Реальность как редактирование
Максим Райскин
|
|
До 1996 года Александр
Ляшко был известен, главным образом, как "черно-белый" фотограф. Ему принадлежат
знаменитая съемка первого Хармс-Фестиваля с шествием по Литейному, оперенным
Мировым яйцом Костромы, пожаром в доме и эвакуацией жильцов. Другими словами,
он умел оказаться в нужное время в нужном месте, что является достоинством скорее
репортера, чем фотографа. Но фотографии, о которых пойдет речь ниже, кажутся
полной противоположностью его ранним работам прежде всего потому, что в них
начисто отсутствует изобилующая мелкими подробностями документальность.
"Реальность есть редактирование", - эта фраза Джона Перри Барлоу, сказанная
относительно экономики "мировой паутины" Интернет, как нельзя более кстати подходит
для описания новых фотографий Ляшко, представляющих собой портреты разных людей
в разных местах, на первый взгляд кажущихся постановочными. С своей новой серии
он склоняется к минимализму, отсекая все частности, оставляя за собой только
право на цвет.
Эффект постановки обеспечивается тем, что во всех фотографиях большую роль играет
насыщенный цветовой фон, создающий ощущение намеренного помещения персонажа
в чужеродное ему пространство. На деле, чаще всего оказывается, что в каждом
отдельном случае этот фон - не бутафория, но есть не что иное как реальная стена,
фрагмент картины или плаката. Самая ранняя из этих работ - "Красный глаз", представляющая
собой фото Сергея Спирихина с подбитым глазом на кумачовом фоне, - может показаться
даже компьютерным коллажем, настолько велика в ней разница фактур и, в то же
время, столь велико цветовое совпадение между лопнувшими глазными сосудами и
красным полотнищем. Но Ляшко предельно далек как от интернетовских high-tech,
так и от перенятых оттуда технологий cut&paste. Его "редактирование" обычно
заключается в простом подборе подходящей модели и нужного фона.
Второй особенностью, свойственной "новой фотографии" Ляшко, является отсутствие
нарратива. Она, кажется, ничего не хочет сообщить, но лишь - зафиксировать.
В известном смысле, это даже не портреты, поскольку в их отношении нельзя говорить
о представлении человека, но - лишь об использовании какой-то части его тела,
неважно будет это лицо, шея или затылок. Тем не менее, некое повествование все-таки
присутствует. Скажем, тот же "Красный глаз", с легкостью может быть подверстан
под рубрику "радикального" дизайна. Однако подобный нарратив осуществляется
уже не на уровне содержания, но на уровне формы: в связи с этими портретами
неуместен вопрос "кто" или "что", но только вопрос "как".
Действительно, наиболее очевидная, интерпретация, которая приходит на ум, когда
видишь работы Ляшко, как раз и заключается в принятии тезиса об их радикальном
характере. Его фотографии предельно травматичны для глаз, поскольку построены
по принципу игры не на одном, но - на множестве контрастов: пестрота фона в
них не является самодостаточной, и не находит своего успокоения в персонаже,
но лишь усугубляет диссонанс между однотонным пиджаком и рубашкой в мелкую клетку,
между рябой кожей и неровно выбритой головой. В этом смысле, в локальном контексте
эти портреты могут быть предложены в качестве альтернативы "туманным городским
пейзажам с двойной экспозицией" столь характерным для традиционной петербургской
фотографии (черно-белой или с сепией - неважно), а в более глобальном масштабе
- в качестве опыта фиксации российского травматизма.
Собственно, на этом рассказ о Ляшко и его работах можно закончить, сославшись
на то, что эта поликонтрастность (читай гипертравматичность) обладает удивительной
способностью парализовывать любую попытку высказывания. Однако, как ни странно,
полная ампутация речевой способности является следствием вовсе не их радикальности,
но, скорее, - их абсолютной нормативности. Минимализм Ляшко конца 90-х сродни
унифицированной простоте "молодежной серии" Томаса Руффа - "певца" удовлетворенной
Германии 70-х. В этом смысле, становится понятно, почему говорить об этой серии
также трудно как и о фото на паспорт, пусть даже увеличенном до размеров 1.5
на 2 метра: в ситуации, когда без крови никому ничего не докажешь, художественный
радикализм может быть только нормой, правилом по отношению к исключению, скажем,
- к тотальному евро-стандарту - объекту вожделения поголовного большинства россиян.
Эта инверсия правила и исключения как раз и есть тот, не содержательный, но
- формообразующий, аспект работ Ляшко, о котором говорилось выше.
