Я не считаю себя специалистом по Анненскому и выступаю скорее в роли благодарного читателя. Поэтому не буду пытаться рецензировать эту книгу, важнее просто сообщить о событии — а это, конечно, событие, появление 57 неизвестных текстов Анненского. А. И. Червяков, работающий в Иванове, автор библиографии Анненского1, предпринял издание, в общем, беспрецедентное. Он начал систематическое (хотя и выборочное) издание внутренних рецензий Анненского, написанных для Ученого Комитета Министерства народного просвещения, в котором Анненский состоял 11 лет, с 1899 года. Рецензии сохранились в архиве Министерства2, а частично напечатаны в его журнале (ЖМНП), в основном анонимно (они атрибутированы самим Червяковым в упомянутой библиографии).
Разумеется, эти рецензии для Анненского были типичной поденной работой, Червяков скрупулезно приводит иронические отзывы о них самого Анненского (“их можно писать даже накануне смертной казни”) и мемуаристов. Более того, их нельзя в полной мере считать “прозой Анненского” — они написаны часто наспех, по конкретному бюрократическому поводу. Тем не менее это более 100—120 страниц3, посвященных прежде всего книгам о литературе: о русской (реже — западной) словесности, фольклоре и теории литературы. Далеко не все из них применяются к школьному уровню, назову хотя бы сб. “Памяти Федора Ивановича Буслаева” (М., 1899, — с. 24—238), и кн.: А. А. Волынский. Русские критики (СПб., 1896, — с. 206—211). Особый интерес для истории филологической науки представляют отзывы на отчеты стипендиатов Министерства об их работе за границей, всего в архиве 17 таких докладов, в настоящий том включены четыре: об отчетах И. Кожина, В. Францева, Н. Петровского и Н. Грунского.
В предисловии собраны сведения о службе Анненского в Ученом Комитете, о его деятельности рецензента — область его творчества, “не заслужив[шая] серьезного внимания исследователей” (с. 6 — в качестве “счастливого исключения” автор называет работы Г. М. Пономаревой и И. И. Чекалова — с. 6, сн. 2). Дана характеристика всего состава рецензий по темам, более того, в конце книги (с. 292—301) приведен список рецензий за эти два года, не включенных в издание (с датировками и архивными ссылками). Здесь, конечно, обидно видеть отчеты лингвистов Е. Карского и С. Кульбакина, отзывы о книгах Я. Грота, И. Срезневского, В. Богородицкого, В. Ржиги и др. — но конечно, не видя самих отзывов, трудно давать непрошеные советы.
“Наибольший <…> интерес для анненсковедения”, как сказано в предисловии, “представляют разборы различного рода литературных хрестоматий, историко- и теоретико-литературных сочинений, изданий художественной литературы, искусствоведческих трудов <…> разборы эти чрезвычайно интересны и как источник конкретных историко-литературных оценок поэта <…> и как отражение его концептуальных теоретико-литературных и философско-эстетических взглядов” (с. 7). При всех оговорках — о роли “казенного критика”, о прагматическом характере рецензий, о школьном (а часто невысоком и для школьного) уровне рецензируемых книг — все-таки это верно, все-таки это Анненский, пишущий о литературе4. Едва ли можно счесть неважным, скажем, такой пассаж (взятый наугад): “для <иллюстрации> драмы — г. Житецкий берет „Бориса Годунова“. Да разве это драма? Разве этот Борис, умирающий от аневризмы в тот момент, когда ему только что предстояло вступить в борьбу, разве это трагический герой. Теории трагического и теории драматического творчества решительно нечего делать с этою хроникой, которая имеет слишком много капитальных художественных достоинств, чтобы отвечать еще пиитическим требованиям, возросшим на почве „Прометеев“” (с. 118). Или о книге Волынского, упомянутой выше: “По характеру изложения и большей части критических принципов она подходит к литературным исследованиям покойного Страхова и первым произведениям Розанова” (с. 207, в примечании ad loc. перечислены свидетельства встречного интереса Розанова к Анненскому). “Следует отметить также несколько очень интересных страниц, посвященных г. Волынским грустной истории гегельянства в русской журналистике <…> прекрасную характеристику Аполлона Григорьева <…> и реабилитацию гоголевской „Переписки“” (там же).
