Новая Русская Книга 2001 № 1


Анна Матвеева

"ХЖ" vs. "РЖ"

"Художественный журнал" - цеховой журнал российского актуального искусства - выпустил в свет сдвоенный номер (№ 34/35), на обложке которого вместо темы значится: "Дайджест. 1993-2000". Дайджест собран из четырех с лишним десятков текстов, в то или иное время публиковавшихся в ХЖ и, по мнению главного редактора Виктора Мизиано, отражающих - каждый по отдельности - современную им художественную и интеллектуальную ситуацию, а в совокупности создающих мини-историю актуального искусства и его (само)рефлексии в 90-е годы ХХ века (ну и историю журнала, конечно). При учете разрыва примерно в полгода между составлением номера и выходом его из печати дайджест, несомненно, есть дань журнала окончанию десятилетия, столетия и связанному с ними пафосу подведения итогов.

Подводить итоги есть чему. За семь с лишним лет существования ХЖ в российском (для ХЖ по преимуществу московском) актуальном искусстве сменилось несколько поколений (младшие концептуалисты-интеллектуалы - радикальные акционисты-хулиганы - не вполне внятный разнобой "новой серьезности", "новой искренности" и "новой декоративности" конца 1990-х, который еще, кажется, не успел как следует нагулять тело, а в затылок уже дышит нечто еще более новое, явно минималистическое и явно медиальное). Появилась и выработала свои нормы сравнительно качественная арт-критика и вполне качественная арт-журналистика. Все без исключения действовавшие и действующие критики, исследователи и агенты современного искусства публиковались в ХЖ, и на немалую их часть ХЖ оказал серьезное влияние. То есть журнал действительно воспитал свой круг. Но сейчас речь пойдет не об этом, а о самом дайджесте - как явлении.

Тем более что под рукой имеется и другой, более объемистый дайджест - недавно вышедший дайджест сетевого "Русского Журнала", издания совершенно иной природы, но, простите за каламбур, сходной породы. Мелких различий, конечно, миллион: ХЖ существует на бумаге и лишь недавно завел себе сетевой дубликат, РЖ выпускается только в Сети; ХЖ степенно выходит пять-шесть раз в год, РЖ обновляется ежедневно; дайджест ХЖ четко ограничивает свой "отчетный период" (1993-2000), РЖ указывает странноватое "1997-…." и т. д. Однако импульс, побуждающий эти издания выпускать свое "the best of…", примерно одинаков. Вот к нему и присмотримся.

ЭрЖе: легитимация частного письма

Вышедший в 2000 году дайджест РЖ предваряют несколько строчек, в которых редакция просит читателя относиться к дайджесту как к обычной книге и не искать в нем соответствий "Русскому Журналу", как он есть в Сети. Здесь, правда, редакция лукавит, впрочем, того не скрывая. Например, на обложке указано "Дайджест 1997- ….", и эта демонстративная вневременность поддерживается сквозь всю книгу: на титульном листе отсутствует год, а также место выхода (заменой последнему выступает URL: "http://www.russ.ru"), указание года отсутствует и в информации о копирайте, блистают своим отсутствием "паспортные данные" книги - шифры ББК и ISBN, и даже из данных типографии в конце книги аккуратно изъята строка о дате подписания макета в печать. Это милое издательское кокетство, конечно, есть намек на скорее сетевую, чем "бумажную" природу дайджеста, на разрекламированные адептами "электронной демократии" свойства Интернета - якобы существование его как особой среды, отменяющей привычный для real life диктат времени и пространства, в том числе и пространственную и временную анонимность сетевых публикаций и их неподотчетность порядкам офф-лайнового книгоиздания (все это, кстати, не соответствует действительности).

Цель же, которой служит дайджест, вполне ясна и прямо противоположна такой вневременности-внепространственности книги. Заключается она, конечно, в том, чтобы создать документ эпохи, ухватить за хвост дух места и времени, представить в текстах социальную и интеллектуальную ситуацию в России самого конца ХХ века - ну и, естественно, "Русский Журнал" как ее аккумулятора и выразителя. В выполнении этой задачи временнЇя и пространственная точность - непременное условие, и чем ее, точности, больше, тем более соответствует издание своей цели. Наверное, поэтому "отказ от времени" ограничивается обложкой - сами статьи снабжены точными указаниями дат публикации. Кроме того, время, в которое были написаны и опубликованы данные материалы, из них самих просто прет наружу - и большинство статей уже принадлежат архиву, уже устарели, особенно большинство статей о политике и обществе; момент их написания ясен с точностью до месяца: угар ельцинского правления. По их прочтении начинаешь понимать, что за год-полтора времена и в самом деле изменились. Сейчас мы живем уже иначе.

