НОВАЯ РУССКАЯ КНИГА № 3

Д. ГУБИН, Л. ЛУРЬЕ, И. ПОРОШИН
Реальный Петербург
О ГОРОДЕ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ НЕДВИЖИМОСТИ
И О НЕДВИЖИМОСТИ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ИСТОРИИ



СПб.: Лимбус Пресс, 1999. 288 с. Тираж 3000 экз.

Узнав о выходе книги "Реальный Петербург", еще до прочтения, я порадовался за Анциферовский комитет, перед которым ныне стоит сложная задача. По условиям конкурса, рассматриваются только те краеведческие работы, которые вышли за последние два года, а среди них, к сожалению, выбрать что-то заслуживающее премии чрезвычайно трудно.
Книги о Петербурге, конечно, выходили, среди них - весьма достойные. Например, "Петербургские истории" Анатолия Иванова; "Василеостровский район" Галины Никитенко и Виталия Соболя; уникальные по полноте описания немецких кладбищ: Волковского, изданного в Петербурге Венедиктом Бемом, и Смоленского - нашего земляка Роберта Лейнонена, нашедшего издателя, к сожалению, лишь в германском городе Люнебурге. Но в том и горе, что определить, в чем конкретно выражается преимущество одного справочника или путеводителя над другим, почти невозможно. Конечно, природа жанра не требует каких-то особенных изысков стиля, но в пределах заданной темы могло бы наблюдаться большее разнообразие. Ведь и в классическом наследии - раздумья о Петербурге Александра Бенуа или того же Николая Анциферова, изложенные прекрасным русским языком, очевидно, интереснее, чем утомительные выписки из "Санкт-Петербургских ведомостей" Петра Столпянского и дилетантские наблюдения химика Владимира Курбатова.
Из трех авторов "Реального Петербурга" мне до того были известны лишь статьи Льва Лурье. Этого вполне достаточно, чтобы приняться за чтение. Ничего не могу сказать об успехах Лурье в телеэфире, потому что телевизора не смотрю, но в газетных статьях он выработал свою узнаваемую манеру, которая нашла как читателей, так и подражателей. Сильная сторона петербурговедения Лурье - вкус к мелочам городской жизни, лучше всего ему удаются сюжеты судебной хроники, то, что называлось "физиологическими очерками": описание нравов различных социальных групп населения. В этом смысле ближе всего к нему, кажется, недостаточно оцененный и несправедливо забытый очеркист прошлого века Владимир Михневич, написавший лучший путеводитель по городу: "Петербург весь на ладони".
Пишет Лурье легко, остроумно, не допускает явных ошибок, хотя может, увлекшись ритмом фразы, внезапно наградить Набокова нобелевкой. Вряд ли краеведческий интерес увлекает его в архивы, но в чтении старых газет и журналов он находит усладу, к чему приучил и своих последователей. Незнаком с его соавторами, но подозреваю, что Лурье уже начал обрастать учениками, цитирующими своего наставника. В общем, мне казалось, что "Реальный Петербург" заведомо не имеет конкурентов на Анциферовскую премию в номинации популярной литературы.
Не скрою, был бы в этом для меня и личный интерес. Оправдалось бы хоть одно из суждений М. Н. Золотоносова в статье по поводу книги К. К. Ротикова "Другой Петербург" в "Новом мире", где что ни строка - пальцем в небо. Автор хита "Слово и тело" раскрыл тайну К. К. Ротикова (как специалист по антисемитизму, он должен бы знать, как разоблачали псевдонимы в 1952 году). Лев Лурье благожелательно отзывался о сочинении Ротикова, так что можно подарить маститому сексоведу повод вспомнить о басне Крылова, заодно обратив внимание на милый его проницательному взору подтекст: кукушка… петух (!)…
Однако предварительное общее представление о "Реальном Петербурге" несколько изменилось по прочтении книги. Начать хотя бы с того, что большинство глав оказалось написано вовсе не Лурье, а Дмитрием Губиным. Впрочем, интонации всех трех авторов почти не различимы. Книга составлена из статей, опубликованных в середине 90-х годов в разных повременных изданиях. Срок между первым появлением статей и помещением их под одной обложкой, кажется, и небольшой - но изменилось за это время многое. Тогда доллар стоил 6 рублей, то есть, в рассуждении цен, дешевле, чем брежневские 90 копеек. Все тогда казалось просто, надежда на неисчерпаемость зарубежных благотворительных фондов крепка, перспектива капитализации всей страны близка как никогда. Оптимизм тех лет, лучащийся со страниц "Реального Петербурга", ныне кажется неуместным. На первый взгляд, это пособие для гипотетических клиентов, размышляющих над проблемой выбора места для своей квартиры. Где жить? - на Миллионной или на Бухарестской, в Новой Деревне или у Таврического сада. Вот проблема, которая должна, по замыслу авторов, волновать потенциального читателя. Он получает на страницах книги красочные описания различных районов города с дополнительными сведениями, касающимися стоимости жилья в ценах 1913 года, сопоставляемых с нынешними.
