НОВАЯ РУССКАЯ КНИГА № 5

Сергей Болмат
Сами по себе

М.: Ad Marginem, 2000. 254 с. Тираж 5000 экз.

Остаются нелепые вопросы: отчего это интеллектуалов так тянет к бандитам? Откуда эта лакировочная (мы бы сказали, карамзинская) уверенность в том, что и бандит любить умеет? Да еще кого! Интеллектуалку, интеллигентку — словом, беременную барышню — богатый хулиган… Откуда эта дурацкая (мы бы сказали, подростковая) убежденность: дайте мне в руки пистолет, и я — побеждю… победю… ну, одолею всех своих обидчиков. Тоже мне Архимедова точка опоры — пистолет… В общем-то, это — понятно: жажда жестокого суперменства — одна из самых тайных, самых стыдных и самых сильных «жажд» современного интеллигента. Прошу прощения заранее, но из текста романа Сергея Болмата явствует: автора хоть один раз, но били… и сильно, а вот стрелять он не стрелял. Ни разу. Тем более по живым людям. Впрочем, кого из нас хоть раз в жизни и не били? Самая реалистическая, самая правдоподобная и самая жизнеподобная сцена во всей бурлескной эксцентрической книге —избиение Тёмы (героя романа) в сортире телохранителем богатого бандита — Харина, себе на беду влюбившегося в женщину Тёмы. Кажется, это то самое «зерно» жизни, обиды, унижения, из которого вырос весь разухабистый, веселый плутовской роман. По крайней мере, с этого именно момента странное чувство «узнавания» не оставляло меня, покуда я не дочитал весь роман до конца. Я не о событиях, вполне фантастических и неправдоподобных. (В конце концов, про «события» сама героиня романа растолковывает: «События, подумала она, сами по себе, я — сама по себе». Объяснение заглавия — не так ли? События (сами по себе) не так важны, как нечто другое — само по себе. Может быть, душа?) Я о другом. Так бывает, если долго бродить по картинной галерее, устать, остановиться перед последней картиной и отчужденно этак подумать: «Что за рожа?» Ну и вздрогнуть, соответственно, сообразив, что это не изображение, а отражение, не картина, а зеркало, и не рожа, а твое собственное лицо. Пожалуй, никогда еще за последние сто лет так безжалостно точно не воплощались, не сублимировались комплексы «униженного и оскорбленного» интеллигента: бандит, влюбившийся в интеллектуалку; нищий поэт, выигравший бой у богатого мафиози; избитый в кровь парень, выпускающий пулю за пулей в жлоба, который его избивал. Все — узнаваемо, как узнаваемы «три источника, три составные части» беллетристики Сергея Болмата. Описывая разгром видеотеки, Сергей Болмат называет любимые фильмы, падающие с полок, — ясно ведь, что в видеопрокат не попадут ни «Гражданин Кейн», ни «Земляничная поляна», ни «Дорога», — но самого любимого фильма не называет. Прежде всего и поверх всего — Квентин Та-рантино. Кадр из «Криминального чтива» Болмат пересказывает своими словами. Герой романа Тёма убивает своего обидчика-гангстера так же, как в «Криминальном чтиве» боксер убивает своего: «От звонкого, многократно отразившегося от кафельных стен туалета, повторяющегося грохота у не-го блаженно закружилась голова. Он подождал, с силой дернул за ручку и распахнул дверь. Телохранитель сидел на унитазе, опустив руки…» Сама попытка соединить «интеллектуализм» со «стрельбой», причем спародировать и «киллеров», и «интеллектуалов» — попытка «тарантиновская». (Что ни говори, а Владимир Владимирович Маяковский — пророк! Я не говорю о провиденциальной рифме: «прорвет — водопровод», но… «мандолинят из-под стен — тарантино, тарантино, тарантино — тэн!» Так предугадать явление Квентина Тарантино!) Следующие «два источника, две составные части» не столь очевидны, поэтому, наверное, Болмат сам их называет — поэт Иосиф Бродский и прозаик Владимир На-боков.
