|
|||||||
НОВАЯ РУССКАЯ КНИГА № 3 | |||||||
|
S. M. Eisenstein. De ssins secrets. Avec des textes de Jean-Claude Marcade et Galia Ackerman. [Paris]: Seuil, 1999. P. 192. SM = [без комментариев] SM = Sa Majeste Cергей Михайлович Эйзенштейн (1898-1948), повсеместно признанный гениальный кинорежиссер и кинотеоретик, был прежде всего с ранних до самых последних лет своей жизни неугомонным, азартным, страстным рисовальщиком. До недавнего времени общедоступная часть этого творческого "айсберга" с достаточной очевидностью играла лишь однозначно прикладную роль в связи с его профессиональными интересами в деле постановки кинофильмов. Здесь Эйзеншт-ейн скорее может напомнить таких своих позднее прославленных собратьев, как Феллини, даже Пазолини, как некоторые другие. Впрочем, русский кинорежиссер вообще начал свою творческую карьеру как рисовальщик-карикатурист и в таком качестве выступал в печати еще до революции. Хотя редкая публикация литературных работ самого Эйзенштейна и многочисленных исследований о нем обходится без одной или нескольких репродукций рисунков кинорежиссера, до сих пор эта важная часть его художественной активности покрыта туманом. Несмотря на сонм признанных специалистов и именитых хранителей остается, например, далеко не каталогизированной как следует и регулярно воспроизводится по частям в печати (совершенно безобразно археографически) самая богатая, по-видимому, коллекция - насчитывающее около двух тысяч рисунков казенное собрание в московском Музее кино. Положение очень мало, но все же изменилось в послед-ние пятнадцать лет, в период "перестройки" и худо-бедно, однако наступившей в самом деле затем свободы печат-и в России. Появились крайне неравноценные отдельные публикации в периодике, сопровождаемые немыслимыми ранее по смелости репродукциями, прошло несколько выставок в Москве (увы, без каталогов и с довольно поверхностными, хотя порой и натужно-грубоватыми откликами в печати), но все это лишь с большей очевидностью показало огромность до сих пор остающегося незримым массива художественного наследия Эйзенштейна. Первые наиболее внятные шаги на пути к изучению и пониманию реального облика выдающегося художника были сделаны, как это водится, на Западе. Именно там искренние искатели истины и почитатели подлинных талантов Эйзенштейна имели больше возможностей ранее распознать и шире оценить скрытые (и не очень) стороны его дарования, творческих и жизненных интересов, природного темперамента и эстетических вкусов. В числе массы высказываний о нем уже в 1930 году одним из наиболее проницательных американских исследователей было опубликовано следующее емкое наблюдение: "Вся сексуальная активность Эйзенштейна состояла в создании эротических рисунков". После первой довольно откровенной публикации на родине, сопровожденной серией неведомых до того его работ из одной частной московской коллекции ("Литературное обозрение", 1991, № 11), удалось провести несколько выставок - причем не столько в Москве (хотя и там тоже), сколько в Германии и Венгрии, Канаде и США. На некоторых их этих по-настоящему пионерских выставок экспонировались не только выдающиеся работы из теперь уже всемирно прославленного московского частного собрания и относительно смелые рисунки из тщательно таившего свои фонды от зрителей и исследователей столичного Музея кино. К сожалению, о полноте картины, о доступных альбомах, о должным образом подготовленных традиционно ожидаемых каталогах оставалось по-прежнему лишь мечтать. Дело сдвинулось с мертвой точки несколько месяцев тому назад, когда в самом конце 1999 года в со-лидном парижском издательстве "Сёй" вышел в свет полиграфически великолепно исполненный (хотя и подготовленный с элементами невнятности) новый альбом совершенно неизвестной до того графики Эйзенштейна - "Секретные рисунки". В нем воспроизводятся в цвете 152 работы, что составляет четверть общего объема еще одной неведомой до сих пор богатейшей частной коллекции (которая десятилетиями укрывалась от посторонних нескромных глаз, по-видимому, в Петербурге). Четверть - если верить на слово безымянным издательским составителям, ответственным за селекцию рисунков, за своеобразные рекламные пресс-релизы, частично отраженные в самоуверенно-клишированных информационных заметках во французской прессе (в самой книге указаны лишь имена авторов предисловия и послесловия, один из которых также подготовил довольно скудные легенды-коммен-тарии). Большинство работ в парижском альбоме датировано 1931-1945 гг. Они создавались в Москве и в эвакуации в годы войны в Алма-Ате, а также во время продолжительных командировок Эйзенштейна в страны Западной Европы и Северной Америки. Это находит отражение и в аккуратных подписях к большинству рисунков, и в фирменных заставках с названиями и адресами гостиниц на листах почтовой бумаги и конвертов, на которых рисунки порой были выполнены. Все работы сохранились в прекрасном состоянии и в большинстве своем снабжены содержательными и остроумными авторскими подписями, составляющими их неотъемлемую часть: они нередко носят афористический, художественный, психологический или даже историко-политический характер с широким спектром аллюзий. Эти подписи сочинялись Эйзенштейном не только на русском, но и на французском, английском, немецком и испанском языках (комментатор, извест-ный парижский славист, историк художественного авангарда и страстный украинофил Жан-Клод Маркаде, несколько увлекся и во врезке к примечаниям обещает читателю воспроизвести