Сетевой РЖ обновляется ежедневно. Это значит, что накопленная за три с лишним года его существования масса статей - огромна, и отобранная в дайджест малая часть этого океана текстов представляет собой золотой фонд журнала, его лицо. Не вполне заметно, какими именно критериями пользовались составители при выборе материалов, которым оказана честь это лицо создавать, - ориентировались ли они на аналитическое и стилистическое качество текстов, или на статус их авторов, или на адекватность, с которой эти работы отражают текущий момент; надо думать, имеет место и то, и другое, и третье - редакторский выбор не унифицирован, в каждом конкретном случае играли роль свои достоинства. Конечно, присутствие в сборнике имен Глеба Павловского ("Ельцин, свобода, стальная дверь", "Друг Отечества, Катилина!") или Вячеслава Курицына ("Солженицын после восьмидесяти") говорит само за себя, и уже почти неважно, что там у них написано - сама роль этих персонажей в социальной и интеллектуальной жизни России и в первую очередь Рунета полностью оправдывает занесение их в скрижали и анналы. То же самое относится к оф-лайновым авторам, задающим "точки сборки" определенного поколения - Виктору Кривулину ("Завещание в занавешенном зеркале", посвященное, кстати, такому же ключевому персонажу - Иосифу Бродскому), Всеволоду Некрасову ("Лианозовская группа. Лианозовская школа") или Валерию Подороге ("Моему Я - грош цена", интервью Елене Ознобкиной, большей частью посвященное опять же притче во языцех - Мерабу Мамардашвили). Сейчас в РЖ часто публикуется классик московского концептуального искусства Эрик Булатов, и думается, что ему гарантировано место в следующем гипотетическом дайджесте РЖ, хотя пишет он вполне необязательные заметки "за жисть". В то же время "Helter Skelter-68" Михаила Вербицкого предъявляет отличный анализ радикализма 1968 года во Франции и США, а "Березовский: мифологический портрет в интерьере" Евгения Майзеля или "Дмитрий Вулис, Ph.D., и Пользователь Красная Шапочка" Юли Фридман настолько ярко блещут штилем, что оный блеск успешно затмевает все возможные голоса "против". Опять же описываемые сборником микроэпоха и микропрослойка отразились, как в зеркале, в статьях, авторы которых могли бы быть и безымянны, - "Золотые наши старики" Дмитрия Рузаева (о практике грантовой поддержки науки), "Полтора квадратных метра" Ольги Кушлиной (этакий экспресс-культур-психоанализ творчества Александры Марининой) или вот вполне отражающий специфику сетевых дискуссий протокол горячего обсуждения донельзя банальной, но вызвавшей бурную реакцию статьи Елены Муляровой "Из хиппи в яппи". Наконец, РЖ позиционирует себя и как журнал интеллектуально-маргинальный, то есть уделяющий внимание и таким странным темам, которым ни один здравомыслящий редактор внимания не уделит - демонологической литературе (Вячеслав Глазычев, "Сад демонов"), реминисценциям русской культуры в Finnegan's Wake (Сидни Монас, "Джойс и Россия" - это ж еще перевести надо было!) или категории стиля в социальной политике (Аркадий Драгомощенко, "Засада").

И все же картину какого общества хочет создать дайджест РЖ? Что это за микроэпоха и микропрослойка, излившиеся на его более чем 500 страницах? При всей критичности, едкости, ехидности материалов дайджеста к окружающей социо-культур-полит-экзистенц-реальности, критическая дистанция к самим себе как субъекту авторского высказывания - то есть как к продукту определенных времени, места и социоэкономических условий - отсутствует настораживающе часто, она замещена нарциссизмом, который есть неотъемлемый атрибут тусовки. Поэтому для читателя невозможно избавиться от ощущения духоты: тексты, претендующие на отражение положения дел в России конца 90-х, замкнуты в ситуации локально московской или мыслящей себя московской интеллектуальной субкультуры. Общество, о котором пишет РЖ - или, по крайней мере, которое засветилось в дайджесте РЖ, - есть сообщество самих авторов РЖ, совершенно локальное сообщество гуманитариев-универсалов, с охотой и за гонорар употребляемых по всякой культурной нужде. Как верно заметил аноним в том же издании: "Не важно, остался ли автор в России или таки уехал. По большому счету это безразлично, потому что человек в Чите или Владивостоке дальше (по стоимости транспортировки и по ментальности) от москвича, чем Russian-speaker из Бостона" (с. 291).

