из пятого номера Мифогенная любовь младоконцептуалистов Сергей Кузнецов 1С.Ануфриев. П.Пепперштейн. Мифогенная любовь каст. Роман. Ad Marginem, Москва, 1999 г. ИЗВЕСТНЫЙ постмодернистский тезис гласит, что любая бинарная оппозиция может быть – и должна быть – разрушена или снята. Жизнь частенько помогает в этом исследователям, подкидывая третий член оппозиции, не укладывающийся ни туда, ни сюда. Вот и литературная жизнь 1999 года сама разрешила вопрос, занимавший многих любителей «продвинутой» литературы. Пелевин или Сорокин? Кит или слон? GП или ГС? Ни то, ни другое. Лучшей книгой года надо признать первый том романа Сергея Ануфриева и Павла Пепперштейна «Мифогенная любовь каст». Пятьсот страниц прочитываются на одном дыхании, словно героическое фэнтези, и открывают перед читателями бездну смыслов, словно Карлос Кастанеда. Впрочем, на мой вкус, «Любовь каст» забавнее и достоверней похождений наследника тольтеков. Роман Ануфриева и Пепперштейна – самое психоделическое произведение русской литературы: причем ударение здесь равно падает и на психоделию и на русскость. Психоделию обеспечивает галлюцинаторно-слоящаяся ткань романа, с бесконечными превращениями героев и распахивающимися перед ними неведомыми пространствами. Считается, что подобное нетрудно описать; впрочем, сделать это так, чтобы от книги невозможно было оторваться, удается далеко не каждому. Возможно, связность и увлекательность текста Ануфриева и Пепперштейна обеспечивает то, что они апеллируют не к своему индивидуальному опыту, а к совместному опыту всех, кто говорит на русском языке. И, в отличие от Сорокина, Ануфриев и Пепперштейн обращаются не к эстетским текстам классики, способным скорее взволновать слависта, чем среднего читателя, читавшего Толстоевского в школе, а к Коллективному Дискурсу Детства. Вечно возобновляемому канону детских сказок, которые читали наши родители – нам, а мы будем читать нашим детям. Нет нужды освежать эти тексты в памяти перед прочтением «Мифогенной любви каст» – они и так с нами. Не случайно анекдоты о Винни-Пухе популярнее анекдотов о Наташе Ростовой. Впрочем, хватит морочить читателю голову, а то он, неровен час, еще решит, что речь идет о бессюжетном чтиве для интеллектуалов, которое можно читать с любого места: все равно ничего не поймешь. «Мифогенная любовь каст» выстроена жестко и традиционно: герой, парторг Дунаев, проходит испытание за испытанием, все ближе приближаясь к осуществлению своей цели: выиграть Великую Отечественную войну. Война эта ведется не на земле, а в запредельных пространствах, где сражаются друг с другом не люди, а магические силы, представляемые с одной стороны героями переводных сказок, а с другой – героями сказок отечественных. Гуси-лебеди сражаются с Карлсоном, перерезающим их шеи своим стальным винтом. Монетка в пять копеек («пятачок») приводит Дунаева к Винни-Пуху, заведующему блокадой Ленинграда. Самым мощным оружием оказывается скатерть-самобранка – потому что она «сама на брань ходит». Десять лет назад несколько молодых художников объединились в Инспекцию Медгерменевтика. «Мифогенная Любовь Каст» – только один из множества текстов, порожденных ее членами. Будет неудивительно, если благодаря этому роману ИМ станет для модной молодежи начала наступающего века самым культовым течением века уходящего. Почти треть текста романа доступна в сети. Первая часть – на сайте «Ад Маргинем» а первые 17 глав второй части – на сайте Obscuri Viri Справедливости ради надо отметить, что читать «Мифогенную любовь каст» в сети фактически невозможно. Впрочем, там достаточно других текстов Пепперштейна и Ануфриева... Словарь Терминов Московской Концептуальной Школы, составитель Андрей Монастырский. Ad Marginem, Москва 1999 г. КОНЦЕПТУАЛИЗМ вот уже несколько десятков лет остается ведущим художественным течением в современном русском искусстве. Выход этой книги, подготовленной одним из его патриархов, можно считать еще одним этапом в его музеификации. Впрочем, вся прелесть «Словаря терминов...» в том, что он способен доставить удовольствие не только любителю современного искусства. Московский концептуализм достаточно четко делится на два периода или, если угодно, два течения. Старшее поколение концептуалистов представлено не только самим Андреем Монастырским, соц-артистами Меламидом и Комаром или самым знаменитым на Западе русским художником Ильей Кабаковым, но и Львом Рубинштейном и Владимиром Сорокиным, давно уже не воспринимающимися широкой публикой как художники. Среди младоконцептуалистов можно прежде всего выделить группу Медицинская Герменевтика, основанную в 1988 году Павлом Пепперштейном, Сергеем Ануфриевым и Юрием Лейдерманом. Если работы (и, соответственно, термины) первой волны дают адекватное представление о той культуре, которая была в моде десять лет назад (включая, разумеется, не только художников, но и поэтов типа Тимура Кибирова), то второй пласт идеален для описания психоделической культуры девяностых. Если культура конца восьмидесятых описывается посредством таких слов, как «как бы» или «типа» и терминов «стеб» или «***», то феномен культуры девяностых лучше всего описать как «ментальный поп-арт», иными словами – тип текста, в котором идеи существуют без иерархии и вне осмеяния или развенчания, характерных для поз-днесоветской эпохи. Читая эту книгу, начинаешь ощущать, что где-то рядом была увлекательная жизнь, полная неведомых идей. Возникает ощущение – возможно, иллюзорное – что, проработав словарь как следует, ты сможешь легко читать самые заумные тексты, а в «Мифогенной любви каст» тебе, наконец, откроется второе дно, и ты поймешь, что значит «энизма» или «колобок». Впрочем, особый восторг чувствуешь, когда находишь знакомые тебе слова, внезапно прозревая, откуда они попали в наш лексикон. Задумавшись об этом, невольно вспоминаешь, сколь многим обязана «модная молодежь» художественной богеме. Достаточно сказать, что первые рейвы и модные клубы были организованы людьми, связанными именно с этим кругом. СЛОВА АНИГВА – искаженное отражение вагины в зеркале (П.Пепперштейн, 1995) КОЛБАСА – универсальное сравнение, как ни странно, полностью раскрывающее смысл того, с чем сравнивается. Примеры: «Состояние было ужасное, как колбаса», «Произведение было активное и насыщенное, как колбаса», «Она была веселая, все время танцевала, веселилась, как колбаса» (И.Кабаков; вот откуда пошло слово «колбаситься»!) КОЛОБОК – (...) удачный образ того, кто не хочет быть опознанным, названным, прикрепленным к какой-то определенной роли, к какому-то месту, ускользающий от всего этого (И.Кабаков, 1993) ШНЕЕР – человек, который сочетает психоделические практики с успешной социальной карьерой (П.Пепперштейн) ЭНИЗМА – имя волшебного потока блаженства, увиденного во сне. Одновременное скрещение энигмы (тайны) и харизмы (экстатики ее раскрытия) (С.Ануфриев, 1991)