в оригинале, наряду с прочими, и украинские легенды к рисункам, однако таковых - по крайней мере, в той части коллекции, что нашла отражение в альбоме, обнаружить нет никакой возможности). Множество рисунков носят совершенно выдающийся характер в смысле крайней смелости затронутых тем и довольно оригинального их решения даже для искушенных знатоков этого до сих пор не столь широко известного и, пожалуй, основополагающего из творческих начал Эйзенштейна. Мифологические сюжеты, христианские символы, литературные образы (Пушкин, Ремизов, Верлен, Рембо), неизбежные силуэты матросов (причем отнюдь ничем не напоминающих героев "Броненосца Потемкина"), сцены около и внутри борделей, злободневные в момент создания военно-политические эпизоды Второй мировой войны (с одной стороны - победоносные союзники по антигитлеровской коалиции, с другой - карикатурно обсмеянные взаимно-дружелюбные поползновения европейских и японских партнеров по фашистской "оси"), бесчисленные антицерковные выпады с элементами прямого кощунства (именно в этом разделе назойливое однообразие приемов особенно начинает преобладать ряд проблесками тонкой оригинальности и напоминает попросту туалетно-заборное отроческое "творчество"), закулисная технология съемок порнографического фильма - все это многозначное тематическое пиршество пронизано единым составом: жгуче-эротическим, а если точнее, то по преимуществу гомоэротическим чувством. Легкость карандаша и пера Эйзенштейна провоцирует появление лежащей на поверхности мысли об импровизации, спонтанности движения его руки; однако как раз наиболее лаконичные его рисунки поражают своим тщательно продуманным и многослойно-содержательным совершенством (в отличие от ряда перегруженных деталями и проработкой - к последним скорее относятся антиклерикальная и отчасти узко-технологическая кинематографическая серии). Среди безусловных шедевров, например, ядовито-горькие шаржи на Верлена и Рембо (№ 46, 47), пронзительно-квазикубистические сцен-ы в пронизывающим взглядом "Сквозь постель" (№ 51, 52), на удивление совершенный по композиции и емкий по разнообразию характеров пятифигурный рисунок "Режиссер Зануда" (№ 126). Несмотря на изобилие места, предоставленного издателем для статей и комментариев, использовано оно, увы, далеко не удовлетворительным образом. Безусловно, Жан-Клод Маркаде указал на некоторые параллели в сю-жетах, расшифровал несколько прототипов в рисунках (например, Пушкина), привел в отдельных случаях даже любопытные намеки, приближающие к решению так и оставшихся непонятными подписей самого автора (скажем, "Berlin rate", 13 января 1933, № 60; правда, как раз названной тут аллюзией на обэриутский текст комментатор обязан дружеской подсказке Леонида Плюща). Но все это редкие проблески в океане лакун. Совершенно смехотворно игнорирование бесспорно известных комментатору предыдущих выставок и публикаций других эротических рисунков Эйзенштейна. Жаль, что вовсе не затронута богатейшая тема общения и взаимовлияния (хотя бы только в области графики!) лично знакомых и друживших в предвоенные годы в Париже Эйзенштейна и Кокто (хорошо информированному, казалось бы, парижскому исследователю тут и карты в руки!). Ничуть не прослежен актуальный политический и медиатический материал, связанный с событиями в Западной Европе или же на театрах военных действий, который нередко совершенно необходим для минимального понимания замысла рисовальщика (а ведь этому как никогда могут помочь точные - обычно до конкретного числа! - даты под большинством рисунков Эйзенштейна). Наконец, абсолютно нельзя понять лицемерной игры с полным замалчиванием происхождения выборочно представленной в альбоме коллекции - хотя бы из элементарного чувства благодарности к уже нескольким, по-видимому, поколениям семьи, безусловно героически и самоотверженно сохранившим в на редкость превосходном состоянии один из самых художественно богатых и творчески ценных "секретных" графических комплексов всемирно прославленного кинохудожника. Иное дело, если б имя первообразователя коллекции по понятным мотивам вовсе оставалось в тени по его собственному желанию (частый случай в солидных каталогах наиболее приметных выставок, когда благодарность выносится также "лицам, пожелавшим остаться неизвестными"). Однако тут и в широко распространенных пресс-релизах, и внутри многословного предисловия походя, небрежно названа фамилия - даже без имени, без инициалов: "некто Москвин". Ясно, что ни один из парижских "сведущих" рецензентов не обратил внимания на это, забыв отметить человека, которому мы обязаны сохранением наиболее убедительных доказательств того, что выдающийся режиссер был по-своему и не менее выдающимся рисовальщиком (напротив, при каждом рисунке обязательно воспроизводится совсем другое имя; представьте себе, что, например, небезызвестный В. Ермилов приобрел бы по случаю в конце сталинской эпохи рукопись Достоевского и начал бы публиковать ее фрагменты с собственным копирайтом!). "Некто Москвин" - это, конечно, отнюдь не просто удачливый и искушенный коллекционер, а известный кинооператор Андрей Николаевич Москвин (1901-1961), талантливый сотрудник Козинцева, Трауберга, Эйзенштейна, один из создателей фильмов "Шинель", "SVD", "Иван Грозный", "Дон-Кихот", "Дама с собачкой", друг и доверенное лицо самого Сергея Михайловича. Четыре десятилетия спустя после кончины А. Н. Москвина, низкий поклон ему и в свою очередь уже его близким - за полувековой, без преувеличения, подвиг. |
|||||||
|
