4. * * *

Исправленному верить невозможно...
Оно лежит поверх черновика,
декоративной пылью придорожной
для вида, припорошено, слегка.

Во время депортации в Пицунду
ты коже загорающей жены
не верь в четыре тридцать по полудню,
когда она сползает со спины.

Не вера убедительна, а зависть
к тому, во что нельзя поверить. Ты
стрелял не раз в ту сторону, где аист
бросал орущий свёрток с высоты.

И не попал. И слава богу. (И не
важнецкий, значит, из тебя стрелок).
Из нерождённых, кстати, можно иней
добыть, но ты и этого не мог.

Нам жизнь верна, но только в самом центре -
в момент происхождения, когда
она участвует в эксперименте,
чтоб стала кровью кислая вода.

И это происходит часто или
не происходит, но наверняка
ты поплывёшь по ней свободным стилем,
хотя и взят на должность топляка.

Не верь вот этой, нежной, щепетильной,
в разрезах глаз и в чешуе ногтей,
особенно её ногам, что сильно
на пояснице скручены твоей.

Учитывая, что не виновата
она ни в чём, ты просто ей не верь,
не верь на два или на три карата,
забитых в луком пахнущую щель.

Не верь, что снег валяется, как ветошь,
тем более что он ещё летит,
хотя готов полёт закончить... - нет уж,
пускай еще немного повисит.

Ты с Родиной живешь, а не с народом.
Когда народ - кто в лес, кто по дрова, -
прёт по воду, Она бежит по водам,
и, стало быть, пока бежит, права.

Вокруг то православно неприлично,
то щурится военный шариат,
то девушки в коленках католичных
с колючими мужчинами лежат.

Всему, что изменилось, невозможно
поверить и - тем паче - доверять...
Мать, постарев, меняется? Несложно
не верить ей, хотя она и мать.

Любить отца в любое время суток
и доверять за то, что он исчез,
за то, что он случайно перепутал
сухой оргазм и мокрый энурез,

когда за мимолетным наслажденьем
водил девиц в деревья и кусты,
производя хрустящее движенье,
пока на этот звук из пустоты

не выполз ты... (Что мать была случайной,
что в спешке ты использовал не ту
для выхода на свет, - осталось тайной,
которой оной быть невмоготу.

Не верь ветрянке и шершавой попке,
что в неглиже родного нагиша,
тобою став, закрыли эти скобки)
...невероятным воздухом дыша?

Ты им не верь. Поплачь и разуверься.
И умиранью здешнему не верь,
оно, скорей всего, из изуверства,
чем наобум, твою захлопнет дверь.

Не верь бессмертью (а оно - всё ближе!).
Но не назло ему, а вопреки
ты сможешь встать на собственные лыжи,
отбросив фигуральные коньки.

Балетоман, гундос, канатоходец,
неважный ёбарь, тайный онанист,
тебя любил лишь шерстяной народец,
что отзывался на твоё "кис-кис",

а ты, с девицы слизывая кальций,
чуть не сорвал резьбу ее сосков,
мозоля затекающие пальцы
до третьих и девятых петухов.

Прищепкой бельевою, как китаец,
я с двух сторон зажал глаза и не
беседую с тобой, а наслаждаюсь,
что говорю, а ты не веришь мне.