на "Кысь" Татьяны Толстой

Анна ВОЛОДИНА

Про букву "Ж", американца О'Нила, хищную Кысь и не только...

http://www.vesti.ru/2000/10/14/971538740.html

Некогда американский мальчик по фамилии О'Нил увидел русскую букву "Ж" и... влюбился. И решил, что непременно должен выучить язык, в котором есть такая замечательная буква. Ему виделось в ее графике что-то древнее, гармонично сочетающее упорядоченную мудрость и первобытную простоту. А в звучании - порхающе-летнее, до нахальности живое, так беспечно наслаждающееся своим бытием, так безмятежно принимающее и неизбежную скоротечность его, и собственную обреченность... Вот стайка комаров, возбужденная теплом, предательски выбивающимся из-под засученных рукавов и глубоких вырезов, словно перекликающаяся (услышал - передай другому!): обедать подано, ж-ж-ж, к столу, ж-ж-ж. Вот бурчащая над травой мошкара, совершенно не замечающая приближения человеческой стопы и, лишь в последний момент, вздрагивая, лениво приподнимающаяся на пару сантиметров. Вот толстенная муха, препротивная, куда-то мимо...

Сладко, должно быть, закрыть глаза в недужном, замороченном декабрьскими ветрами Нью-Йорке и мысленно погрузиться в сезон жжжу-жжжания и гуде-жжж-а, сулящий негу, новенький велосипед и опьяняющий избыток природного витамина D. Мальчик О'Нил так и делал: закрывал глаза, смыкал челюсти и, придавая губам форму сглаженного квадрата, как умел, пробовал на вкус эту диковинную славянскую букву, получалось: д-жжж-и.

А потом он стал филологом. И литературным переводчиком с русского. Так любовь, начавшаяся когда-то с буквы, спроецировалась на Россию в целом. Он месяцами жил в Москве, проникаясь бытом и менталитетом, и мотался по провинциям, и с кем только не общался в попытке открыть для себя все премудрости "великого и могучего", пока не заговорил на нем чисто и многогранно. И сны стал видеть тоже на русском. И слушать "АукцЫон", и зачитываться рассказами Татьяны Толстой. Каждый раз, возвращаясь в Нью-Йорк, он увозил полчемодана книг, неизменно смеша меня идеалистичными размышлениями, как в результате прекрасно должно все сложиться в стране с таким богатейшим литературным наследием и такой уникальной культурой чтения.

К слову, это было начало 90-х, когда издательское дело в России испытывало невероятный подъем. Изголодавшиеся по запрещенным авторам и произведениям, еще не зажравшиеся свободой выбора, разнообразием и полиграфическими изысками, сограждане радостно удовлетворяли свой литературный голод, полностью сметая тиражи с книжных прилавков. Читали, читали, читали. А потом запойно обсуждали прочитанное. И покупали, покупали, покупали книги. Даже те, что уже были в домашних библиотеках, просто переизданные: с новыми иллюстрациями, в другом формате. Хотелось.

И не стала бы я все это вспоминать, потчуя вас сказочками об американском друге, если бы не дискуссия, которая завязалась у нас в недавний его приезд. Говорили об изменениях, произошедших за последнее десятилетие в московском микромире и жизненном укладе москвичей. Не глобализируя, конечно. Камерно: на примере общих знакомых. Прошлись и по рудиментарной ныне традиции "кухонных сборищ", и по ушедшим в почти небытие толстым литературным журналам, и по видоизменившейся культуре чтения, так его некогда умилявшей. О последней и речь.

Как-то само собой, темп жизни (по нарастающей скорости) стал напоминать гонку вооружений времен холодной войны. И, как следствие, проявилась неприятная тенденция: профессиональная необходимость ежедневно пропускать через себя огромные потоки информации незаметно начала перерождаться в зависимость уже психологического толка. Теперь книги читаются по две, а то и три параллельно: в метро - Фаулз, на работе - Интернет, по пути домой - газеты и журналы, перед сном - Миллер. Этакий конвейер. Теряется вкус и осязание текста. И все сложнее воспринять магию языковых образов и стилистических авторских находок. Причем, чем оные явственней и значительней, тем больше искушение отложить до лучших времен: до выходных, а потом - до отпуска... Потому что - жалко, потому что хочется, как раньше - задержаться, временно пожить в прочитанном. А так - похоже на бизнес-ланч: содержимое страниц проглатывается на скорость, минуя вкусовые рецепторы. В голове чаще всего откладывается только сюжет, а в реестр памяти, вместо спектра ощущений о полученном эстетическом удовольствии, вносится закладка с итоговым определением: "хорошо", "так себе" и так далее.

К тому же существует проблема выбора, который, как известно, людей неизбежно портит (впрочем, как и его отсутствие): сочетая желание объять необъятное с предлагаемым книжными супермаркетами изобилием, дополняющимся каждую неделю множеством новинок (в том числе трудами авторов-дебютантов), сориентироваться на редкость сложно. Одна надежда - на объективные анонсы литературных обозревателей уважаемых изданий...