Сергей Болмат написал ту самую книгу, которую давно уже стоило написать. Динамичную, остросюжетную, смешную, циничную, печальную, со стрельбой и скрытыми цитатами из хороших стихов и фильмов, клоунскую и интеллектуальную, эксцентричную и жестокую одновременно. Ему удалось то, что не удавалось до сих пор ни фантастам, ни детективщикам. Он не презирает «бульварщину» и не отворачивается от «литературы». Он умеет вычеркивать лишнее. Правда, эта «чужая удача» настораживает. Уж больно жутковатая картинка вырисовывается. В сущности, Болмат использовал старый прием многих комедий и приключенческих фильмов. (Мне на память приходят: «Бриллиантовая рука», «Хорошенькое дельце», «Блондин в черном ботинке», «Тайна фермы Мессе».) Новичок, клоун, недотепа выигрывает у профессионалов, у настоящих опытных бандитов и дельцов. Во-первых, ему просто везет. А во-вторых, профессионалы не могут понять его логику… Там, где просто обормотство и недотепистость, они видят сверххитрый ход, сложную комбинацию. Этот прием осложнен российским, со времен «моцарто-сальерианской» темы Пушкина, модным вывертом: стихийный поэт, бездельник, «гуляка праздный» (Тёма) выигрывает у трудяги, у делового и деловитого Харина. Почему? Потому что — «правды нет и выше!». Удача, везение, счастье осеняют голову безумца, лентяя, способного пролежать три дня на диване, а не старательных, трудолюбивых и аккуратных дельцов. Роман Болмата — гимн русскому «авосю». Повезет! Пронесет! Вынесет! — вот подспудная и очень важная тема книги. В циничном, жестоком, черно-юморном романе Сергея Болмата незаметно эдак, под сурдинку, пульсирует сентиментальная, тайная мечта… о высшей справедливости? Хуже! О социальной справедливости. Харин — богат и способен обеспечить будущую жену всем необходимым и даже сверх того. Тёма — беден, и будущей жене (такой «мотивчик» в книге тоже имеется) придется волочь его на себе. Но Марина любит Тёму, а не Харина. Вот и все. В начале нового тысячелетия Болмат «вылепливает» анти-«Бедных людей». Помните? Бедную Вареньку увозит от бедного Девушкина богатый Быков. В анти-«Бедных людях» богатый Харин (Быков) униженно просит у Вареньки (Марины): «Будь моей женой… Не говори „нет“. Просто ничего не говори» — и получает пулю в лоб от Девушкина (Тёмы). Я же и говорю — комплекс: «Пусть он проскальзывает мимо меня в шикарном БМВ (или как его там?) Пусть его телохранители лупцуют меня в сортире — женщина, которую любит он, любит меня!» Правда, чем ближе к развязке — тем симпатичнее становится обреченный гибели Харин, тем неприятнее делаются удачливые бездельники Тёма и Марина. Дело не только в том, что деньги, доставшиеся им чудом, они профукают, пропьют и профершпилят, тогда как рачительный Харин капитал бы приумножил с пользой для себя, для своих близких, а возможно, и дальних. Дело не только в том, что — по радующему сердце гуманистическому инстинкту — побежденных жалко. Дело еще и в том, что по авторской ли задумке или по инерции текста, но получается так, что бандит Харин, нувориш и нью-рашен, на досуге почитывающий Ницше и Гитлера, гибнет в тот именно момент, когда из жестокого «сверхчеловека» становится человеком. Его убивает клоун, обормот, недотепа тогда, когда в нем («Бисмарке! Стратеге!») просыпаются человеческие, слишком человеческие черты. Я же говорю: жутковатая картинка вырисовывается. Однако не натяжка ли это: в клоунской, пародийной книжке, в клоунаде со стрельбой выискивать какие-то (пардон) этические проблемы? Никаких проблем! Клоунада — так клоунада. Я не думаю, что по нынешним временам кто-нибудь за «клоунаду» обидится. Литературная парабола вырисовывается яркая и четкая от «постижения жизни» (реализм) через «преобразование жизни» (авангард, социалистический реализм) к чистой литературной игре, к