2007 год оказался для Анатолия Осмоловского необыкновенно щедрым в плане социального признания. Его произведения были показаны в рамках Двенадцатой кассельской Документы, а в конкурсе на соискание премии Кандинского он был назван лучшим художником года. Этот успех был вызван упорными художественными изысканиями в области формального языка изображения, которые автор вел на протяжении последних лет. И серия "Без названия", условно называемая "Хлеба", вызвавшая столь высокую оценку международной публики и профессиональной критики, явилась своего рода кульминационной развязкой того своеобразного пластического сюжета, который выстраивался автором в течение четырех лет.

Позицию, которую обозначил Осмоловский, избрав областью своих интересов "молчащую", почти абстрактную скульптуру, можно с полным правом назвать нонконформистской, ибо это откровенное противостояние ведущему коммерческому мейнстриму начала столетия – развлекательной, с элементами соцреализма, психоделики, эстетики глянцевых журналов и телешоу, "новорусской живописи".

В своих скульптурных сериях художник занимается проблемами уникальности и тиражности, до-индивидуального, неличностного начала телесности и энтропии, грозного спутника художественного развития и в целом творческой деятельности человека.

Пластические образы, которые показывает Осмоловский, всегда амбивалентны: в серии "Хлеба", помимо очевидного прототипа, можно видеть также неорганическую материю, например, изъеденную временем каменную кладку, или биологическую пористую поверхность – как кожа, "следы, оставленные свиными рылами и печень животных" (Ж. Делез). Отличие этой серии от предыдущих, ее подлинный драматизм – в том, что скульптура лишается поверхности, точнее, поверхность начинают бороздить такие глубокие морщины и трещины, которые нарушают привычное восприятие скульптуры как замкнутой формы. На первый план выходят поры, отверстия, дробящие единство образа и засасывающие взгляд внутрь. При этом художник отнюдь не использует естественные фактурные особенности рыхлых поверхностей, органической или неорганической природы. Рисунок резьбы обработан на компьютере и строго симметричен, что, однако, делает его ничуть не менее устрашающим – симметрия характерна и для человеческого скелета, архетипа ужаса и потусторонности.

Объекты Осмоловского делают наглядным тот факт, что наиболее тревожной для человеческого восприятия является не иррегулярность формы, а ее "сквозной" характер, дробность и отсутствие единственной интерпретации. Тем самым в уютный глобализированный мир, надежно замкнутый в оцифрованную упаковочную пленку готовых образов, возвращаются сомнение и печаль.