типа врез:
Владимир Владимирович Набоков родился 10 (по новому стилю - 22) апреля 1899 года, умер 2 июля 1977 в Швейцарии, в Монтре. Написал девять романов на русском языке (публиковались под псведонимом В.Сирин) и восемь на английском. Сочинял стихи, рассказы, пьесы, шахматные задачи, кроссворды (и даже изобрел слово "крестословица") и научные труды о бабочках. В России его тексты стали издаваться в журналах с 1986 года, в 1988 появились первые книги, только что в Петербурге вышли обширные комментарии Набокова к роману Пушкина "Евгений Онегин", последнее из не опубликованных ранее на родине значительных произведений писателя.
КАРЬЕРА АРИСТОКРАТА
Всемирную известность Набоков приобрел благодаря роману "Лолита" (1967), и в этом факте для трепетного поклонника отечественный словесности есть что-то если не оскорбительное, то обидное. Действительно - самый виртуозный русский писатель признан международной публикой как автор сенсационного сочинения, повествующего о противоестественной связи немолодого господина с девочкой подростком. Важно, не как проходит, а как приходит gloria mundi: на белом слоне Скандала. Сам Набоков, много презрительных строк посвятивший дешевым вкусам толпы, с гроссмейстерским изяществом вышел из этой двусмысленной ситуации. Следующим ходом он явил миру "Аду" (1969), роман о еще более сомнительной любовной истории между братом и сестрой, но написанный таким витиеватым усложеннным слогом, что простодушный поклонник скользких интриг не доберется и до первой сцены, отдаленно напоминающей эротическую.
Карьера Набокова это путь аристократа, где так или иначе понятое вырождение - грустная неизбежность, ибо слишком узок круг и слишком утончены чувства. От прозрачных ранних рассказов до темного позднего письма, адресованного через головы читателей сразу пытливым комментаторам, от легкого дыхания непорочности в начале пути до безнадежного инцеста в конце. И жизнью, и книжками он пытался понять, что такое честное, отважное следование Судьбе.
"СУДЬБА ИГРАЕТ ЧЕЛОВЕКОМ, А ЧЕЛОВЕК ИГРАЕТ НА ТРУБЕ",
- говаривал Остап Бендер, об образе и об отцах которого, Ильфе и Петрове, Набоков, скупой на похвалы, отзывался очень тепло. Слово "комбинатор" отлично подходит большинству его главных героев: людей, дерзнувших вступить в интеллектуальную схватку с игруньей-жизнью. Жизнь устраивает так, что поезда приходят не на тот путь, часы в самые важные моменты показывают ложное время, паспорт теряется сразу после того, как в нем заводится месяцами выхаживаемая виза, письма перепутывают конверты. Человеку приходится комбинировать в ответ, менять свои планы в последнюю секунду, чтобы судьба о них не узнала, заводить себе двойников, переходить границу под фальшивым паспортом и переадресовывать на середине письмо другому человеку.
В этих безумных шахматах человек всегда проигрывает. Потому, что все ходы его неизбежно логичны, потому, что он старается угадать, совпасть с выкрутасами судьбы. Но жизнь - это каскад обманок и несовпадений. В начале века вошла в моду тема глядящих в друг друга зеркал. Эмблематческие строки Г.Иванова - "Друг друга отражают зеркала, взаимно умножая отражения" - хороши всем, кроме одного: автор полагает, что описывает глубину взаимосвязей, в то время как всего лишь порождает дурную бесконечность. Набоков, активно работая с этой зеркальной тематикой, вводит важное уточнение: смысл и соль всегда в несовпадении, в ассиметрии. Герой "Отчаяния" (1932), замысливший эстетически совершенное убийство, ошибся в одном: тот, кого он считал своим двойником, оказался попросту на него не похож. Двойников вообще не бывает. В "Приглашении на казнь" (1938) описана удивительная игрушка, которая называется нетки. Это кривые, неправильных форм фигурки, которые, глядясь в кривое же зеркале, дают прямое отражение: стройные башенки и прекрасные корабли. Но совпасть фигурами своей судьбы с кривым зеркалом жизни - задача, обреченная на провал. Удача если и улыбнется, то глубоко от противного: герой "Короля, дамы, валета" (1928), задумавший вместе с постылой уже любовницей убить ее богатого мужа, выходит из ситуации и остается на коне за счет ее нелепой смерти от простуды.
НЕОКУПАЕМОЕ ДОСТОИНСТВО
В ассиметричном мире Набокова нет счастливых людей. В те мгновение, когда что-то, похожее на удачу, оказывается в руках, человек спешит от него отказаться. Герой "Машеньки" (первый роман Сирина, 1926), посвятив полкниги организации своей встречи с потерянной полжизни назад любовью, перед самым приходом заветного поезда решает уехать в другом направлении. Себастьян Найт ("Подлинная жизнь Себастьяна найта", 1941) оставляет любимую, с которой был счастлив, ради женщины, с которой несчастен. В самой светлой книге Набокова - "Дар" - писатель, провожая влюбленных до дверей, за которыми их должна ждать первая ночь, заставляет их обнаружить, что нет ключей (впрочем, читателю он намекнул на это раньше, и мы вместе с Автором оказываемся в позиции презрительного демиурга, который следит с ухмылкой за тщетным мельтешением этих на что-то надеющихся существ). В рассказе "Пильграм" Набоков убивает человека в тот момент, когда он, наконец, накопил денег столько, что может отправиться в поездку, о которой мечтал несколько десятилетий.