цирку, черт возьми! А чем хуже кровавый цирк серьезных кровавых соплей? («Кровь и слюни» — так называл «Преступление и наказание» Набоков.) Ревизия гуманистической русской литературы проходит по рецепту, предложенному еще Мечниковым. Он восхищался романами Александра Дюма. «Вот это — книги, — говорил он, — у нас студент одну старушку убил и все ходит, ходит, расстраивается. А там по десять трупов на странице!» Сравните: «Опрятный молодой человек с пистолетом в руке стоял прямо перед ней. Он по-прежнему улыбался. У него за спиной лежали два бесформенных трупа. …„Вы меня тоже застрелить хотите?“ — спросила Марина необыкновенно вежливо и тихо. „А кто мне за тебя заплатит?“ — рассудительно спросил молодой человек». Надо отдать должное Сергею Болмату: его шутки в лад и в тон его эксцентрической «черной» комедии. «Марина неуклюже наклонилась и застегнула ошейник на собачке. „Пойдем, Канарейка, — сказала она, с треском выдавливая из прозрачных пластиковых гнезд розовые подушечки жевательной резинки, — мир понюхаем. Может, съедим кого-нибудь по дороге“». Но, конечно, вершина клоунского, шутовского искусства Сергея Болмата (искусства кривляющегося, передразнивающего мир и другое искусство) — это жалоба жлоба, «клиента Никифорова», на проститутку Надю. С удо-вольствием процитирую эту жалобу целиком: «Надька порылась в сумке и вытащила помятую ксерокопию в канцелярской папке с дырочками на краю.
„Я, Никифоров Николай Григорьевич, — прочитала она, — будучи в отчаянном личном положении, воспользовался услугами Надежды, девушки по найму с почасовой оплатой. Услуги, оказанные мне ею, носили интимный характер. Не будучи удовлетворен качеством обслуживания по нижеперечисленным причинам, прошу вернуть мне деньги, заплаченные вышеупомянутой Надежде. …Причины: 1. Носит неизвестное противозачаточное устройство, которое колется. 2. В самый ответственный момент просит «не трахать ее, как бог черепаху», — я ничего такого не говорила, это он просто придумал. — 3. Носит вставленное в язык серебрянное ювелирное украшение (шарики), которое стукается о зубы и производит неприятное ощущение (эффект) 4. Носит вмонтированные в соски серебрянные кольца, которые запутываются в нагрудных волосах клиента со всеми вытекающими отсюда последствиями. 5. Требует удовлетворения своих извращеческих молодежных капризов. 6. Требует есть. Дата. Подпись. Никифоров“. „Это он к нам в контору принес. И ничего. Работаю, как видишь“. Надька небрежно сунула документ обратно в сумку». Все так. И если бы меня попросили назвать жанр романа Сергея Болмата, не задумываясь, сразу бы ответил: «Клоунада!», но, видите ли, в чем дело… Русский язык недаром подсказывает каламбур: «Клоун ада — вот это настоящая клоунада». Сквозь шутовской грим, пальбу, ругань, циничные черно-юморные шутки порой проглядывает, проступает не экзистенциальная, сартровская, а просто человеческая тоска, словно тень облака по земле — быстро и почти незаметно: какой-нибудь высокий мужчина в черном костюме, заплакавший в коридоре морга; какая-нибудь пожилая покупательница, выбирающая кусок мяса, покуда Тёма в течение нескольких секунд представляет всю ее жизнь и смотрит на женщину «с неожиданным сочувствием»; какое-нибудь болотце, в котором «с удвоенной глубиной» отражается небо. Кажется, Сергей Болмат вспомнил завет «мастера вестернов» Джона Форда: «Хорошо получаются боевики и комедии не у того, кто умеет снимать стрельбу и драки, а у того, кто старается снять долгие переходы и тоску степи лунной холодной ночью».


Никита Елисеев

НОВАЯ РУССКАЯ КНИГА
СОВРЕМЕННАЯ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА


www.reklama.ru. The Banner Network.

Powered by Qwerty Networks - Social Networks Developer #1