М А К С И М К А 1 9 9 9 № 4

Борис Михайлов. Case History

Дмитрий Виленский

Борис Михайлов, житель провинциального города Харькова, теперь относящегося к независимой Украине,Борис Михайлов "Case History". Обложка альбома является в настоящий момент одним из наиболее значимых персонажей на интернациональной сцене современного искусства из репертуара восточно-европейской фотографии.

С публикацией двух последних книг "Unfinished dissertation" и "Case History" в Швейцарском издательстве "Scalo" и серией выставок последнего года в наиболее престижных местах современного искусства в Берлине, Амстердаме, Ганновере, Париже и других Михаилов прочно вошел в мировую художественную элиту.

В России еще многие помнят его, как фотографа, обладавшего высоким авторитетом лидера в очень узком кругу поклонников неофициального искусства и часто критикуемого в фотокругах за, якобы, полное неумение "качественно" фотографировать. Сейчас многие ставят себе вопрос: почему именно Михайлов? Почему не Слюсарев или же Куприянов? Обвинения в грязной эротике и спекуляции на теме катастрофы выживания в постсоветском пространстве, скорее выдают полную неспособность критиков к продаже чего-либо, и сохранивших завидное целомудрие и остающихся вдали от мощного света прожекторов славы.

На самом деле все произошло гораздо тоньше и глубже.

Михайлов, уже с середины 70-ых годов, являлся практически единственным художником, совершенно осмысленно работавшим с фотоизображением, много и целенаправленно снимавшим и сделавшим огромный и всеми уже признанный, вклад в развитие московского концептуализма - последнего художественного движения из Восточной Европы, сумевшего утвердить свое присутствие в мировой истории искусства. Произошло то, что он практически в одиночку сделал целый важнейший период в истории советской фотографии (вопрос, почему его поиски языка фотографии до середины 80-ых не обрели иных сторонников среди фотографов, является очень интересным, но требует детального анализа развития фотографического творчества в Советском Союзе).

Однако, художественное значение Михайлова не исчерпывается жесткими рамками московской концептуальной школы.

Михайлов всегда оказывался художником предельно чутким к процессам, происходящим в современном искусстве. Начав свое творчество с однозначного отрицания "fine art photography", которая активно развивалась в форме любительского творчества в СССР, Михайлов, как и любой другой западный художник, претендующий на актуальность своей работы, тонко чувствует ложность любых претензий на позитивное высказывание. Его тошнит от любой красивой картинки, не важно какой идеологией она вызвана к жизни. Все творчество Михайлова пример честного и по-настоящему политического, в терминологии Беньямина, искусства.

Его единственное и принципиальное отличие от западных художников в том, что материал, на котором он работает, настолько тотален в своей бессмысленной убогости, что после его иронического развенчания все равно остается стойкий привкус трагедии: закрываешь книгу и с ужасом думаешь: боже, что же с людьми-то сделали.

При этом наивно думать, что все высказывания Михайлова заключены в констатации тяжелой ситуации где-то там на Востоке. Он говорит не о ситуации, а прежде всего ситуацией, точно попадая в контекст западной парадигмы искусства.

Новая книга Бориса Михайлова "Unfinished dissertation" важное тому свидетельство. Эта историческая публикация, появившаяся с опозданием на 13 лет (год создания 1985), полномасштабно демонстрирует лабораторию художника, приоткрывает сферу его поисков и размышлений о возможностях творчества. Михайлов пользуется методом, заключающимся в сталкивании (смешении) текста и изображений

"By introducing text, I was able to apply to photography a method which Kabakov had developed: the introduction of "idiopathic" subjectivity into an objective environment with the aim of revealing it. The text contributes towards focusing on painful intellectual vulnerability, which was and still is unusual for our society with its positive heroes, and at the same time distorting it grotesquely. The text in the image has the prime task of declaring it unreal. The subjective text makes this image even more unreal, tautology. (Boris Mikhailov in dialogue with Brigitte Koelle, published in the catalogue of the exhibition in Porticus, Frankfurt am Main)

Получившаяся в результате визуальность заключается в спонтанных неразборчивых заметках от руки на страницах чужой незащищенной диссертации, куда как попало наклеены очень "плохие" фотки, изображающие повседневность жизни провинциального города и круг друзей и знакомых автора, его личную жизнь.

