НОВАЯ РУССКАЯ КНИГА № 5

ХАННА АРЕНДТ
Vita activa, или О деятельной жизни

Пер. с нем. и англ. В. В. Бибихина. СПб.: Алетейя, 2000. 437 с. Тираж 2000 экз.

Он нашел Архимедову точку, но применил ее против себя; очевидно, он имел право найти ее лишь на этом условии.
Франц Кафка

Первое издание книги Ханны Арендт «Vita activa, или О деятельной жизни» вышло в 1957 году на английском языке под названием «The Human Condition», а четвертое — на немецком — в 1960-м, с заголовком «Vita activa oder vom tдtigen Leben». Оба издания использованы переводчиком для составления русского варианта. Обсуждение недостатков перевода бесперспективно, поскольку, во-первых, переводчик — известный философ Бибихин, а во-вторых, он и сам кокетливо осудил себя в «Послесловии переводчика», предложив читателю книгу, «в переводе которой мы можем ручаться только за то, что делали его с увлечением». Переводчик же, по слухам, намекнул издательству «Алетейя», что «обложка должна быть вкрадчивой». Возможно, он имел в виду, что читатель, беря в руки «Vita activa», должен быть уверен, будто в книге кроется что-то заманчивое и имеющее отношение к дамской психологической прозе, дающей ряд рецепт-ов по наслаждению деятельной жизнью и ре-комендующей понимать труд как отдых. Однако если московск-ий философ признает поп-философию и собирается одарить русскую мысль Гегелем в комиксах, то в сумрачном Петербурге его ожидает разочарование: консервативная «Алетейя» не вняла советам Бибихина, подготовив классическую строгую обложку в серых тонах.
В то же время биография Ханны Арендт (1906—1975) действительно диктует широкую амплитуду интерпретаций, позволяющую, при желании, подать именно этого ученого как «звезду» или даже секс-бомбу мировой философии: ученица Хайдеггера (1889—1976) и Ясперса (1883—1969), Ханна Арендт связала научный дискурс с личной жизнью, тем самым реализовав определение исследуемой ею категории труда как тождественного жизненным процессам. Скрытый биологизм философской мысли, разворачивающейся в голове мыслителя слабого пола, — не повод для характеристики «слабый мыслитель». Рабочая сила Ханны Арендт зависела от учителей и Бога, говорящих устами медиума-философа наподобие нечистой силы, которая использует баб, страдающих икотницей (например, в 30-е годы Хайдеггер, заняв пост ректора университета в нацистской Германии, не заступился за свою протеже-еврейку, обрекая ее тем самым на вечную оппозицию).
Похоже, Арендт осознавала негативную спиритическую биологию своей деятельности и, может быть, именно по-этому испытывала ужас перед трудом, вместо того чтобы рассматривать труд как преодоление ужаса перед смертью (см. эпиграф к настоящей статье, цитирующий эпи-граф к шестой главе «Vita activa»). Труд для Арендт в инспирированной полетом человека в космос книге «Vita activa» — не отсрочка смерти, а бунт против божественного дара земного существования. В любой работе, по Арендт, сквозит безумие, ибо «психически-материальное условие человеческой мысли мешает нам мысленно воспроизвести вещи, которые мы делаем» (с. 10). Не составляют здесь исключения и работники умственного труда, так как, где другие работают руками, эти пользуются другой частью тела, а именно головой.
Исторический горизонт книги не выходит за пределы конца Нового времени и включает в себя анализ трех видов деятельности, выделяемых Ханной Арендт: труд (работа), создание (изготовление) и действие (поступок) (Labor — Work — Action; Arbeit — Herstellen — Han-deln). Если деятельность труда определяется Арендт как отвечающая биологическому процессу человеческого тела, то создание постулируется как продуцирование искусственого мира вещей, между тем как действие оказывается единственной деятельностью в vita activa, развертывающейся без посредства материи, материалов и вещей прямо между людьми. Каждому из этих видов деятельности посвящена специальная глава. Отдельная глава исследует дихотомию приватного и публичного, ее эволюцию и трансформацию трех видов деятельности, в зависимости от принадлежности пространству публичного или сфере частного.
Дихотомия публичного и приватного сопоставлена у Арендт с оппозициями свобода/необходимость, а также действие/труд. Если для античности, живя в приватном, человек живет в состоянии лишения, то в дальнейшем отмечается гигантское разрастание частной сферы. Симптоми этой эмансипации частной сферы становится открытие сферы интимного Жан-Жаком Руссо — развитие роман-а до самостоятельной художественной формы, собственное содержание которой образует социальная реальность и одновременно с этим — упадок публичных художественных форм, особенно архитектуры. В то же время Ханна Арендт отмечает взаимосвязь правого и левого членов оппозиции: «сама светотень, скудно озаряющая нашу интимную приватную жизнь, обязана своею светоносной силой ослепительно резкому свету, излучаемому публичностью» (с.68). Этот «светоносный» сленг не является случайностью, и буквально на следующей странице читатель наблюдает, как публичное пространство перестает «собирать людей» и «ситуация… приближается по своей жутковатости к спиритическому сеансу, на котором собравшаяся вокруг стола группа людей внезапно видит, что стол силою какой-то магии исчез из их среды, так что теперь два сидящих друг против друга лица ничем больше не разделены, но и ничем осязаемым больше не соединены». «Чудо» капиталистического хозяйства Арендт связывает с исчезновением области приватного, когда частная собственность становится общественным интересом, а труд оказывается включенным в социальное пространство.