Не знаю, правда, вносилась ли корректировка по состоянию на период "после 17 августа". Для меня этот предмет лишен всякой актуальности. Если первый чиновник государства, идя в президенты, признается, что за год зарабатывает около пяти тысяч долларов, значит, для того, чтобы купить трехкомнатную квартиру на Гражданке, ему надо не пить, не есть, а копить в течение пяти лет. Будучи, как и В. В. Путин, бюджетником, признаюсь, что мое жалованье ниже премьерского, и цены на квартиры в Петербурге практического интереса для меня не представляют. Идеологический пафос "Реального Петербурга" мне лично также чужд. Авторы мечтают о "социально однородных домах и кварталах", подобных арбатскому дому Аделаиды Хитрово в детском стихотворении Самуила Маршака ("этаж сенатор занимал, этаж - путейский генерал, два этажа - княгиня, над ней повыше - мировой, полковник с матушкой-вдовой", а у него над головой - солидарный с хозяевами жизни представитель творческой интеллигенции - "фотограф в мезонине"). Не могу судить обо всех новых русских, но думаю, что большинство их составляют представители старой доброй советской номенклатуры со своими родными и близкими. Никаких особенных сдвигов в их сознании не произошло, и отмеченное авторами влечение богатых клиентов к окрестностям Смольного и Большого дома реальнее объяснить давними служебными интересами, чем внезапно проснувшейся тягой к аристократическим кварталам императорской столицы.
Да и сами авторы вряд ли всерьез рассматривают эту книгу как пособие для риэлтеров (слово однокоренное с "реальностью"). Их просвещенный взор выделил всего 56 престижных домов в Петербурге, достойных для заселения буржуазией собчаковского призыва. Состоятельных людей у нас сейчас хватило бы, пожалуй, даже и на двести домов, но станут ли они следовать советам наших писателей? Кажется, писателей это мало волнует. Наоборот, по мере чтения, убеждаешься, что практических советов для будущих жильцов здесь не найти. Никакой подсказки, как выменять купчинскую распашонку на апартаменты на Сергиевской, нет. Разве что бедолаге-читателю напоминают, что коли он живет на Старо-Петергофском, то и нечего ему, в высших интересах "социальной однородности", мечтать о Кронверкской. Сюжет с риэлтерством - лишь повод погулять по старому городу, его любимым уголкам, которые отнюдь не распространяются за границы дореволюционного Петербурга. Реальную сферу обитания большинства петербуржцев, в том числе и людей зажиточных (Долгое озеро, Пороховые, Веселый поселок, Юго-Запад и т. д.), эксперты-историки представляют слабо, и знать его не хотят. Короче, жить в доме, построенном Лидвалем, лучше, чем в доме, построенном Фромзелем, а в домах, составляющих две трети жилого фонда бывшего Ленинграда, жить вообще невозможно.
Но о какой ее практической ценности может идти речь в книге, посвященной тому роду деятельности, который ближе всего к искусству и вдохновению? Обмен квартир и комнат в коммуналках был неотъемлемой частью советского быта. Но, получив название "риэлтерства", этот процесс приобрел черты демонического авантюризма. Начать с того, что такое собственник комнаты в коммунальной квартире, при том, что дома как были, так и остаются муниципальной собственностью? Неисчерпаемая тема для постсоветских гоголей и щедриных, предмет сделок на уровне коробочек и собакевичей. К этому выводу, собственно, и подводят читателя. Кульминация книги - очерк Дмитрия Губина о "черной маклерше" Светлане. Когда затеянная маклершей многосоставная цепочка обмена венчается похищением из морга мертвеца с паспортом, чувствуешь, что и наша эпоха способна обогатить трехвековую мифологию Петербурга. Повседневная жизнь с ее бесхитростными заботами возносится на котурны высокой трагедии, наша современница Светлана вступает в пантеон петербургской легенды с Поприщиным, процентщицей Аленой Ивановной и Евгением с его мраморным львом. Вряд ли "Реальный Петербург" стоит держать на одной полке с путеводителями и справочниками по городу, но если в Анциферовской библиотеке есть место для философских медитаций о Петербурге - туда его, туда.

ЮРИЙ ПИРЮТКО
НОВАЯ РУССКАЯ КНИГА
СОВРЕМЕННАЯ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА


www.reklama.ru. The Banner Network.

Powered by Qwerty Networks - Social Networks Developer #1