Герард Реве прокрался в Россию тайком еще в середине восьмидесятых. На одной из первых видеокассет, растиражированных в Советском Союзе, был фильм Пола Верхувена "Четвертый мужчина", поставленный по его роману. Мы с друзьями смотрели его, собравшись у какого-то владельца видеомагнитофона - сказочного по тем временам богача. С тех пор я этого человека никогда не встречал, но помню его странные ужимки: запуская кассету в черную норку, он как-то вздрагивал всем телом и озирался, словно опасаясь, что его оттолкнут и выхватят сокровище. В воздухе плавало тайное электричество, испаряясь с экрана: не могу даже сказать, что фильм меня поразил, - эффект, скорее, был похож на действие эфира, как его описывает Хантер С. Томпсон: "…чуть нюхнешь - и становишься самым беспомощным человеком на свете". В этом кино, казалось мне, скрывался намек на то, что в сочиненных Кроули магических инструкциях оккультного ордена восточных тамплиеров определено как "эрото-коматозное ясновидение". Но на самом деле это, конечно, был просто остроумный триллер.
Много лет спустя я встретил Яруна Краббе, сыгравшего в "Четвертом мужчине" главную роль - взбалмошного писателя, alter ego самого Герарда Реве. В буфете второстепенного кинофестиваля обрюзгший режиссер-неудачник с седыми патлами пил шампанское большими глотками. Ничего мистического: от героя Реве остался разве что алкоголизм. Но у Верхувена он был роскошен, что и говорить.
"Язык любви", изданный теперь ИНАПРЕСС и безжалостно проигнорированный критикой, тоже экранизирован. У меня есть эта довольно редкая кассета, выпущенная сомнительной фирмой в Сан-Франциско. Примечательна она прежде всего обложкой: мальчик лет тринадцати гладит по лицу застывшего в оргазме офицера гестапо. Пьер де Люссанет, поставивший фильм "Дорогие мальчики", никакого эрото-коматозного ясновидения у Реве не уловил. Фильм о геях для геев, хотя тут хочется вместо политкорректного поставить одно из бесчисленных бранных слов. Вместо энигматичного истерика Яруна Краббе лысеющий эротоман Хуго Метсерс, окруженный кривляющимися "дорогими мальчиками". В аннотации к фильму сказано, что это Реве анализирует "гомосексуальный angst", в то время как издатели ИНА-ПРЕСС стыдливо ссылают-ся на Тиля Уленшпигеля, где никакого angst'а, а уже тем более гомосексуального, нет и в помине. Сексуальная революция прошла в Голландии без эксцессов вро-де баррикад Стоунволла, но в 72-м году, когда вышел "Язык любви", то, о чем писал Реве, вероятно, казалось революционным - как "Четвертый мужчина" в Ленинграде 1986-го. Еще раз придется обидеть доброго автора аннотации ИНАПРЕСС: ничего общего с Жаном Жене, на которого он ссылается, у Реве нет. Упоминание о Жене вероятно, намек для посетителя книжного магазина: о языке какой любви этот роман. Остроумней было бы сослаться на "Диких мальчиков" Берроуза - андеграундный хит, который Реве наверняка читал как раз в ту пору: книга "L'Hombre invisible" вышла в 71-м. Но там, где Берроуз рычит, Реве лепечет, и этот лепет способен довести благоразумного читателя до судорог. "Наша легко-весная цветочная разновидность должна быть осмеяна и пря-мым грубым здравым смыслом простого народа в ругательное слово", - как сказано в харитоновской Листовке. Вообще о Реве легко говорить словами Харитонова: "…все изнеженное, лукавое, все, что в бусах, бумажных слезах и цветах…" Забавно, что книга издана в серии "Цветы зла", тут явно не хватает прилагательного "бумажные". Неспособный и не пытающийся выбраться за пределы субкультуры роман Реве недурно чувствует себя и в гетто, - да и кто сказал, что в гетто непременно должно быть неуютно? Это гетто, которому не грозит погром, гетто, которое навещает сама Королева. "Наш дом очень славно расположен, потому что окна выходят на Зоопарк" (нет, положительно, руки надо оторвать тому, кто написал про Жана Жене). И даже пресловутый angst тоже весь в пудре, лентах и лукавых слезах, и кажетс-я, что не angst это, а сплошное притворство. Субкультурность нередко подразумевает культовость. Популярного 30 лет назад Реве, кажется, подзабыли на родине. По крайней мере, продавец в амстердамском книжном магазине, которого я спросил про автора "Четвертого мужчины", скривился: "Давно не переиздавали". Что, конечно, не должно помешать успеху кокетливого голландца в России.
ДМИТРИЙ ВОЛЧЕК
Прага