Читатель - обыватель, поэт - человек

В диалоги Соломона Волкова с Бродским застоявшиеся от безделья мозги вонзаются как нож в масло. Почти с брызгами. Много информации, много забытых или неизвестных деталей, необычные повороты мысли. Продолжая съедобную тему - бульон культурный, конденсированный. Хорошо, думаешь, что нашелся человек, который так всерьез покопался в хорошем поэте-современнике, что особенно ценится, так как поэт уже представился ("Царство ему небесное" - как говорит в "диалогах" Бродский почти о каждом упоминающемся покойнике). Теперь мы знаем, что он думал по этому поводу, и по тому. Сам Волков нейтрален, он только направляет беседу, никак не противореча Бродскому, не давая никаких комментариев. Выходит скорее монолог - сильный, умный, эмоциональный. Действует как хороший роман: позвляет идентифицировать себя с героем. Биография Бродского - сказка о Золушке - образования никакого нет, всем обязан только своему уму и поэтическому дару. Столько препятствий на пути к свободе - аресты, ссылка, дурдом. Друзья Бродского становятся твоими друзьями, враги - сволочи и дрянь.
Хороший роман отличается от плохого тем, что его исход невозможно предсказать. Так вот, "Диалоги с Бродским" - хороший роман. Потому что ровно в середине книги читатель упирается лбом в стенку. Это нейтралитет Волкова дал небольшую течь. Буквально на секунду - дальше все идет по-старому. Но этого достаточно, чтобы сюжет развернулся самым неожиданным образом. То есть потом, постфактум, уже начинаешь припоминать, что что-то и раньше было в тексте подозрительное, как когда узнаешь о человеке, что он сошел с ума, сразу вспоминаешь, да, действительно, водились за ним некоторые странности. Вот этот отрывок:
Бродский: Вы знаете, интерес к биографиям - и, в частности, к биографиям поэтов - зиждется на двух обстоятельствах. Во-первых - биография - это последний бастион реализма. Да? В современной прозе мы все время сталкиваемся со сложной техникой: тут и поток сознания, и его разорванность, и так далее. Единственный жанр, в котором обыватель...
Волков: Читатель...
Бродский: Это синоним... в котором он еще может найти связное повествование от начала до конца - глава первая, вторая, третья - это биография. Во-вторых, в нашем секуляризованном обществе, где церковь утратила всякий авторитет, где к философам почти не прислушиваются, поэт видится как некий вариант пророка. Обывателем...
Волков: Читателем...
Бродский: ...поэт рассматривается как единственно возможное приближение к святому...

И тут же мне припомнилось, как Бродский рассказывает о влиянии, которое на него оказала Ахматова - не в поэтическом, в человеческом аспекте, а дальше :
Если говорить о том, кого я нашел и кого потерял, то я бы назвал трех: Анна Ахматова, Оден и Роберт Лоуэлл.

Вы понимаете, о чем я. Человеческое влияние на Бродского оказывают только поэты. Читатель=обыватель. Поэт=человек. Но мы-то с Волковым читатели, нам обидно.
Бродский, конечно, это не сам придумал. Давным-давно поэты противопоставляют себя толпе. Диссиденты рифмы, мазохисты слова, они рады своим страданиям, одиночеству и гонимости. Маяковский, не первый, но пламенный пропагандист исключительности поэта, очень подробно нам объяснил, кто мы такие и куда нам отправиться. Некоторым даже нравится такое отношение. "Fuck you!" - кричал Джонни Роттен из "Секс Пистолз" в публику. "О-о-о!" - одобряла она.
Можно, конечно, и стерпеть. Не каждый день приходится общаться с поэтами и прочими творческими людьми. Но существование любой элиты, в данном случае, группы людей, осознающей себя как нечто исключительное, вызывает желание туда попасть. Таких желающих - море. Вот и замечаешь вокруг людей, которые тужатся, тужатся... А когда попадают наконец в это избранное общество, начинают бояться: "Или я не самый великий?" Если и пишут что хорошее, то только в те моменты, когда страх отступает. А если не пишется - очень неуютно. Бродскому неуютно, сам сказал. И поэтов оценивает не "нравится - не нравится", а "плохой-хороший", то есть не субъективно, а как бы объективно. Действительно, чтобы занять в иерархии место, эта иерархия должна существовать, значит нужно своей оценкой внести посильный вклад в ее создание.
Конечно, nobody's perfect, или по-русски, у каждого свои тараканы в голове, и даже самые талантливые люди имеют свои слабости. Но эта слабость какая-то заразная.
Волков приводит слова Льва Гумилева, сказанные матери -Ахматовой после отсидки: "Тебе было бы лучше, если бы я умер". Лучше, как поэту, имеется в виду. Было бы откуда черпать вдохновение. Был бы творческий импульс, писались бы стихи и надолго пропало бы чувство "неуютности".
Поэт черпает вдохновение в боли, своей и чужой, в болезнях и смертях. Каждый стих - это инъекция, читатель получает дозу, страдает вместе с автором, а потом возвращается в мир, обновленный. Но обновление длится столько, сколько действует наркотик, а потом - опять приходится браться за книжку. И, конечно, в таком бизнесе лучше быть поставщиком, чем джанки: так имеешь прямой доступ к источнику вечного кайфа. А если уж ты не попал в число избранных - молчи и кланяйся.
Импульс поэта на 90 процентов состоит из попытки стать великим или попытки удержаться на уже занятом постаменте. Это не тупое желание денег или славы. Все-таки импульс творца этим не исчерпывается. Человек творческий хочет стать пророком, "разговаривать с богом", найти оправдание своему существованию. Причем, не прилагая никаких особенных усилий. Потому что для человека творить, переосмысливать реальность - естественный процесс. Все, что человек поглощает - в прямом и переносном смысле рано или поздно выходит в переработанном виде. А если не выходит, опять-таки в обоих смыслах, - вызывает чувство "неуютности". Смерть или болезнь близкого человека служит для поэта своеобразной клизмой.
Если считать, что психическая энергия входит в человека, перерабатывается в нем и выходит измененной, то есть два способа переработки - засорение и очищение. Они не существуют в чистом виде, обычно в творчестве они сочетаются в пропорции, зависящей от творца.
Засорение - случай, описанный выше, поэт черпает вдохновение в своей болезни, обычно психической. Соответственно, чем более человек болен, тем сильнее меняется реальность, проходя через его восприятие. Успех таких вещей объясняется просто - то произведение искусства, которое наиболее сильно переработано, наименее напоминает реальную жизнь каждого, вызывает максимальный интерес публики. Примеры - Рембо, Бодлер, Достоевский.
Очищение - очень редкая вещь. Даже у самых светлых поэтов этот процесс занимает скромное место. Человек воспринимает реальность, руководствуясь некоторым высшим порядком. Порядком, при котором человек и мир находятся в гармонии. Так бывает у Пушкина, Заболоцкого, Фета.
Ценность творца определяется тем, есть ли в его стихах эта гармония. Может ли он хотя бы временно освободиться от болезни, страха провала и суеты внутрицеховой конкуренции. Бродский, конечно, мог.

Василий Худков