19.03.2024 




Вы можете не умереть
Михаил Батин, Алексей Турчин
10.12.2013- 15.12.2013

Вы можете не умереть





«Трасса М4. Ростов - Москва» / Современное искусство Ростова-на-Дону





Лес/ Современное искусство Краснодара





Культурный Альянс. Проект Марата Гельмана

Главная | Контакты | Поиск | Дневник М. Гельмана
Русский | Deutsch | English


























Живопись


Юрий Альберт

31 марта - 14 апреля 2004 года



«Завоевание или игра, бесчисленные любовные увлечения, абсурдный бунт – все это почести, которые человек воздает собственному достоинству в ходе войны, заведомо несущей ему поражение».
Альбер Камю

Неудача, провал, заведомая обреченность на неуспех, пораженческая политика художника вплоть до намеренной идиотизации собственной профессии – эти темы и стратегии активно разрабатывались на рубеже столетий как в отечественном, так и (прежде всего) в мировом изобразительном искусстве. Причин подобного пессимизма отыскивается целое множество, от географических (исчезновение соцлагеря) и политических (панамериканизм под лозунгом «глобализации», кризис «левого» движения) до сугубо внутрихудожественных (спад арт-рынка, неуспех широко заявленного «восточного» радикализма). Однако представляется, что для искусствоведческого дискурса более плодотворным будет сосредоточение не столько на внешних причинах, сколько на внутреннем смысле самого явления.

Поражение – в чем? Относительно каких попыток заведомо предрекается неудача? Очевидно, речь идет о самой природе творческого акта, и его способности создать что-то конгениальное миру, в результате чего происходит наделение произведения искусства или творческого жеста собственной значимостью и уникальностью. Исключительность – в этом и проигрывают художники. А потому формула поражения – в антониме уникальности, который применительно к нашему случаю возможно сформулировать как «ВСЕ ЭТО УЖЕ БЫЛО».

В отношении к субстанциям и методикам, использованным в проекте Юрием Альбертом это верно вдвойне. И темы пепла, крови и фекалий, и непосредственное использование первого, второго и третьего были в искусстве несметное количество раз – наверное, столько же, сколько выражение «говно» применялась по отношению к произведениям. Видимо, это и есть природа «последней правды тела» – бесконечное повторение в вариациях, как и бесчисленные парадигмы смерти.

В этом и смысл поражения, которое преподносится нам в проекте Юрия Альберта. В рамки «вечного» и «уникального» (произведения искусства) заключено заведомо преходящее, лишенное всякой индивидуальности – тлен, прах. Но новизна – в подаче проблемы, в смиренной констатации и отсутствии драмы в классическом сюжете «мементо мори». Эта интонация предстает здесь достаточно неожиданной, если обратить внимание на формальный пластический язык, ибо речь идет о совмещении двух направлений, издавна воюющих: минимализма и акционизма, начало которому было положено в эпатажных выходках дадаистов.

Сегодня эта оппозиция не представляет былой остроты и драматичности, но в свое время, на момент зарождения концептуализма, ситуация была очень острой. Минималисты дада ненавидели, как только идеалисты и могут ненавидеть иронический релятивизм, и отзвуки этого противостояния Бенджамин Бухло усматривает в концептуализме, разделяя два отдельных направления в концептуальном искусстве – то, которое произошло от минимализма, и то, родоначальником которого был дадаизм. Ситуацию с этим противостоянием можно сравнить с той, которая возникла вокруг творчества Людвига Витгенштейна – поклонники его «Философского трактата» не понимали, как можно было потом так «изуродовать» первоначально стройную теорию, в которой со всей очевидностью была представлена исключительность и уникальность языка науки. Для идеалистов от науки это было все равно, что для верующих разменять образ Богородицы на бесконечных матерей с младенцами. Или как для приверженцев «духовности» в более широком виде представить образ Беатриче сонмом разномастных симпатичных девиц. В метафизике неистребим идеальный образ человека, от него не отделаться простым перечислением разных людских типажей.
Однако существует анекдот, что у друга, к которому идут на день рождения, уже «есть одна книга» и потому книг больше дарить не нужно. То есть в отличие от человека претензия книги на уникальность представляется нелепой. Эта ситуация смешна, как претензия на знание «всего»: идеальная книга не представима, книг есть и будет бесчисленное множество. С течением времени их содержание как бы уплощается и сводится к корешку, к названию, а сюжетные коллизии смешиваются в памяти и истлевают.

С этой мысли два года назад и началась серия, первоначально именовавшаяся «Мои любимые книги», в которой Юрий Альберт, подобно средневековому алхимику, из смеси пепла от книги и акриловой эмульсии создавал геометрическую живопись, претендующую на идеал. Как можно убедиться, превращения субстанции в золото не произошло, и многочисленные прямоугольники различных оттенков напоминают мутные засвеченные фотоснимки. Проекции книг на холст повлекли за собой и прочие проекции – крови и отходов жизнедеятельности – будучи точно также старательно собраны, смешаны с эмульсией и размазаны, они представляют собой точно такие же прямоугольники, только другого цвета. И название серии теперь расширено, теперь это все – «Живопись».

Серые, бурые, коричневые прямоугольники - словно бы тени от разных фигур, которые в одной проекции похожи одна на другую. Это не классическая концептуальная схема в духе Кошута, предлагающий три ипостаси предмета по лингвистической триаде: означаемое – означающее – вещь (стул – его фотография – его описание). Здесь – ряд сплошных означающих, как в четверостишии Скаррона о загробном мире, которое приводит Юрий Тынянов: У тени скалы / Я заметил тень кучера, / Который тенью щетки / Тер тень кареты (фр.).
Потусторонний характер подчеркивается и эпиграфом авторского текста, и заявленным форматом: стороны прямоугольника заданы высотой и шириной плеч фигуры художника. А в сплошь затекстованных рядах серии «Живопись» предстают транскрипции трех основных ипостасей человеческого существа: его физиология, его страсти и его творчество (интеллект).

Однако при всей печальности работ Юрия Альберта, здесь присутствует и определенная доля милосердия, которым автор делится со зрителем. Ведь если схема Кошута распространялась и на трехмерный мир, то здесь пространство вне картины – свободное. Картины картинами, но мы-то живы! Понятие «пустого центра» московской концептуальной школы, приверженность которой очевидна в проекте «Живопись», дает возможность помыслить здесь некоего центрального героя, не тождественного своему отражению в языке культуры. И это показывает экзистенциальный характер традиции московского концептуализма – помыслить свой конец, свой полет, уход, исчезновение дает возможность «обратного» взгляда, оттуда – в сегодняшний день. А это значит освободиться, наконец, от метафизики и попытаться жить настоящим.

Евгения Кикодзе



















Главная | Контакты | Поиск | Дневник М. Гельмана



copyright © 1998–2024 guelman.ru
e-mail: [email protected]
сопровождение  NOC Service




    Rambler's Top100   Яндекс цитирования 





 










Powered by Qwerty Networks - Social Networks Developer #1