ДВА ЭТАЖА БЕЗ ЕДИНОЙ СТЕНЫ

Анна Матвеева

"БЕЗ СТЕНЫ. Восточная Европа после Берлинской стены. Фотография и видеоарт"

Государственный Русский музей, Мраморный дворец

9.07 - 29.08.1999.

Писать о большой выставке - занятие всегда неблагодарное: рассказать обо всем, что было, технически невозможно, а выделять одно в ущерб другому явно некорректно. Поэтому так или иначе приходится говорить о выставке в целом, а не о конкретных вещах - о работе кураторов, об организации пространства, короче, о выставке как событии, а не энном количестве работ.

Первое, что бросается в глаза - несоответствие заявленного масштаба события его реальному наполнению. Например, выставке откровенно вредит ее название. Откройся она с меньшей помпой и с названием вроде "Восточноевропейская фотография и видеоарт, 90-е гг.", претензий было бы куда меньше. Но она названа "Без стены" - то есть должна продемонстрировать, куда пошло искусство бывших соцстран после падения Берлинской стены и упразднения приставки "соц-". Такой пафос подразумевает, во-первых, привязку к политическому, идеологическому и социальному контекстам, перевернувшимся с падением Стены на 180°. Излишне говорить, что это крайне животрепещущая привязка, что она бьет по целому набору "болевых точек" Восточной Европы - здесь и проблематичная национальная идентичность, и поспешная ассимиляция западной проблематики, и многое другое, о чем Восточная Европа еще долго не перестанет тревожиться, спорить с пеной у рта и, конечно, делать искусство... Однако экспозиция в этом отношении почти стерильна - процент работ, сосредотачивающих внимание на духе места или духе времени, исчезающе мал. В лучшем случае создается впечатление, что искусство Восточной Европы безболезненно влилось в европейский мэйнстрим, а Стена и все, что с ней связано, моментально и успешно забыто. Во-вторых, заявленная в названии выставки отсылка к "Стене" неизбежно должна была повлечь за собою широкий охват, ибо перемены, вызванные падением Берлинской стены, действительно глобальны. Тут же становится непонятно, почему экспозиция ограничена фото и видео.

В рамках фото и видео кураторам выставки (Александр Боровский, Маргарита Костриц) можно сказать "спасибо" - выставка полезна хотя бы в просветительском плане. Действительно, столько разношерстного восточноевропейского видеоарта и фото в одном месте мы бы иначе не увидели. В целом все пришедшие на выставку получили очередное подтверждение своему мнению о современном искусстве - от "каждый найдет здесь что-то свое" до "современное искусство - это то, что в принципе никому не интересно". Маленький, но ощутимый нюанс: большинство представленных проектов из Восточной Европы были сделаны при поддержке фондов Сороса (как и сама выставка, представляющая, помимо прочего, своеобразный отчет фондов о проделанной работе) и ими же отобраны. Это очень чувствуется: авторы сориентировались на западную конъюнктуру (или на свое представление о таковой), стремясь показать, что и мы можем не хуже. Работы получились вполне экспозиционные - не стыдно людям показать. Но боязнь этого стыда сквозит в доброй половине произведений. Словно бы художники, стараясь выглядеть европейски, всеми силами открещивались от влияния корней, почвы и всех комплексов места рождения. И я смею предположить, что именно это открещивание может сделать их однозначно неинтересными для Запада.

Российская часть выставки оставляет смешанные чувства. С одной стороны, все, кого необходимо упомянуть в данном контексте, упомянуты. То есть нельзя сказать, чтобы кого-то не хватало. С другой - не отделаться от чувства, что выставлены "дежурные" произведения, "чего-нибудь" от каждого художника. Африка представлен почему-то работой "Детерриторизация", которая, во-первых, все-таки картина и в этом качестве выбивается из рамок выставки, а во-вторых, сделана давно, так же давно "прописана" в коллекции Отдела новейших течений, выставлялась им много раз, в том числе и на программной выставке "Отдел новейших течений: первые пять лет" в 1997 году и вообще известна уже наизусть. (На последней венецианской Биеннале Африка показал как раз видеоинсталляцию, и если ГРМ считает - возможно, оправданно - что без Африки выставка обойтись не может, то, наверное, именно проект "Мир: сделано в ХХ веке" был бы здесь наиболее уместен). Это же относится к "Прозрачной роще" Евгения Юфита, тоже хрестоматийной и тоже принадлежащей ГРМ. Функциоколлаж Вадима Воинова, висящий рядом с Африкой, вещь очень качественная, но настолько ни к селу ни к городу, что даже в каталог не включен. Однако на выставке присутствует и вызывает недоумение. Стремление "вспомнить всех поименно" хорошо как гражданская позиция; выступая как экспозиционная стратегия, она грозит превратиться во "все свалить до кучи". Может быть, менее политкорректно, но более политграмотно было бы представить двух-трех художников, но с крупными, взаимно корреспондирующими и желательно свежими проектами... Пока этим требованиям отвечает, пожалуй, только новая и весьма сильная фотосерия москвича Георгия Острецова "Восточная Европа" - черно-белые снимки персонажей в резиновых масках. Снятые в этакой пост-родченковской "тоталитарной" стилистике, они обезоруживающе ироничны не только по отношению к советскому идеологическому фото и кино, но и к доморощенному неоромантизму рубежа 80-х/90-х.

Как и следовало ожидать, на выставке много инсталляций. Говорить опять же хочется не о них, а о том, как они вписываются в общую размерность выставки. На "Без стены" очень ярко проявляется тот факт, что работы могут быть "более" или "менее" чутки к экспозиции, требовательны к окружающему пространству. Например, "Зону паники" полячки Натальи Лях-Ляхович "съедает" чересчур просторный зал с колоннами. Изначально мощная работа - наброшенные на обычные стулья полотна белой ткани с огромными отпечатками искаженных лиц - в большом пространстве распыляется; паника есть паника, она требует замкнутого помещения. Очень бледно смотрится "Конец прекрасной эпохи" Дмитрия Пиликина и Дмитрия Виленского, который на сей раз собрали по принципу детского конструктора, выкинув половину деталей. Из него исчезли и садовая скамейка, и гипсовая садово-парковая ваза, а "старые" фотографии, которым надлежит покоиться на сырой земле, брошены на паркетный пол. В результате тонкая и пронзительная вещь, воссоздающая ностальгийный контекст без лишних сантиментов, выглядит довольно невразумительно.

А вот видеоинсталляция словенца Дамияна Крацины "Муравей" смотрится беспроигрышно вне зависимости от того, где, как и в каком соседстве она представлена. Инсталляция предельно проста: в белой стене примерно на уровне колена находится маленький экран, на котором копошится и медленно умирает муравей. Чтобы смотреть ее, нужно присесть и некоторое время провести на корточках - факт весьма поучительный: Крацина напоминает, что произведение искусства всегда требует от зрителя определенной уступки, заключения союза с автором. В этом смысле оно никогда не бывает ни бесплатным, ни безопасным. "Муравей" был бы одинаково хорош и в большом пустом зале, и в самой невыносимой тесноте (не зря его даже отважились выставить в одном зале с тем же "Концом прекрасной эпохи", хотя всем известно, что совмещать две инсталляции в одном помещении - все равно что пытаться выставить две картины в одной раме). Он всегда на своем месте. Так же стойки ко всем внешним перестановкам оказались "Портреты теней" Нады Орел (Хорватия) или "Паровоз на моих открытках" Славчо Соколовски (Македония). Вообще, чем менее претенциозна работа, тем более она "живуча".