Ханна Арендт связывает историю труда с этимологией самого слова «труд» в европейских языках. Обнаруживая, что все слова для обозначения «труда» означают исконно «муку» в смысле причиняющего боль телесного усилия и имеют также смысл родовых мук, исследователь выводит отсюда причину долговременного существования труда лишь в частной сфере, таимой от глаз общества. Отсюда какой бы то ни было социальный статус труда смог возникнуть только с эмансипацией приватного и приватизацией публичного пространства. Темная, нечистая, нечеловеческая сторона труда одна лишь и существовала в рабовладельческом обществе, когда рабы, как считалось, обладали нечеловеческой природой. Арендт не говорит этого явно, но в чередовании используемых ею словоформ угадывается созерцание негативной потусторонней сущности, чье торжественное явление происходит именно в эпоху расцвета труда, становящегося выражением человечности человека: «введение понятия „рабочая сила“ (здесь и далее курсив мой. — Н. Г.) — наиболее существенный вклад Маркса в теорию труда. Вся производимая рабочей силой предметность есть как бы побочный продукт деятельности, которая в основном остается направлена на обеспечение средств своего собственного воспроизводства… Потому насилие в рабовладельческом обществе и эксплуатация в капиталистическом могут использоваться так, что часть конкретно наличной рабочей силы достаточна для воспроизводства жизни всех» (с. 114).
Изготовление предметов искусства относится Ханной Арендт в сферу создания — то есть ко второму виду деятельности в ее классификации. Художественные произведения она считает самыми устойчивыми, а потому наиболее принадлежащими миру из всех вещей: «сила, осуществляющая мысль и создающая творение ума, есть… деятельность мастера, которая с помощью первоорудия, каким является человеческая рука, творит и изготовляет все другие долговечные вещи мира». Целесообразность, функциональность предмета искусства, по Арендт, есть характерная черта китча, между тем как постоянство и устойчивость — высшая ценность искусства.
Третий вид деятельности — действие — заключен для Арендт прежде всего в произносимом слове и осуществимо прежде всего в публичной сфере. Драма, выводящая «действующих лиц» на суд публики, является отражением этого вида активности в искусстве. Действие, по Арендт, сопоставимо с властью, манипуляцией другими людьми: «Власть есть то, что зовет к существованию и вообще удерживает в бытии публичную сферу, потенциальное пространство явленности среди действующих и говорящих… Власть есть всегда потенциал мощи… Властью… никто не обладает, она возникает среди людей, когда они действуют вместе, и исчезает, как только они снова рассеиваются» (с. 266).
Краткая история труда в подобных декорациях выглядит следующим образом: новоевропейские открытия содействовали опрокидыванию теории в практику, то есть смене vita contemplativa на vita activa; в дальнейшем происходит переворот уже внутри vita activa, когда человек действующий превращается в homo faber. Чехарда завершается в условиях Нового времени падением homo faber и воцарением animal laborans. Подобный процесс Арендт интерпретирует как деградацию человека и в по-следних строках своего сочинения цитирует Катона: «Никогда ты не деятелен так, как когда, на взгляд со стороны, сидишь без дела, никогда не менее одинок, чем в уединении с одним собой».
Некоторое смещение внимания с процессов потребления на процессы производства в последнее время заставляет критически переосмыслять концепцию Маркса с его трудом как производительным потреблением и утопией человечества, которое якобы начнет когда-нибудь жить нетрудовой жизнью. В сущности, современная философия, социология и культурология продолжают находиться под воздействием Маркса, говоря об обществе потребления и массовой культуре. Отрицая марксизм, Ханна Арендт не дает концепции, способной его действительно нисповергнуть. Значимы лакуны в ее философском анализе: говоря о «труде» Маркса, она не ссылается на «труд» Гегеля, между тем, именно обратившись к Гегелю, можно получить в руки оружие против Маркса. Другой недостаток концепции — отвлечение от факта совмещенности всех трех видов деятельности в одном деянии, расчленение которого на три составляющие если не проблематично, то спорно и должно рассматриваться в едином контексте. В то же время ценность книги «Vita activa» заключена не только в знакомстве русского читателя с известным на Западе философом, но и в кропотливом историко-философском анализе понятий на актуальную сейчас тему.


Надежде Григорьева

НОВАЯ РУССКАЯ КНИГА
СОВРЕМЕННАЯ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА


www.reklama.ru. The Banner Network.

Powered by Qwerty Networks - Social Networks Developer #1