Обстоятельные примечания велики по необходимости, они дают, прежде всего, обычный, общепринятый комментарий к упоминаемым именам, более содержательная часть — сопоставления с другими высказывания Анненского по тем же поводам [таким образом, они содержат сжатые справки по таким темам как пушкинистика и “пушкинизм” Анненского (библиография этой темы — с. 82—83), его работы о Лермонтове (с. 114—115), Достоевском (с. 109) и т. д.] и, наиболее обременительная, но незаменимая часть — пояснение контекста, цитаты или пересказы тех мест в рецензируемых работах, которые обсуждает Анненский. Без этих последних пояснений, читать рецензии было бы, кажется, почти бессмысленно (во всяком случае раздражение на это неведение не оставляло бы читателя).
Из предисловия мы узнаем и о планах серии: Червяковым уже подготовлены четыре выпуска материалов, “связанных с учено-комитетской деятельностью”, сколько их задумано всего — сказать трудно, автор явно обходит этот вопрос, ограничившись сообщением, что “деталь- ный анализ деятельности Анненского в Ученом Комитете занимает последний выпуск” (с. 8, курсив, разумеется, мой. — Г. Л.).
Итак, повторю (как теперь принято говорить: повторюсь), перед нами несомненное событие в изучении Анненского — и тем самым литературы русского модернизма5 (того, что до Ронена называлось “серебряным веком”). Иннокентий Анненский — поэт и критик такого масштаба, что каждая его страница должна быть найдена и хотя бы учтена, если не опубликована6. Огромную работу А. И. Червякова по систематизации, описанию архива, по изданию и комментированию текстов можно оценивать только суперлативами. Наверное, в книге найдутся огрехи, что-то мимоходом отмечал и я при чтении (неудачные формулировки, избыточный комментарий, не всегда проясняющие пояснения), но эти мелочи настолько несоизмеримы с появлением книги, что писать о них в коротком — скорее оповещении, нежели рецензии — просто неуместно.
Единственное — не могу не посетовать на написание имени на титульном листе, воспроизведенное выше (на обложке, слава Богу, просто: Иннокентий Анненский). Анненский все-таки заслужил, чтобы его имя писалось нормально, а не по советским стандартам ФИО7. И конечно, многих раздосадует тираж книги! Нельзя ли найти способ сделать ее хоть чуть-чуть более доступной?

1 Иннокентий Федорович Анненский. Произведения И. Ф. Анненского на русском языке. Библиографический указатель. Иваново, 1989. 108 с. Ср. рец.: Catriona Kelly // Slavonic and East European Review. Vol. 69 (1991). № 1.
2 В Росс. Гос. Историч. Архиве (РГИА), ф. 734 (Ученого Комитета) и 733 (Департамента общих дел МНП). В своем архиве Анненский, как правило, не сохранял этих рецензий [см.: I. A. Cherviakov. An Unknown Review by Innokentii Annenskii // SEER. Vol. 71 (1993). № 2. P. 267].
3 Такая неуверенная статистика обусловлена тем, что рецензент позволил себе не подсчитывать, сколько страниц занято текстом, а сколько — примечаниями, на глаз комментарии занимают несколько больше половины объема книги.
4 Давно хочется обратить внимание на еще одну работу такого же вспомогательного рода: Ксенофонт. Воспоминания о Сократе в избранных отрывках. С введением, примечаниями и рисунками. Объяснил И.Ф. Анненский. Изд. 3. Часть I: Текст. Часть. II: Комментарий. СПб., 1909. Во второй части имеется “Введение: Очерк древне-греческой философии” (с. 3—51) и 65 страниц “Объяснительных примечаний” (с. 52—116).
5 Надеюсь, что никакая опечатка не превратит это слово в “модерн”. Последние годы дилетанты и даже некоторые профессионалы стали, вопреки здравому смыслу, употреблять модерн, как синоним модернизма — видимо, как обратное, аналогическое образование (back-formation) от постмодерна: если постмодерн и постмодернизм — синонимы, значит модернизм и модерн — тоже синонимы (как говорил о такой логике А. К. Толстой: “снимем панталоны”). А то что это синоним Jugendstil и Art Nouveau, уже никого не беспокоит.
6 До сих пор ждут своего издания (если оно не появилось в самое последнее время, и я не пропустил его, что в наши дни сделать очень легко) Лекции по древнегреческой литературе (прежде всего трагедии), читанные на высших женских курсах Н. П. Раева (изданы литографским способом в 1909 году). Разговоры об издании этих курсов ведутся (с участием рецензента и многих коллег) с середины 1970-х годов.
7 Представьте себе ссылку: Т-о Ник. Тихие песни…