И вот еще многозначительный штрих: у доброй половины авторов тематика их текстов отлична от сферы их профессиональной деятельности. Математик Вербицкий пишет о Европе и Америке 60-х, философ Секацкий - о феномене "новых русских" в современной (выходу дайджеста) России, филолог Лейбов - о баннерной рекламе в Интернете. То есть люди пишут "за жисть". Упаси боже, я не собираюсь запрещать кому бы то ни было высказывать свое мнение об окружающей реальности, в конце концов мы все живем на одной планете и подлинность этой жизни для всех равна. Интеллектуал, не имеющий своего мнения о том, что творится вокруг него, - не интеллектуал. Но, покидая сферу профессиональной ответственности, автор, как правило, становится много менее критичен к собственному высказыванию и к позиции, с которой оно производится (и это явление еще предстоит преодолеть). Сегодня же набор текстов, составляющих дайджест РЖ, предлагается как рассказ "о времени и о себе" - © В. В. Маяковский - только тому читателю, который согласен принять его с потрохами, как есть, как эстетическую данность. Без стороннего и беспристрастного взгляда на собственные слова текст остается некритическим свидетельством вовлеченного в круговерть происходивших событий очевидца, а набор текстов - дайджест РЖ - документом эпохи, заслуживающим пристального взгляда этнографа, но только этнографа. Свидетельством жизни племени, которому еще предстоит пережить перевод на некий метаязык, и тогда оно, вне всякого сомнения, заслужит себе статус факта культуры. Но иначе, в первоначальном сыром виде, - боюсь, никак.

ХаЖе: становление профессионального письма

На обложке "ХЖ: дайджест, 1993-2000" - список на две с лишним дюжины авторов. Большинство из них сегодня - серьезные, известные и иногда денежные писатели о современной культуре России. Задача, которую ставит перед собою дайджест, на первый взгляд тоже ясна: это попытка закрепить за ХЖ некое высказывание о времени, породившем его на свет и в нем отразившемся, о 1990-х в contemporary art нашей родины.

Структура дайджеста ХЖ - академически чистый образец строгости, стройности и выверенности построения. 90-е разыграны в этой структуре как по нотам. Журнал открывается статьей Георгия Литичевского "Песнь о Москве" - той самой, которая, напомню, открывала первый номер новорожденного "Художественного журнала" в 1993 году. Там она играла роль декларации о намерениях. Сейчас, спустя почти восемь лет, она служит отправной точкой, от которой ведет свой отсчет история журнала. От этой точки материалы следуют друг за другом, развиваясь в двух плоскостях: логической и хронологической. Хронологически читатель проходит от начала девяностых и подведения итогов восьмидесятым через перипетии рецензируемого дайджестом десятилетия к моменту прощания с 90-ми и первых попыток анализа таковых (анализу 90-х годов, кстати, ХЖ посвятил два номера в конце 1999 и начале 2000 года). В то же время рубрикация дайджеста подразумевает выделение основных феноменов, попадавших в поле описания ХЖ, и выстраивание их реестра, причем выстраивание от общего к частному. Наиболее общими категориями в этом случае являются ощущения и умонастроения, нашедшие себе выражение в искусстве и его критике - в качестве таковых выделены противостояние нового московского искусства "старому" московскому искусству, то есть московскому концептуализму; затем хаос как главное настроение и ощущение 90-х (и соответственно отказ от структурированных - музейных - форм репрезентации); и еще идиотия как одна их центральных художественных стратегий. Более мелкие и соответственно более конкретные единицы описания, в порядке появления на сцене, таковы: концепции и стратегии художественного действия, вставшие в "точке актуальности" 90-х; оригинальные феномены, воссуществовавшие в это время; наиболее значимые персоналии; главные события, то есть крупные международные форумы современного искусства. Заметим, что если открывался дайджест программным текстом-манифестом Литичевского, то завершается он без лишнего пафоса набором почти репортажных текстов о больших выставках, последний из которых - о Стамбульской биеннале 1999 года, и такая концовка наверняка призвана оставлять ощущение открытости, журнал заканчивается выходом в "сегодня" и жизнь продолжается.

