| АВТОР
Император Вава, ударение на втором слоге. Он же Владимир Александров. Родился в 1962 году. В середине восьмидесятых недолго учился на философском факультете МГУ. С 1989 года регулярно участвует в выставках и художественных мероприятиях в самых разных местах: от галерей в Беляево, Вене и Санкт-Петербурге до морга в клинической больнице N50, московского хладокомбината "Айс-Фили" и грота в Александровском саду.
Жанры: живопись, хэппенинг, акция. Известность приобрел как стойкий мазохист, игравший горящими руками в горящие шахматы, вырезавший на своем теле скальпелем узоры и разнообразные символы и зашивавший себе рот суровыми нитками.
Многие акции осуществлял совместно с О.Мавроматти и в составе художественной группы "Секта абсолютной любви".
ВЫСТАВКА
Восемь комплектов фотографий, запечатлевших наиболее радикальные акции Императора.
Шестнадцать работ (холст, масло, 30х30 и 40х40 см), обрамленных колючей проволокой. В центре каждой - популярный знак, отсылающий к той или иной культурной системе (крест, свастика, цифра 21, инь-янь, пацифик и т.д.). Вокруг каждого знака - схематические изображения императорских корон.
АКЦИЯ
Автор (черная футболка, оголенные ноги), стоя на возвышении, делает надрезы в верхних частях бедер. Кровь свободно стекает вниз по ходу всего вернисажа, как бы одевая ноги художника в алые чулки.
КОНТЕКСТ
Древняя традиция самобичевания во имя единения с высшими силами превратилась к рубежу ХХ века в идею революционного преображения мира вообще и человека в частности, и в таком виде была восторженно встречена художественным авангардом, мечтавшем о бестелесной жизни по ту сторону вещей. Пройдя через самые крайние варианты (типа "создания нового человека" и концлагерей для миллионов) к концу столетия идея потеряла радикальность, превратившись в россыпь приватных практик. Девочка Маша делает пирсинг, певец Джексон меняет цвет кожи, художница Орлан называет искусством свои пластические операции - и все они утверждают тело как частную собственность, мало связанную с высшими силами.
Параллельно существовавшая традиция "письмен Бога", отражавшаяся в хиромантии, в мистическом отношении к родинкам и прочим подробностям топографии тела, в проступающих вдруг на теле реальных текстах (как правило, судьбоносных) и т.д., - эта традиция находится в кризисе вместе с кризисом самих знаков. Знаки теперь имеют опыт абсолютной свободы от референтов. Свастика и 21 рядом на стене галереи, знамя и пацифик рядом на теле Императора (сюжет одной из его акций со скальпелем) - эти знаки не отсылают к какому-нибудь смыслу, а просто вопиют: нас в мире тьма, и мы разучились значить. Такие письмена может посылать на тело только испорченный Бог.
КОНЦЕПТ
Нас не способен покоробить вид искореженного тела: слишком много тел уничтожено в двадцатом веке, слишком много несчастных экспонируют свои раны по подземным переходам Москвы, и слишком хладнокровно глянцевые журналы типа Look публикуют тошнотворные снимки людей со слоновьими ногами после страниц легкой эротики и перед страницами тяжелого порно.
Нас не способна пробить вакханалия знаков, которые давно существуют не как проводники смысла, а как орнамент.
Художник в красных чулках, словно продажная женщина; художник, по ногам которого течет кровь, как по ногам изнасилованной женщины; художник, который режет свою плоть, но не продается - это встреча предела тела с пределом знака. Сплошная рана - это пробел в присутствии, это пауза в дискурсе, это взаимное обессмысливание знака и тела.
Зритель выставки и гость вернисажа не будет для этой раны ни солью, ни мухой, ни бальзамом: он просто еще раз проверит, насколько надежно он дистанцирован от чужих ран.
Впрочем, есть еще тревожное слово "Валькирия": принося себя в жертву, Император обещает нам, воинам вернисажей, что после битвы и смерти мы можем рассчитывать на Валгаллу.
АВТОР:
"Что касается крови. Признаться, все это мне надоело. В последнее время я жил, спал, резался и рисовал, иногда п.здился с мужиками, что-то читал, иногда ё.ся, куда-то ездил. Думаю, пришло время выставить короны на этой "Валькирии". Они почти спрессовали энергию последних моих четырех лет. Они копируют узоры на теле, или узоры копируют их".
|