Дмитрий Голынко-Вольфсон
Поэт, художественный критик,
член редакционной коллегии “Художественного журнала”.
июль 1998, №12(45)
Поскольку разговор заходит о новом Петербургском журнале, который претендует на репрезентацию, отражение артистической ситуации в городе, и уже существует первый номер, который определенным образом ее отражает, то мне бы хотелось в связи с этим затронуть два момента, которые меня интересуют. Первое, что этот журнал собирается репрезентировать, для кого, зачем, с какой целью, и насколько все это удалось в первом номере, и насколько можно прогнозировать удачу этого эксперимента.

В данном случае, мы имеем дело с журналом, который должен представить нечто радикальное существующее в Петербургском искусстве, то, что подорвало бы для внешнего потребителя, то есть для читателя из Москвы или для какого-то другого пункта нашей маленькой планеты, или для самих Петербургских реципиентов, мифологию о Петербурге как городе крайне консервативном, городе классицистическом, классицистическом до шаблона, следующему канону отрицающему любые новации. И задача этого журнала - представить некоторые актуальные процессы происходящие в Петербургском искусстве, нащупать реальный пульс, реальное биение. Не заново представлять и выкатывать на подмостки нечто мумифицированное, не заново перетряхивать мощи всем набившего оскомину некрополя Петербургской культуры, а представить, что может существовать актуально в данный момент, здесь и теперь, и будет звучать вне зависимости, останется ли это в культурном архиве, или уйдет в забвение, в летейскую библиотеку.

Как мне кажется, первый номер журнала разрешает эту задачу наполовину, если не на треть. Потому что эта интенция прослеживается, но прослеживается крайне пунктирно, отдельными штрихами, причем, может быть не сведенными в один пучок. Мне бы хотелось, чтобы в следующих номерах вышла на поверхность генеральная линия актуального Петербургского искусства, которая, для Петербурга, да и для России, связана с радикализмом, ярким, эффектным, аффектированным жестом. И в этом отношении, в плане внимания к яркому аффектированному жесту, журнал “Максимка” является по-настоящему актуальным изданием. Может быть, стоило бы подумать, в чем изюминка, в чем суть Петербургского радикализма, чтобы не следовать Московскому, коммерческо-эпатажному, экспортному варианту радикализма, но представить свой радикализм, с ностальгическими нотками консерватизма, с углубленностью в языковые проблемы, в эстетико-лингвистические игры. Но так, чтобы наблюдатель извне прочитал это как радикализм, как то, что актуально, и что может быть востребовано.

От интенций хотелось бы перейти к форме, формам художественного журнала, в которые должна быть облачена информация, представленная в журнале. Пока, мне кажется, не хватает некоторой упакованности информации, той упаковки, в которой эта информация получила бы форму некоторого message, посылки к определенному пользователю, будь это пользователь достаточно массовый, достаточно распыленный, поскольку, как я понимаю, аудитория журнала еще не прямо очерчена, еще не прямо определена. Но тем не менее, она будет определяться по мере того, как будут находиться новые формы упаковывания информации. А в современном - коммуникативном, социально-эстетическом - пространстве информация должна упаковываться в крайне острые, лапидарные, точечные, диагностические формы. Может быть журнал нуждается еще в каком-то слогане, даже не внешнем, вынесенном на обложку, а во внутреннем слогане, который будучи даже не зафиксированным в какой-то устной форме, тем не менее будет прочитываться, прочитываться изнутри. Так, чтобы читатель журнала мог пересказать эту установку в двух - трех фразах, и чтобы вся представленная информация так или иначе апеллировала к этим двум - трем фразам. Но для этого нужна очень красивая, яркая, и, в тоже время, репрезентативная форма упаковывания, расфасовывания информации, для того, чтобы она не растекалась, не распылялась.

И напоследок, хотелось бы отметить, что мне крайне импонирует тот мирный радикализм "Максимки", именно так я бы определил основной тон журнала. У человека постороннего могли бы возникнуть какие-то литературные ассоциации с героем Станюковича и с Максимом Максимовичем из романа Лермонтова. Как ни странно, имя Максим в русской литературе ассоциируется с некоей мягкостью, умеренностью, отстраненностью, и в то же время каким-то всеведением, проникновением за грань, проникновением в суть. И уменьшительный суффикс -ка-, который присутствует в названии, придает некую бархатистость этому радикализму, некую домашность. Может быть, эти свойства станут отличительными свойствами Петербургского радикализма, который окажется выявленным и документально зафиксированным благодаря существованию этого журнала.


home        галерея Гельмана
письмо в редакцию
Powered by Qwerty Networks - Social Networks Developer #1