из четвертого номера Светит, но не греет Ольга Кузнецова КОГДА я никого не люблю, я люблю «Текилу». То есть если в моей голове не звучит Dance me to the end of love или It’s no use to dream of caramel, в ней восходит «Зимнее солнце», гудит «Авиация и артиллерия», вьются бесконечные «Ветры лестниц» – идеальный фон для человека с нулевой температурой сознания. На концертах «Текиладжаззза» я замираю, как животное в свете автомобильных фар, сживаясь с мимикой рельефного лица Жени Федорова и его монотонным пением – вокальным аналогом «нулевого градуса письма» Альбера Камю. Мне было поручено поговорить с Женей. Слушая «Кроме звезд», «Стратосферу», «Наливайю» и ревниво отслеживая улыбки солиста в противоположную сторону зала, я представляла, как начну разговор: «Помните, я брала у вас интервью для «Матадора» по телефону? А потом работала на Km.ru, и мы обменивались линками?» И когда он раздавал автографы, окончательно поняла, что новая программа – недостаточный повод для живого общения, которое, как это часто бывает, может разрушить образ, оставив мое дальнейшее существование неозвученным. Программа начинается новыми композициями. С первого раза они не западают в память, но так бывает часто даже с лучшими песнями, особенно этой группы, у которой монотонность в крови. Планы «Текилы» мне известны: после московских клубов – концерт и премьера спектакля с музыкой группы в Питере, в декабре концерт на фестивале «Москва – Территория 2000», гастроли в Америке и сборник ремиксов, новый диск в январе. А на вопрос о Москве Женя мне уже отвечал, да и чего ожидать от питерского деятеля: все они любят Москву за деньги (см. интервью с продюсером Сельяновым в «Нео Москве» №1). Интонации «Текилы» не могли родиться в столице, здесь они – экзотика из мира выцветших линий и тяжелого неба с молоком. Я узнала о «Текиле», когда она выпускала мелодичный альбом «Целлулойд», заставивший критиков говорить о преодолении «альтернативности». Вместе с клипами на песни «Звери» и «Тишина и волшебство» аниматор Дима Резчиков дал мне аудиокассету со студийной записью альбома и питерский телефон Федорова. С тех пор я мечтаю сделать с Женей большое глянцевое интервью, но после «Целлулойда» музыка «Текилы» стала жестче и, кажется, группа надолго зависла в «пограничном» статусе – между альтернативой и трендом. Статус этот вызывает уважение, но не пускает дальше журнала «ОМ». Впрочем, мировые примеры подобного зависания, вроде Киану Ривза, всю жизнь снимавшегося и у Ван Сэнта, и у Де Бонта, а в «Матрице» взошедшего, наконец, на звездную высоту, дают некоторую надежду. Но пока мои чувства к «Текиле» не находят адекватной реализации. По пути из клуба «16 тонн» я размышляла о безысходности, лежащей в основе любого чувства: оно светит, как зимнее солнце, слепит, как автомобильные фары, и стреляет без предупреждения при попытке согреться, приблизившись к источнику света. Одно утешение – примерно об этом и поет «Текила»: «Такая же, как и я, идет, не глядя на тротуар...» Каждый замкнут на себя и в этом очень похож на других. Видимо, проникнувшись моим настроением, таксист быстро перестал ко мне приставать и даже не взял денег за поездку от «1905 года» до «Войковской».