Есть и еще один недостаток, напрямую связанный с книжным изобилием и чтением, поставленным на поток: пресыщенность. Даже хорошим. Даже настоящим. Именно в ней Татьяна Толстая углядела истоки модных ныне плачей по современной русской литературе (той, что принято писать с большой буквы). Слишком много у нас, по мнению Татьяны Никитичны, хороших писателей. Пресытилась ими публика, пресытились критики. Закапризничали и возжелали большего, большего, большего. В одном из интервью Толстая сравнила это состояние с икрой: когда оной нет, она кажется вкусной, а когда на каждом углу, то ее никто не берет, хотя вкус - все тот же. И даже высказала предположение, что если бы воскрес сейчас кто-нибудь из великих классиков (Данте или Шекспир, или Лев Толстой с Набоковым), раззевались бы читатели, да и махнули бы рукой: дескать - ну и что?

Может, и права Татьяна Никитична: может, и раззевались бы, конечно. А может, и разглядели бы, и прониклись, и ... отложили бы до отпуска, чтобы лучше прочувствовать и насладиться. Всякое бывает. Но все же хочется надеяться, что не настолько мы инертны в пресыщенности и загруженности своей. Да и грамотная рекламная компания вряд ли дала бы классикам остаться в безвестности. И сама Татьяна Толстая - живое тому подтверждение. Ее первый роман "Кысь", масштабно раскручиваемый в СМИ уже более месяца, согласно неофициальному опросу, проведенному среди продавцов в магазинах "Москва" и "Прогресс" за несколько дней до выхода книги, по востребованности - на первом месте. Уличные торговцы, коих можно считать своеобразным барометром читательского спроса, тоже пророчат роману небывалый коммерческий успех. И, мгновенно сориентировавшись, предлагают нетерпеливым согражданам перечитать пока сборник рассказов Толстой "Река Оккервиль", заметно возросший в цене (если неделю назад за него просили 70 рублей, то теперь, в зависимости от места, он стоит 85-110).

Вот и друг О'Нил сообщил, что до отъезда ему очень бы хотелось приобрести "Кысь". Здесь я ничем помочь не могла: роман к тому времени еще не вышел. Я сама вожделела его весь сентябрь, жадно отлавливая всю появляющуюся информацию по теме. Последней было много и разной, порой противоречивой. Роман причисляли то к эсхатологической сатире, то к антиутопии, то к лингвистической фантастике. Сама же Татьяна Никитична на этот счет никаких заявлений не делала, а вот на все вопросы журналистов о сочиненной ею фабуле отвечала интригующе и с удовольствием. По чуть-чуть, не раскрывая тайн. Но так, чтобы очень захотелось узнать: что же за взрыв на Земле произошел, и почему вместо Москвы - деревня Федор-Кузьмичск, и правила игры в "удушилочку", и что же это, наконец, за зверь такой - кысь: на кого похож и чем питается. А после появления в "Афише" рецензии Льва Данилкина , который, по всей вероятности, роман уже прочел, захотелось еще больше. К тому же, гостя в "Антропологии", писательница пообещала Диброву обилие альковных сцен, что вполне может привлечь ту часть аудитории, которой имя Татьяны Толстой ни о чем не говорит. Той аудитории, которая и без всякого взрыва мутирует в энном поколении, общается с миром на диковинном языке и играет в "удушилочку" по самостоятельно заведенным правилам, но читать все-таки еще умеет.

Кстати, о языке. Язык в романе особенный, специально для "Кыси" Татьяной Никитичной придуманный и стилизованный под нечто сказочно-дремучее. Чем особенно и привлекателен для другой части аудитории, которая привыкла к "интеллигентному трехэтажными метафорами инкрустированному" (лучше Данилкина не смогу, право) языку рассказов писательницы. Для моего американского друга - в частности. Он так, бедный, и уехал: без первого романа обожаемой им Толстой. Но с потрясающим двухтомником Сервантеса, кажется, 34-го года издания, приобретенном на книжном развале около Центрального дома журналиста, что на Никитском бульваре. Данное место - рекомендую. Там всегда можно найти что-то интересное по сходной цене, которая будет уменьшаться равно пропорционально вашему умению торговаться вежливо и с чувством достоинства.

А "Кысь" я другу непременно куплю. Прямо сегодня. В книжном магазине "Москва", за 50 рублей. И еще - энциклопедию "Русская изба", вышедшую в питерском издательстве "Искусство" и недавно появившуюся в магазинах. Пусть расширит свой русский лексикон давно вышедшими из употребления горчухой (так некогда называлась прихватка) и отиком (обозначающим рюмку). Может быть, пригодится: так, на всякий случай.

14 октября 2000, 19:52

Назад в "Коллекцию рецензий на "Кысь"