Кто занял первые места? Общий дух времени, как уже сказано, признан буйно-радикальным, ехидным и антисистемным. То есть главным художественным направлением 90-х вроде бы должен быть акционизм. Однако, хотя ключевые фигуры "искусства действия" представлены - и помногу - на страницах дайджеста в качестве авторов (Александр Бренер, Олег Кулик и Мила Бредихина, Анатолий Осмоловский), персонального признания "главными художниками" удостоились иные люди, работающие в большинстве своем с визуальным и предметным. Сами они текстов не пишут, пишут о них: Владимир Софронов о Юрии Лейдермане, Ирина Кулик о Георгии Литичевском, Екатерина Деготь об Ольге Чернышевой, Анатолий Осмоловский об Александре Виноградове и Владимире Дубосарском, Ирина Базилева о Владимире Архипове, Михаил Грэсс о Товариществе "Новые тупые". Вот это перечисление и может служить выражением меры баланса между событием и его описанием, принятой дайджестом ХЖ: с какой стороны ни посмотри, автор текста занимает в нем позицию не менее, если не более значительную, чем автор события, по поводу которого текст написан.

"Художественный журнал" на протяжении всей своей истории - это, конечно, не только и не столько журнал непосредственно об искусстве, сколько орган художественной критики. Фактически ХЖ и создал качественную критику современного искусства на русском языке, а новое поколение в арт-критике пользовалось им как учебником. Поэтому и воспринимался он всегда не столько даже как источник информации о происходящем, сколько как поставщик качественной рефлексии, как сборник текстов, стратегий и тактик аналитического письма, во многом задающих post factum конструкцию описываемого события или произведения. (Случаям такой симулякризации арт-мира несть числа; из самых известных стоит упомянуть хотя бы "московский концептуализм" - термин, закрепившийся за этим явлением с легкой руки Бориса Гройса, привившийся и спровоцировавший многочисленные, в том числе и на академическом уровне, попытки интерпретировать в духе Кошута, Рейнхардта и вообще оригинального американского концептуализма то, что собственно к концептуальному искусству имеет, вообще говоря, мало отношения.)

Таким образом, дайджест ХЖ пишет в конце концов историю самого ХЖ - в той мере, в какой ХЖ есть факт актуального искусства последнего десятилетия, факт, закрыть глаза на который невозможно. В свете этого он, дайджест, есть прежде всего набор образцов критического письма, небольшая история его развития в России в 90-е годы. Из него можно узнать, в чем видели задачи местного искусства и его сильные и слабые места ключевые фигуры начала, середины и конца 90-х, но и вернее, и гораздо занятнее узнавать, как об этом писали, откуда росли ноги у этого письма, какие фетишизированные имена, какие прочитанные книги и какие политические или культурные события просвечивают сквозь ткань текста. Так и дайджест ХЖ - не просто "очерки актуального искусства 90-х", но в первую очередь антология актуальной художественной и культурной критики. И конечно, эти тексты не столько реконструируют 90-е годы, сколько напрямую конструируют их - в той мере, в какой репрезентация вообще является самостоятельным авторским жестом.

В заключение со смущением

В заключение со смущением хочется указать на две скромные, но немаловажные детали, отличающие журнал художественный от журнала русского. Первая, впрочем, уже упомянута: все авторы ХЖ - профессионалы в области актуального искусства. (Этот статус, впрочем, не так монументален, как может казаться: фактически профессиональная подготовка в области современного искусства в России отсутствует, и на практике становление арт-критика являет собой "разведку боем".) Среди авторов РЖ тоже немало специалистов в различных областях гуманитарного знания, об этих областях пишущих, но много и тех, кто за рамки своей профкомпетенции выходит и бредет куда глаза глядят - вплоть до лирических заметок об окружающем течении событий. И второе, еще более щекотливое. ХЖ был и остается безгонорарным журналом; единственными стимулами к публикации в нем для автора могут быть доброе имя, высокий статус и хорошая компания. РЖ авторам платит, и довольно неплохо. То есть - письмо по делу и/но "за интерес" versus письмо обо всем на свете и/но за гонорар. Это, естественно, не противостояние "хороших" и "плохих" (бескорыстных и продажных, профессионалов и дилетантов, серьезных и ветреных), это вообще не противостояние. Это два типа авторов, и сия диада также может составлять вполне адекватный портрет пишущего гуманитария конца ХХ - начала XXI века. Впереди - раздел между ними зон влияния (сейчас они сплошь и рядом накладываются друг на друга), более внятное определение культурных ниш и выработка уже корпоративных критериев качества для письма обоих типов.





НОВАЯ РУССКАЯ КНИГА
СОВРЕМЕННАЯ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА


www.reklama.ru. The Banner Network.

Powered by Qwerty Networks - Social Networks Developer #1