"Подлинная история „Зеленых музыкантов"" - это книга, в которой Евгений Попов объединил 50-страничную рукопись "Зеленые музыканты" 1974 года и 300 страниц комментариев к ней, общим числом 888. Цель книги, как записано в преди-словии, состоит в том, чтобы показать молодежи историю промотавшихся отцов. Формальная задача - спародировать академические издания, образчиком коих служит комментарий Лотмана к "Евгению Онегину", в котором, по мнению Попова, смешались, с одной стороны, "заумный" структурализм, а с другой - абсолютно ясные вещи, касающиеся быта пушкинской эпохи. Однако ни дидактическая цель, ни псевдоструктуральная конструкция "Подлинной истории..." не объясняют даже половины замысла писателя: скрытая от собеседников, но демонстративно явленная в самом тексте суть - пародия на некогда прогремевший "Бесконечный тупик" Дмитрия Галковского.
По мысли Тынянова, суть пародии заключается в смещении модного жанра на периферию, в выдаче ему, так сказать, свидетельства на штамп, клише, автоматизм. Новый роман Попова, в этом отношении, попадает в яблочко. Действительно, потенциально бесконечные тексты всех родов и видов, обрастающие бесконечными своими и чужими комментариями, почти заполонили русскую литературу. Однако пародия Попова не только высмеивает штампы этой романистики, захлебывающейся в своей безудержной и бесконечной нарциссической речевой деятельности, но и развенчивает ее идеологемы самым карнавальным образом. По воплощенной в "Бесконечном тупике" мысли Галковского, заимствованной им у Розанова, Россию погубила ее литература. Литература завела в бесконечный тупик - он же бесконечный текст, бесконечно воспроизводящий этот тупик - он же бесконечно упирающийся в тупик печатной страницы взгляд русского интеллигента (скажем, читающего роман Галковского). Попов в своей беллетризованной истории "Зеленые музыканты" передергивает версию Розанова-Галковского, превращая русского писателя в советского бюрократа: "Все маячит и маячит (33), мельтесит (34) перед глазами сложнейшая (35) фигура Ивана Иваныча, человека ныне (36) весьма в нашем городе уважаемого, члена многих постоянных и временных комиссий, талантливого хозяйственника (37), депутата (38), моего не очень близкого знакомого (39)" (в скобках - номера комментариев, проставленные Евгением Поповым. - Н. Г.).
История "Зеленых музыкантов" посвящена литературной молодости Ивана Иваныча, в начале своей карьеры подкармливающего незнакомого журналиста, имеющего доступ к литературным сферам, ливерными пирожками. "„Хихи пишешь или зозу?" - невнятно произнес газетный работник, ибо рот его был занят в этот момент упомянутой пищей". Выясняется, что герой грешит и тем и другим. Графоманский рассказ героя, приведенный внутри этого текста в тексте, пора-зительно напоминает ранние вещи Со-рокина: "С год назад я работал простым поч-тальоном в небольшом сибирском колхозе, который славится своими телятами (101)". Однако зеленые музыканты возникают в тексте в связи с совершенно иным грехом Ивана Иваныча, а именно - прелюбодеянием. "„Ты уже уходишь? - очнулся Иван Иваныч (311). Она медлила (312). - Куда на ночь глядя? Ночуй у меня сегодня", - (313) отводя глаза в сторону, сказал он". Прелюбодеяние наказывается самым жестоким образом: любовница Милка уходит от героя к музыканту из ресторана, которого Иван Иваныч способен воспринимать лишь через нагрянувшую зеленую муть писательского труда: "Он [творческий метод] заключался в том, что Иван Иваныч теперь уже почти в любое время суток лежал на упомянутом диванчике, завернутый в упомянутую простыню и грязное одеяло (462). И не спал он, не дремал, не читал, не курил - он работал. Текла, текла в размягченном мозгу, переливалась всякая зеленая муть, масса, субстанция - фон".
Помимо мистической составляющей креативной работы, "зеленого", так сказать, труда, книга карнавализует экономику и социологию литературного производства. Если Галковский работает на глобальном объеме русской культуры XIX-XX веков, то Попов разворачивает шутовскую, но довольно полную картину литературного быта второй половины XX века. Комментарии тасуют карточную колоду сведений: от размера гонораров в "Литгазете" до подробной детализации быта графомана, вынужденного из-за скудной жилплощади писать стихи, сидя на унитазе. Карнавализованные исследования судеб отдельных русских писателей соседствуют с комизмом самого сопоставления их творческой работы. Комментарий № 483 ["У меня мать умерла, - сказал Иван Иваныч. - Да? - Попугасов сделал озабоченную мину (483)"] разрастается во "вложенный" 25-страничный роман под названием "Мина", посвященный сравнительному анализу литературной производительности трех писателей, каждый из которых пишет свой роман под названием "Мина".
Галерею действующих лиц "Бесконечного тупика" пародирует у Попова "Именной указатель персонажей, упомянутых в комментариях, составленный автором исключительно для комфорта читателей во время их странствий по книге". Выясняется, что несерьезный "джентльмен-ский набор" имен ненамного отличается от серьезного "джентльменского набора" Галковского, который содержит лиц, значимых для сознания русского интеллигента. Вот фрагмент, выхваченный из "Зеленых музыкантов" произвольно: "ЭДИП, царь 171, 359. ЭКЗЮПЕРИ А., писатель 222. ЭРЕНБУРГ И., писатель 228, 298. ЭРИК СВЯТОЙ, король 483. ЮЙ ИЧЖУН, китайский профессор-славист 826".
Сама структура комментариев упрощена по сравнению c пародируемым источником с целью его дискредитации: у Попова нет ни визуального путеводителя по "Тупику", чрезвычайно напоминающего корневую систему растения, как это было у Галковского, ни самой ризоматической грибницы отсылок, позволяющей читать комментарий к комментарию, и т. д. Число сносок в "Зеленых музыкантах" фактически и стилистически "снижает" число сносок в "Бесконечном тупике" (949), становясь, вдобавок, шутовским вариантом числа зверя, которое, как известно, читается и сверху, и снизу, и справа, и слева, но не одинаково, а в зеркальном отражении. 888 всегда будет 888, и только переворачивание числа "на бок" даст наложенные друг на друга знаки бесконечности. Альтернатива апокалиптичному "Бесконечному тупику" оказывается тоже бесконечной, но совсем в другом, более оптимистическом, карнавальном ракурсе.
Позиционируя себя в качестве скомороха, вышучивающего "серьезный" труд конца ХХ века, Попов подключает к символическому капиталу своего собственного имени инвестиции имени Галковского, но не только их. Стерев в своем романе-комментарии границу между академическим изданием и народно-шутовским и породив тем самым в рамках многоаспектной пародии новый романный жанр, Попов присваивает сразу две великих роли: великого Пушкина, перенесшего на русскую почву жанр романа в стихах, и великого Лотмана, написавшего к этому роману комментарий. При этом литератор и литературовед в Попове под занавес тысячелетия встречают как родного третьего собрата - коммерсанта, печатающего столь изысканный пародийный текст в коммерческом издательстве "Вагриус".
НАДЕЖДА ГРИГОРЬЕВА