Наиболее интересным в этой публикации оказывается тот факт, что она несмотря на ее очевидный исторический характер оказывается внешне удивительно современной и актуальной (по-видимому именно это и остановило выбор издательства именно на этом проекте). Не говоря о прямом попадании в модную сейчас эстетику как бы "наивной небрежности", "Unfinished dissertation" обладает мощным радикальным зарядом по отношению к медиуму и к реальности, и в этом плане ее сообщение мгновенно считывается западным зрителем, даже если он не настроен на чтение неточно переведенных, бесконечных наивных комментариев из совершенно неизвестного ему культурного контекста. Хотя стоит начать читать, и уже не остановиться, как будто перед тобой раскрылась странная загадочная чисто семейная переписка.

Издательство "Scalo", выбрало очень точную стратегию и сразу же вслед за изданием "Unfinished dissertation" выпустило совершенно свежую работу Михайлова "Case History" (1999). Этот проект является одним из ключевых этапов в его творчестве и маркирует очень важную перемену в его подходе к съемке. Впервые в его творчестве, вместо концептуальной отстраненности прежних работ, приходит неожиданный и захватывающий контакт со снимаемым материалом. Контакт настолько плотный, что становится страшно за автора. Кроме того, впервые Михайлов работает с цветными принтами, однозначно заявляя во вступлении к книге, что именно цвет - дешевый цвет из экспресс фотолаборатории является единственным адекватным носителем сегодняшнего дня. "The appearance of Western technology made a colour album photo the thing that connects the rich and the poor. Both the rich and the poor wanted to have colour photographs and there is only one distinction: the rich could afford them, the poor couldn't. The colour photo became an image of new life. And the poor having a beautiful photo can state: "Now we also live nicely" (B.Mikhailov in introduction to the albom "Case History")

На этой иронической фразе стоит обратиться к тематике книги.

Она очень точно продолжает разработку Михайловым темы катастрофы. Если в своих ранних работах его больше занимает катастрофа как лингвистический феномен, невозможность создания красивого изображения, невозможность преображения ужасного (в этом он с самого начала избежал чисто модернисткого пафоса трансформации реальности, делания отвратительного красивым). Начиная с книг " У Земли" и "Сумерки" (Oktagon Verlag 1995)он переходит к прямым и точным высказываниям о катастрофе реальности и ужасе жизни во вполне конкретном месте и определенном времени.

В "Case History" снимки харьковских бездомных чередуются с картинками убогой городской повседневной жизни. Бездомные всех возрастов, за небольшую плату, позируют для фотографа в одетом и обнаженном виде, демонстрируют свои покрытые язвами и лишаями тела, обнажают половые органы. Как при этом Михайлову удается почти в каждом кадре достигать катарсиса, такого состояния бытия, которое выходит за узкие банальные границы показываемого, остается полной загадкой.

Михайлов предельно близко демонстрирует распад тела, его болезнь и гниение, и он проникает в некую суть бытия, которая уже изначально внутренне открыта фотографу и благодаря которой он оказывается способен это снимать и именно ему способны это показать. Такую фотографию никогда не смог бы сделать молодой автор.

Западная критика (смотри статью Andreas Krase в "Photonews" Nr.6 1999) очень точно интерпретирует откровенно порнографические стороны этого проекта. При этом неминуемо апеллируя к авторитету George Bataille, который определял резкий прорыв искусства к зонам откровенно непристойного и порнографического как победу бытия в его невыносимом стремлении к превышению своих границ. Именно это восприятие непристойного очень точно подходит к Борис Михайлов "Case History".съемкам Михайлова и его подход к реальности это - подход прежде всего экстатический.

Шокирующая брутальность его съемки не является самоцелью проекта, равно как и пробуждение социальной совести зрителя. Михайлов никогда не был причастен к чисто журналисткой ангажированности, не смотря на его последние заявления о профессиональном и гражданском долге фотографа.

Эти обреченные люди, выброшенные обществом, нужны прежде всего ему самому как художнику, чтобы еще раз прикоснуться к своему экзистенциальному ужасу перед жизнью в обреченной попытке предолеть его. И именно эта чисто личная вовлеченность позволяет книге подниматься до высот настоящей трагедии.

Ко всему сказанному можно добавить, что в этой работе Михайлов уже выступает как западный фотограф-агент, оказавшийся по заданию спецслужб в (пост)СССР с целью разоблачить пороки местного общества. В нескольких фотографиях, на которых автор появляется сам, то ведя куда-то свою очередную жутковатую модель, то пристально вглядываясь в страшные наросты на хуе еще одного бездомного, он каким-то образом гротескно напоминает самурая Араки, запечатленного в борделях Токио в объятиях гейш, большей частью промеж их ног. Сходство это я думаю неслучайно. Михайлов снова осмысленно создает, по точному замечанию Татьяны Салзирн, "наш ответ Чемберлену" (западному искусству, западной фотографии) и не его вина, что он выглядит столь ужасающе.

Powered by Qwerty Networks - Social Networks Developer #1