2.* * *

(Осень требует расклада.
Разложи её по полкам:
в левой тень от листопада
вдета в правую иголку.

Вашу маму в зад калошей!
Вашу папу раком в пиво!
Тексты Парщикова Лёши
очень стильно и красиво

я читаю на платформе
челябонской вокзанали.
Проводница в униформе
воздух делает анальным.

Отделив от плевел плеву
у вагона № 8,
вижу девственницы север,
западающий на осень.

И не лезу я в бутылку,
но испытываю муку
и крещу себе затылок,
за плечо забросив руку.

Если вынуть незаметно
копчик у вокзальной девы
то мундштук для сигареты
можно выпилить и сделать,

чтобы падала на локти
и колени шлифовала,
и какой-то новый дактиль
подо мной изобретала.)

Жизнь окончилась, и - баста!
Между дат - порывы ветра.
И оттенком алебастра
маска осени посмертна.

Перспектива не обратна,
но кривляет позвоночник
и почти невероятно
обретает хрупкий копчик,

и хрустит зелёный воздух,
потому что он красивый,
потому что он и на дух
не выносит быть не синим.

Человек бесчеловечен,
ибо ангелоподобен,
он себе придумал вечность,
будучи неблагороден.

(Кием от Барто: в подушку
кто-то хнычет, а не плачет -
это Таня-поблядушка
снова проглотила мячик.

У неё родится мягкий
ноября седьмого, в стужу,
он на всех свирепо мявкнет,
потому что сядет в лужу.)

Это люди подкидные
с дурачком играют в умниц,
невысокие такие
посреди осенних улиц,

где бегут они по-птичьи,
все солёные от счастья.
И смешно, и неприлично,
что они умрут... отчасти.