вызывали у моих подопытных коротенькие приступы зевоты. Так что теперь я совершенно уверен, что необходимый "кандидатский минимум" для получения удовольствия от чтения "Паутины" - знакомство с "Балладой о Добром Робине".
Кстати, на месте крупных отечественных провайдеров я бы подсуетился с изданием "Паутины" на бумаге: чем черт не шутит, вполне могла бы получиться недорогая, но эффективная рекламная кампания! Я почти уверен, что некоторые участки текста вполне способны спровоцировать валандающуюся по офф-лайну молодежь на массовую закупку недорогих модемов-
А пока приобщайтесь к живой классике российского интернета на бумаге, господа читатели!
P.S.
Напоследок я хочу выразить официальную благодарность авторам за изобретение и популяризацию гениального термина "худл" (впрочем, за время пребывания в моей голове он непреднамеренно обогатился лишней гласной и превратился в еще более уничижительное, но мелодичное "худло"). Я абсолютно убежден, что наш брат, пишущий прямоходящий примат, должен знать слово "худло", повторять его как мантру и не забывать о нем ни на мгновение. Наилучшая прививка от головокружения: "Чем занимаешься?" - "Да вот, худло варю потихоньку!". Самое смешное, что при этом необходимо столь же дисциплинированно помнить об ангеле, который стоит за твоим плечом, пока - да уж, пока "варится худло", лучше и не скажешь! И если удастся примирить в своем сердце два этих образа, возможно, вы сумеете удержать равновесие и пройти по лезвию бритвы. Уцепившись только за "худло", или только за "ангела", вы неизбежно окажетесь в пропасти. Другое дело, что подавляющему большинству пишущего населения пропасть сия кажется уютным местом, в котором не грех скоротать жизнь - другую, но это уже проблема иного порядка.