В этой редкой для русской словесности жестокости критики, пеняющие Набокову за холодность и снобизм, видят своего рода энтомологию: дескать, писатель изучает людей под равнодушно блистающей лупой, как исследовтаель насекомых. Но можно повернуть ту же формулу и иначе: он предостерегает человеческих бабочек от губительных полетов на огонь. Люди слабы и несчастны, говорит он нам, и за рискованный путь, за веру в свою мечту будет вовсе не принцесса, и не покой, а лишь осознание того совершенно неокупаемого факта, что ты вел себя с достоинством и следовал своей судьбе. Если тебе этого довольно - вперед. Только не скули, и знай, что ты вряд ли вернешься.
ЭКОНОМИКА СЕРДЦА
Набокова писал, что мы живем на проценты с капитала, дарованного нам свыше: Богом ли, судьбой ли. Этот капитал можно назвать Жизнью, можно Даром, но в любом случае нам принадлежит только крохотная прибавленная стоимость, и посягать на основной фонд мы не имеем права. Потому так пошлы революции: суетливые потуги переделить жалкие крохи. Потому действительность следует не перекраивать - следует любить и жалеть ее скоротечость и неповторимость.
Набоков, может быть, самый тактильный наш сочинитель, увековечивавший трепещущие мелочи: например, крестик, выдавленный ногтем на лодыжке любимой ("Весна в Фиальте").
Но беда в том, что ценность этого крестика, заставляющего героя захлебываться от нежности, для любимой может отнюдь не быть такой высокой. Доставшееся нам богатство, как правило, сугубо приватно, и мы не можем ни поделиться им с другими, ни обменять. Проценты одной души не конвертируются в проценты другой, и история о том, как два влюбленных шпиона соединяют в финале две половинки разрезанного медальона, избыточно сказочна. Самая волшебная любовь у Набокова - это прогулки Зины и Федора в "Даре", когда герои вместе обращают внимание на занятные подробности ночи, на брошку с тремя рубинами, скользящую по темному бархату неба: так осваиваются, берутся в подарок ценности, принадлежащие двоим, но их всегда будет очень и очень мало.
ЖИЗНЬ ПО СРЕДСТВАМ
Набоков, как известно, писатель "буржуазный". Потому, что ценит частную жизнь ("прайвеси"), потому, что воспевает лаун-теннис. И потому, что постоянно бьет по щекам героев, вознамерившихся жить не по-средствам. Вот чем Набоков по-настоящему страншен: этой холодной честностью банкомата. Ганин не встречает Машеньку, потому что у него нет ничего для нее, потому что ему нечем расплатиться за обладание ею. Пильграм наказан за то, что слишком медленно копил деньги: сам виноват, что не осталось времени их потратить. Найт-старший ничего не смог узнать о своем покойном брате, потому что делал это за счет денег умершего, а не за счет своей живой души. Когда приходит время платить, сполошь и рядом оказывается, что платить нечем. Разве что самой жизнью - своей, как Мартын из "Подвига", или чужой, как герой "Короля, дамы..."
Главный капитал, дарованный самому Набокову, это оставленная в юности Россия, роскошная Россия благополучного ребенка: санные и велосипедные прогулки, патриархальные усадьбы и огромный - в полребенка -карандаш, подаренный мамой. Первая эмиграция саднила души, мечтая вернуть старую Россию и вернуться в нее, Набоков понимал, что ничего никода не возвращается, и всю жизнь стриг со своей детской памяти радужные купоны.
"Детство", может быть, здесь важнее, чем "Россия": ребенок как раз и есть тот, кто живет непосредственно, кто живет не- по-средствам. Конечно, бывают кредитные линии, открытые всю жизнь, но все же львиную долю своего капитала человек получает в детстве. В раннем тексте "Путевождитель по Берлину" рассказчик долго смотрит, как из служебного помещения бара маленький мальчик глядит в зал, и предсатвялет, что он видит - краешек бильярда, прау бородатых мужиков в дыму, а когда приятель спрашивает у рассказчика, о чем же тот задумался, то раздается ответ: "Я подглядел чье-то воспоминание". Жадный, жадный рассказчик, знающий, что за все надо платить, завидует тому, кто может пока брать.
Набоков, как известно, был яростным критиком Больших Идей, объясняющих все на свете: от коммунизма до фрейдизма. Издевался над учительской роли литературы и отрицал громкий пафос. Однако, и у него можно найти фразы, которые хочется называть символами веры. Вот одна из них:
"БАЛУЙТЕ ДЕТЕЙ, ГОСПОДА. ВЫ НЕ ЗНАЕТЕ, ЧТО ИХ ОЖИДАЕТ"
|
