3.* * *
Кое-куда-нибудь
мною проложен путь,
то есть нибудь-куда
быстро течёт вода.
Крик - на конце иглы.
Слева взошли холмы -
это опять земля
выдохнула себя.
Я не терплю иметь
на подбородке смерть,
и потому скребу
оную поутру.
Странно, что жизнь легка:
слёзы - из молока,
их перламутра - грязь
ёрзает, не смеясь.
Жабки в болоте спят,
жопки у жаб торчат,
всё хорошо у них,
ультрамариновых.
Сын полюбил отца
в самом конце конца,
липнет к земле руки
глина его щеки.
Как хорошо играть
в то, что не умирать
можно четыре дня...
Где-то ползёт змея,
тонет в реке енот,
жизнь коротает крот,
где-то идёт война,
нас посылая на...
Поберегись, дружок.
Видишь, летит снежок -
это конец пути.
Значит - ещё идти.
Жизнь, искривляя рот,
палец большой сосёт.
Высосав смерть, она
ею плюётся на
всех, кто мизинец свой
держит над головой,
плача, что мало жил
на перекрёстке жил.
Что за житье-бытьё!
Всюду сверкает всё!
Всюду течёт вода,
в "нет" заливая "да".
Злость подтекает в мир
там, где до самых дыр
мир поистёр черты
мимикой доброты.
Видимо, он ничей.
Иглы своих лучей
он выпрямляет днём,
чтобы играть с огнём,
и протыкает воск,
чей человечий лоск
так натурально бел
в сумерках наших тел.
Я ли не человек,
быстро вбегая в снег
и выбегая в дочь,
то есть, простите, - в дождь?
Отчим на небесах
усыновляет - ах,
удочеряет - ух,
мальчиков и старух.
Радость его чиста,
а потому - пуста,
к ней под прямым углом
спит человеколом.
Это и впрямь чудно:
ты подо мною, но
смотрят твои глаза
не на меня, а за.
Там, за моей спиной,
воздух, дышавший мной,
прямо у потолка
выдумал облака,
и приказанья без
известь сырых небес
те покрывают так,
что неизбежен мрак
возле моей спины.
Плесенью седины
нас заметает жизнь.
Ну, а теперь - держись:
сбросив боезапас,
в страшном пике на нас
с воем несётся Рай.
Всё хорошо. Прощай.
Стой, подожди чуть-чуть,
я обманул, что путь -
это почти вода.
Нет! Потому, что - Да!
Да! Потому что...
О,
как же вокруг светло!
Так безупречен свет,
что даже бога нет.
Значится... Это... Вот...
Кажется, в позатот
вторник была среда.
Невероятно? Да?..
