из третьего номера

Аннушка
Александр Щипин

АННУШКА. Ан-нуш-ка. Сижу и пробую слово на вкус. Нет, это не три шажка Владимира Владимира – скорее, поцелуй. Легкий поцелуй, почти братский. Почти. Сестренка Аннушка.
Да, вот еще что: мне не хочется брать ее имя в кавычки. Вы ведь уже поняли – это история любви.
Она была единственной. Она была необычной. Черт возьми, она была неудобной. Депо Аннушки устроилось почему-то за транспортным заводом – зеленокрышим и обесколоколенным храмом Фрола и Лавра – так что последняя остановка выходила какой-то куцей: до дома оставалось еще минут семь ходьбы. Взрослые вглядывались в конец улицы, ища «третий» или «тридцать девятый». Я влюблялся. Я не знал, что теперь так будет всегда – изящный каприз, неправильная походка, след от ветрянки над скулой. Жизнь, как книги Набокова, полна намеков и подсказок. Впрочем, не много ли набоковых в чужом городе? Ну их, в самом деле. Мимо, читатель. Ride by.
Мы любим за недостатки. Моя Аннушка – та, которую я помню и люблю, – родилась по недоразумению, став плодом неудачной попытки замкнуть Бульварное кольцо. Ни в изначальном своем виде, ни по послевоенному проекту она не забиралась так далеко на юг, почти к самому моему дому. Но она смогла. Пробилась, порвав Кольцо, превратившись в обычный трамвай. Почти обычный. Аннушка. Имя было только у нее – остальные щеголяли лагерно-барачными номерами. (Букашка была только прозвищем, Верочки я не застал – значит, ее не существовало.)
Зацепа – Новокузнецкая – Чистые пруды. Дом – бабушка с дедушкой – детский сад. Всегда есть что-то, на чем держится твой мир. Я помню ее маршрут наизусть, перебирая, как четки, остановки у дома. Возьму наугад, самое выпуклое.
Дом бабушки с дедушкой. Один из красивейших домов Замоскворечья. Здесь стоял на балконе восхищенный Иван Грозный, пряным голосом Яковлева радуясь «лепоте». Здесь внизу, в магазине «Свет», десятки люстр ждали, когда мы с сестрой дотянемся до выключателей. Здесь на имевшие отдельный вход лестницы было жутковато заходить даже днем. Хм. Наверное, вы правы. Замоскворечье. Уголок старой Москвы. Ансамбль. Не вписывается. Уродует.
Но я здесь вырос. «Дома были для него нерушимыми, неприступными горами. Он писал о них так, как иной поэт писал бы о горах.» (Г. К. Честертон) Для меня нет ничего более естественного и незыблемого, чем этот дом. То же относится и к высотке на Котельнической. Может быть, она действительно закрывает перспективу, портит вид, нарушает гармонию. Может быть. Но именно здесь после многочасовой очереди с перекличками шла моя первая «Великолепная семерка», именно здесь начался тот день, когда... Впрочем, это вас уже не касается. Просто маршрут Аннушки приносит мне счастье, словно подаренный в детстве амулет.
Что еще? Скамейка на Яузском бульваре, где я спал этим летом, угловой сталинский дом с колоссами при входе (мужчина с отбойным молотком, женщина со снопом и винтовкой – она, как всегда, успевает все) и неожиданной усадьбой во дворе, пруд под индийским рестораном... На каждые сто метров пути Аннушки можно написать по рассказу, на каждые триста – по повести. Весь маршрут, конечно, роман. Мой роман. Наш. Теперь он закончился. Так, как заканчивается несколько хороших романов и много плохих. Аннушка умерла. Вы видели раскрашенные трамваи с пугающей надписью «Москваннушка» на боках? Они считают, что воскресили ее. Добропорядочный трамвай с ностальгическим колоритом и удлиненным маршрутом. Долорес Скиллер. Это единственное бессмертие, которое тебе оставили.




www.reklama.ru. The Banner Network.
Powered by Qwerty Networks - Social Networks Developer #1