Роман Михаила Иванова «Банан», выпущенный издательством «Ad Marginem», первоначально был издан в журнале «Соло», и указание фамилии первого издателя романа под фамилиями редактора и оформителя неслучайно... Банана следует считать самым натуральным издательским клоном. Неореалистический стиль романа разворачивает свой «биографизм», свою чернуху и матюги лишь для того, чтобы скрыть до времени в тени главного героя — издателя. Писатель, поэт, переводчик Михаил Иванов по прозвищу Банан в промежутках между переводами с иностранных языков переводит свою жизнь в компьютерный текст, именуя свое занятие Игрой. Переводимая жизнь берет начало в онанистических грезах, посещавших Банана в интернате МИДа, затем грезы воплощаются в грязном сексе Иняза, чтобы перерасти в групповухи и пьянки с товарищами, преимущественно из круга журнала «Соло» и его издателя Александра Михайлова. Завершается такая «жизнь» психиатрической лечебницей, феназепамом, финлепсином, аминтриптилином, хлорпротексеном, реладормом, тизерцином и, наконец, публикацией в журнале «Соло». Текст явно обращен к издателю и навязчиво намекает читателю о своей нетипичной ориентации... «О рижском походе еще много всего можно рассказывать, но хватит о Риге. А то Миша не успеет сдать книгу Михалику и пропьет припасенные на издание деньги» (с. 52). Таким образом, неважно, сколько пил герой и где он пил, ширялся ли он, догонялся ли; неважно, с какой степенью точности соответствует Михаил Иванов Банану — текст его романа все равно остается литературной фикцией. Даже интимные факты типа страстной любви к юной падчерице Ольге, которой посвящены наиболее душещипательные страницы дневника героя, относятся к области литературной имитации.
Интермедиальный собрат «Банана» Иванова — фильм Уорхолла, в котором герой фантастически долго поедает банан, от чего зритель получает неимоверное эротическое «сэтисфэкшн». Удовольствие от жизни, а не от текста — тема «Банана», которая подготавливает развитие главной темы... удовольствие издателя от записи, публикации. Так, например, в кругу собутыльника Банана — издателя «Михалика» — вырабатывается традиция записывать жизнь на магнитофон, впоследствии переводя ее в слова и оценивая (не)удовлетворительный уровень записи. Если в фильме Уорхолла содержание банана, поедаемого героем, — это чистое время зрителя, то в «Банане» Иванова содержание Банана — жизнь, подаренная издателю. Однако в таком подарке прочитывается предупреждение об опасности... по форме банан напоминает не только пенис, но и бумеранг.
Журнал «Соло» сбывает «Банан» издательству «Ad Marginem», как один товарищ сбывает другому девицу легкого поведения, которую новый, искушенный клиент вдруг начинает использовать для гораздо более неординарного и извращенного наслаждения, нежели предыдущий. Будучи выпущенным издательством, специализирующимся на изысканной западной философии и не менее изысканной прозе московского концептуализма, «Банан» становится инструментом не столько для наслаждения, сколько для его карнавализации. Попадая в высокоинтеллектуальный контекст, «Банан» настолько «выпадает» из него, что формирует вокруг себя выставочное пространство — читатель «Ad Marginem» просто вынужден дистанцироваться от «Банана», чтобы его употреблением не расстроить себе желудок. Дистанцируясь, читатель замечает, однако, что продукт, который он не стал есть, не желает спокойно лежать под стеклянной витриной, куда его из предосторожности поместили. «Банан» взламывает каноны традиционной экспозиции, в которой вещи приведены в тихую гармонию, и живет «живой жизнью», не только шокируя, но и разрушая книги предшествующих серий. Инсталляция «Банана» паразитирует на «Каширском шоссе» Андрея Монастырского, изданном в «Ad Marginem» в 1997 году в рамках проекта «Поездки за город». Как и «Каширское шоссе», «Банан» переводит живой психоделический опыт автора в пространство литературы, в сам процесс письма. Оба произведения основаны сугубо на фактах... герой постепенно сходит с ума и попадает в психиатрическую лечебницу. Оба текста так или иначе используют дневниковую форму отчета.
Когда-то (не так давно) московский концептуализм вообще и «Каширское шоссе» в частности, при помощи издательства «Ad Marginem», на глазах у массового читателя преодолели психологизированную прозу 60-х годов с ее интимными и алкогольными возлияниями и излияниями. И вот новый проект этого издательства возвращает пресловутого массового читателя к тому, от чего он его отучил. Но возвращает, последовательно «используя» все те модели, которые выработал именно московский концептуализм. Концептуалисты получают обратно то, что они написали, но уже прочитанным и использованным массой, и этот акт возвращения напоминает удар бумерангом по голове охотника. «Детенышей» и «внучат» подкидывает не кто иной, как прежний акушер — «Ad Marginem».
Вместо видений ангелов и прочей трансцендентной твари, как это было у сходящего с ума Монастырского, сходящий с ума Банан наспех конспектирует штрихи так называемой «жизни», которая видится ему примерно так... «Засадили в «УАЗ" и Якушина с голой бабой, которую он ебал — даже одеться ей не дали. Якушин поднял из-за этого кипеж. А тут подоспела как раз вовремя якушинская жена с подругой, Ирой, кажется, ее потом еще Кабанчик любил, а Банан мог выебать, но не выеб, ограничившись петтингом» (с. 46). Изысканные умозаключения шизофреника трансформируются у Банана в невообразимые сексуальные сочетания тел... «Банан так увлекся общением и выпиванием с негром, что на какое-то время забыл о любви, о чем не забывал, однако, его молодой и стоящий, но не кончающий от выпитого хуй. Мишина девушка ебалась с Мишиным одеревеневшим под алкогольной анестезией хуем, а Миша лежал головой к стволу дерева, как и негр, расположивший свою белую партнершу так же, как и Миша. Так они пили и даже чокались, курили и разговаривали, а негр даже ухитрялся время от времени кончать и отходить поссать…» (с. 21).
Плотная фактура конспективно описанных однообразных оргий делает парадоксальными заявления Банана о том, что он прозревает в своих алкогольных опьянениях новый мир. Его новый мир оказывается сродни похабным побасенкам любого героя нашего послевоенного времени и вполне вписывается в развеселую сексуально-алкогольную парадигму, заданную в 50—60-е годы. Хотя Банан и повторяет постоянно, что его интересуют другие миры и он презирает тех, кто пьет ради возбуждения, однако снятся герою не ментальные пространства, а самая натуральная «чернуха» в восприятии учащегося младших классов... «…позавчера приснилось, что Каспаров купил новый двухэтажный шикарный дом и в нем полно голых, красивых теток» (с. 218).
Издательство «Ad Marginem» планирует дальнейшее сотрудничество с Бананом и, по слухам, заказало ему порнографический роман. Такая «книга за книгой», выпускаемая параллельно Деррида и Делезу, несомненно, внесет новый любопытный ракурс в издательское выставочное пространство. Но при этом жалко упускать возможности дальнейшего развития уже предложенной художественной инерции... думается, старый «Банан» можно опубликовать и в третий раз — допустим, в издательстве «Молодая гвардия». Однако это только мечты. Герой-издатель пока прячется в тень... его время только на подходе, оно еще не наступило. Поэтика книжного рынка по выразительным средствам мощнее поэзии, но требует больших мучений в материальном исполнении.

НАДЕЖДА ГРИГОРЬЕВА