М А К С И М К А 1 9 9 9 № 4

Энди Уорхол: о смерти и о "ерунде".

Елена Невердовская

"Энди Уорхол: фотохудожник и фотомодель", Гамбург, Кунстхалле июнь - сентябрь

Имя Энди Уорхола в первый момент вызывает в памяти окрашенное разными неоновыми цветами шелкографическое лицо Фабрика Уорхола: Энди на Фабрике. 1968. Фото: Билли НэймМерилин или растиражированную консервную банку томатного супа, одним словом, те образы, ту "ерунду, то, чем жили каждый день..." Но на выставке в Гамбургском Кунстхалле можно было увидеть несколько иные дубли, образы другого менее привычного мира. Хотя объектом изображения чаще всего является человеческое лицо, но нам оно большей частью неизвестно и выступает не в том значении твердой валюты, как привычная Мерилин, а скорее просто как фотодокумент.

Начнем с того, что в первых двух залах расположены фотографии разных людей, сделанные в автомате. Все, наверное, не раз развлекались подобным образом: в одиночестве или с друзьями, на фоне драпировки или отодвинув ее в сторону, придавая лицу достойное выражение или кривляясь. Казалось бы, ничего удивительного не может быть в этих фотодокументах, разве что их давность и экзотичность той, запечатленной на них компании: молодой Энди в темных очках, его друзья, кокетливые Нью-Йоркские дивы. Но собранные все вместе и выставленные подобным образом изображения обнаруживают отсутствие реального адресата. Человек перед экраном автомата осознает, что он не перед зеркалом, а стало быть, не наедине с собой, он придает своему лицу такое выражение, какое бы он хотел иметь в обществе других, всех возможных людей, на все времена. То есть на этих фотографиях мы видим лица, не совпадающие ни с чем и совершенно нереальные. Вот первое открытие выставки, а скорее всего ее первый вопрос: кто адресат?

Далее следуют несколько залов в основном черно-белых портретов известных и не очень известных людей, старых и молодых, красивых и уродливых. Среди них особенно поражают портреты самого Уорхола, в которых, возможно, сконцентрировалось все ощущение от просмотренной галереи лиц: как будто парящая в темноте голова Энди с развевающимися светлыми волосами, Энди в мужском костюме, но в парике и женском гриме, Энди с прической Мерилин. Парик и маска из косметики на дряблой, обвисшей коже лица. И как то сам собой напрашивается вопрос, а есть ли что-то там, за этой призрачной маской, за этим старушечьим бесполым гримом? И к чему прикован взгляд этой фотомодели?

Минуя еще один дверной проем, мы получаем ответ в виде коллекции репортерских газетных фотографий. Часть этих фотографий размножена подобно  консервно-кинозвездной "ерунде", только объект этих снимков - либо труп, либо тело, через секунду ставшее трупом. Искореженные автомобили, человек, зависший на балконных перилах, кричащая женщина с телом ребенка на руках - истории этих происшествий становятся понятны из помещенных в этом же зале газетных вырезок. Для чего поистине с маниакальной страстью тиражируется это документальное свидетельство смерти, бесконечно повторяется лицо Жаклин, закрытое траурной вуалью. Только ли для того, чтобы поставить и это явление в ряд обыденностей наряду с "210 бутылками кока-колы". Может быть, чтобы получить все-таки ответ на вопрос о реальности смерти, о реальности или нереальности человека. И гигантское изображение лица в последнем зале, в которое многократно целится многократно повторенный "Одинокий Элвис", живет своей замедленной жизнью и говорит о том же страхе и влечении, что и коллекция газетных вырезок. Можно потратить не один час, заворожено и с ужасом наблюдая, как выглядит обычное моргание во время замедленной съемки. Это оказывается похожим на чередование постепенно стекленеющего взгляда и полного его отсутствия, периодическое исчезновение жизни и, казалось бы, нереальное ее возвращение.

Возможно, что зрителей на эту выставку помимо самого имени художника привлекает не столько возможность увидеть фотографическую реальность знаменитого Нью-Йоркского мира тех лет, но невозможность ответа на болезненный и волнующий всех вопрос. На тот вопрос, от которого убегают в обыденность ежедневных повторов, от которого прячутся с помощью нехитрых приемов приукрашивания внешности и создания собственных маленьких мифов. Как сказал Илья Кабаков: "Он нам дает то, чем жили каждый день. Кроме этого тавтологичного и убогого открытия он не сделал ничего."

Powered by Qwerty Networks - Social Networks Developer #1