Окольный
путь русского дизайна
Надежда Штиль
"Таксидермия", "Смиренная архитектура", "Передвижной бестиарий", Мраморный Дворец, октябрь - декабрь 1999 г
На последние три месяца второго тысячелетия в Мраморном дворце Государственный Русский музей подарил нашему вниманию большую экспозицию художников Ольги и Александра Флоренских, представляющую собой три отдельных проекта: "Таксидермия" Ольги Флоренской, "Смиренная архитектура" Александра Флоренского и их общий проект, уже знакомый широкой публике по Летнему Саду, - "Передвижной бестиарий". По словам Александра Флоренского, вся экспозиция являет собой идею русского дизайна.
|
|
Последний
год ХХ века дал повод для всех масс-медиа начать глобальную кампанию по определению
самых выдающихся музыкантов, литераторов, политиков, даже просто деятелей, даже,
смешно сказать, женщин, прославивших свое столетие. В составленные рейтинги
попадают одновременно и поп-звезды, вроде Майкла Джексона, и совершенно не масс-медийные
персонажи, как например, Игорь Стравинский. Подобные эклектичные задачи ставят
перед собой и серьезные институции, пытающиеся создать целостную картину какого-либо
процесса, проследить развитие от истоков 1900-х годов до наших дней. Так в Берлине
крупнейшим событием сезона стал проект "ХХ век: столетие искусства в Германии."
И у нас тоже есть свои герои. В этом миллениарном контексте, отдел новейших
течений Государственного Русского Музея организовал выставку Ольги и Александра
Флоренских, и, вероятно, она станет первой выставкой современного русского искусства
в ГРМ, перешагнувшей рубеж тысячелетий. Выставка отчетная и это значение отчетности
усиливает факт вторичной демонстрации двух проектов: "Смиренная архитектура"
уже экспонировалась в Петропавловской крепости, а "Передвижной бестиарий" знаком
даже детям, наряду с памятником баснописцу Крылову, как непременный атрибут
Летнего Сада.
Интересно, что из всего многообразия художественного мира, Отдел новейших течений
выбрал именно проект Митьков, а, например, не любимых им ньюс-мэйкера Африку,
представлявшего Россию на Венецианском Биеннале или патриарха Петербургской
Новой Академии Тимура Новикова. Таким образом, он как будто еще раз подтвердил
свое видение движения современного русского искусства вне каких-либо эксцессов
и противоречий, а уж тем более по ту сторону тем, разрабатываемых актуальным
искусством, как то власть и насилие, гендерная проблематика, коммуникация или
новые технологии. Впрочем, современное искусство Петербурга всегда было крайне
консервативно, и до сих пор остается таковым. К тому же существует расхожее
мнение, что именно в этом и заключена его актуальность. В этом смысле, проекты
Флоренских, этакие псевдонаучные утопии, столь похожие на забавную игру, подобны
разработке фирменного стиля, где узнаваемо все: от крошечной рукописной схемы,
до характерного оскала гигантской рыбины. Значит, это все-таки дизайн, как и
заявляет один из авторов.
Каков же он, этот русский дизайн, конца ХХ века?
Зритель с самого первого зала экспозиции попадает в некое подобие Политехнического
музея, где объекты, будь то тряпичные чучела или архитектурные конструкции,
похожи на примеры промышленных агрегатов или механические опыты наивных изобретателей
прошлого, а стены так же увешаны схемами, пояснительными текстами и фотографиями,
как будто представлено не художественное пространство, а несколько устаревший
научный мир. Отличие одно, зато крайне существенное - все эти объекты выдуманы,
причем выдуманы просто так, "от нечего делать": отсутствует та действительность,
которая привносит какой либо смысл и заставляет совершить необходимые усилия
внимания и мысли. Хотя многие конструкции являются действующими, т.е. издают
звуки, совершают определенные движения, мигают лампочками, но они нефункциональны,
причем не только на уровне научной идеи, но и как художественные идеи. Если
это и утопия, то не утопия науки или даже лженауки, все же подразумевающих атмосферу
страсти, одержимости, а значит и живого чувства, трогающего воображение. Это
скучная утопия архивариуса, бессмысленного повторения одного и того же приема
- не развитие, но увеличение количества предлагаемых объектов.
Вероятно, авторы и не преследовали цели, чтобы зритель обратился к каждой написанной
от руки схеме, прочел, разобрался и оценил вложенный художником труд. Пожалуй,
основной их задачей являлось создание однородной среды для посетителя, создание
такого пространственного дизайна, чьей функцией стало производство видимости
идеи, имитация смысла и значения. Таким образом, русский дизайн Флоренских как
будто подчеркивает особый окольный путь русской культуры вне каких-либо достижений
технической и гуманитарной мысли или каких бы то ни было реалий власти, политики,
идеологии или новых медиа - смиренный инфантильный мир провинциального обывателя,
с допотопными естественнонаучными интересами к особенностям жизни зайцев, к
устройству собачьего обмена веществ, с незамысловатой любовью к диковинкам,
вроде раздвижного осетра или австралийского кенгуру спортсмена. И представляющий
их Отдел новейших течений, по всей видимости, разделяет эту точку зрения, продолжая
выставлять искусство, в силу своей русскости лишенное какого-либо отсыла к реальному
времени миллениума, а в силу того, что Петербург, равно как и Москва, - это
все таки не Россия, не являющегося даже русским. В этом смысле, единственное
применение, которое можно предложить для всех этих собак-связистов и ресторанных
медведей с подносами, смиренных лебедок и маяков, - развлекать заезжих иностранцев
особенностями посконно русской провинциальности.
