Сейчас, уже по прошествии некоторого времени, можно констатировать, что эта книга, первый полный русский перевод "Locus Solus", особого резонанса, увы, не имела. Тому есть, конечно, несколько внешних причин. Во-первых, книги киевского издательства "Ника-Центр" презираются (отчасти справедливо) интеллектуальной элитой обеих столиц за неряшливость переводов. Во-вторых, примерно в это же время появился аналогично озаглавленный сборник переводов Виктора Лапицкого (издательство "Амфора"), что, естественно, вводило в заблуждение читающую публику. На самом деле в книге Лапицкого помещен лишь фрагмент из романа, напечатанный еще в 1995 году в журнале "Комментарии". Впрочем, оговоримся сразу, качество перевода этого фрагмента намного превосходит то, что предлагается в полной версии.

С другой стороны, "Ника-Центр" действительно сделало немного для того, чтобы заинтересовать читателей Русселем. Книга снабжена весьма скудным предисловием "от редакции", в основном толкующим о связях Русселя с сюрреалистами - связи эти (и не с сюрреалистами, а с дадаистами) на самом деле были весьма эпизодическими и односторонними ¹. Напротив, в качестве предисловия (как это обычно и делается в западных изданиях) весьма уместным был бы перевод собственного эссе Русселя "Как я написал некоторые из своих книг" - в этом документе содержится целый ряд подробностей автобиографического и анекдотического характера и, что самое главное, объясняется уникальный метод конструирования сюжета, изобретенный Русселем. Без представления об этом методе чтение его прозы становится отчасти бессмысленным. Речь идет о неких "метаграммах" или "рифмах для событий" - случайных фразах, из которых Руссель вычленял картины, "слегка искажая эти фразы так, чтобы они составили подобие рисованных ребусов". Наиболее известен пример с словами billard (бильярд) и pillard (грабитель) и, соответственно, фразами "les lettres du blanc sur les bandes du vieux billard…" (белые буквы (отметки мелом) на бортах старого бильярда) и "les lettres du blanc sur les bandes du vieux pillard…" (письма белого человека о шайке старого грабителя), которые дали Русселю общий сюжет его "Африканских впечатлений" - группа потерпевших кораблекрушение европейцев, плененных жестоким африканским царьком Талу. "Расширяя этот метод, - писал Руссель, - я начал искать новые слова, относящиеся к бильярду, постоянно придавая им другое значение, нежели первоначально приходит на ум, и каждый раз это снабжало меня дальнейшими эпизодами…". Несколько примеров такого рода вспоминает Руссель и относительно "Locus Solus", так созвучие фраз "demoiselle`a pretendant" (девушка-претендент) и "demoiselle a reitre en dents" (трамбовка рейтара из зубов) дало ему эпизод с летающей трамбовкой, выкладывающей из зубов мозаичную картину, на которой изображен заключенный в пещере рейтар Ааг. Далее Руссель превратил pretendant refusl (отвергнутый претендент) в r'eve usl (смутное сновидение), откуда на картине появилось условное изображение над головой Аага снящегося ему сна, и т. д.

Вполне возможно, впрочем, все обстоит еще гораздо сложнее. Не случайно после весьма подробного разъяснения почти всех эпизодов "Африканских впечатлений" Русселем овладевает странная забывчивость, когда он упоминает о "Locus Solus". Исследователи склонны предполагать, что помимо вышеописанного он использовал и целый ряд других, скрытых им, криптографических методов. Один из них, возможно, связан с каким-то шифром вокруг весьма причудливых имен собственных, в изобилии встречающихся на страницах его произведений. Порой возникает впечатление, что та или иная история рассказывается Русселем лишь для того, чтобы упомянуть еще несколько имен выдуманных персонажей и тем самым достроить какой-то неясный для нас шифр. (По настоянию Русселя из опубликованного посмертно сборника с загадочным названием "Документы, призванные служить наброском" был исключен вводный рассказ "В Гаване" - вместо имен всех персонажей он успел проставить там лишь начальные буквы.) В этом плане переводчик и корректор, надо сказать, постарались экзотизировать Русселя для русского слуха еще больше, ибо даже вполне обыденные топографические реалии превратились у них в загадки: так итальянский Бергамо стало Бергамом, Мидия - Медией, ее столица Экбатаны - Экбатаном, не говоря уже о том, что сам Руссель из Раймона превратился в Рэймона. (Мы совершенно не компетентны обсуждать тонкости французского произношения и грамматики, но, думается, есть все-таки устоявшаяся традиция транскрибирования на русский язык иноязычных собственных имен, которую не имеет смысла нарушать.)

С другой стороны, "Locus Solus" - это "всего лишь" научно-фантастический роман, подобный романам Жюля Верна, коим Руссель восхищался безмерно. Или, точнее, лингвистический делирий жюльверновского романа, гиперфункциональный и одновременно совершенно необязательный мир, в котором не существует разрывов, дисфункций, поражений. Имена, персонажи, истории проваливаются друг в друга и в темноту абсолютного технологического обустройства-насилия, чтобы потом появиться опять, в обратном порядке столь же уничижительной, необязательной дешифровки. Нечто подобное историям "Тысячи и одной ночи", особенно как они показаны в фильме Пазолини. С той лишь разницей, что истории Русселя не "эротичны", но "механистичны", это классический пример "машин безбрачия", о которых столь вдохновенно писал Делез - "машины безбрачия", работающие поверх "машин желания", "… дающие бреду его предмет…", "… машины Закона с их солярной мощью умерщвления…" и пр. Кстати сказать, автор термина "машины безбрачия" (или "холостяцкие машины") Мишель Карруж воспользовался для их обозначения заглавием работы Марселя Дюшана "Новобрачная, раздетая своими холостяками, даже". Работу над этим opus magnus (известным также как "Большое стекло") Дюшан начал как раз после посещения театральной постановки "Африканских впечатлений" Русселя в 1912 - событие, которое, как он многократно свидетельствовал впоследствии, изменило все его представления об искусстве. Так что Русселя, а через него и Жюля Верна можно считать предтечами современного изобразительного искусства: "концептуализм", "фракталы", "насилие", "декор", антураж, конструирующий сюжет, и сюжет, по-голливудски тонущий в декорациях… Из русских художников к этой линии ближе всех, наверное, Татлин и Филонов.

Что же касается принципиальной причины безразличия нашей публики к "Locus Solus", то она, наверное, заключается не в недостатках самого издания и аляповатости перевода (в любом случае перевод Русселя - интеллектуальное предприятие, заслуживающее на наш взгляд огромной благодарности). Дело в том скорее, что Руссель - вопиюще асоциальный и вообще атопический писатель (человек, объехавший полмира в специально сконструированном им экипаже с задвинутыми шторами и писавший, например, по поводу Багдада, что это весьма напомнило ему виденную в Париже постановку оперетты Лекока "Али-баба", с некоторым удивлением отмечая, правда, что костюмы были более "экстраординарными"). "Реальности", к которой последние годы столь рьяно приковано внимание продвинутых интеллектуалов, для него попросту не существует ². Он обитает в башне даже не из "слоновой кости", и не из "черного дерева", и не в "башне иронии" она же "башня железа" (мы перечислили, кажется, все известные нам типы литературно-критических "башен"), а в башне … мы бы назвали ее "башней из кишечной пленки", учитывая особую физиологичность и в то же время невесомость русселевских конструкций, а также памятуя о тех танцующих джигу фигурках, вырезанных из кишечной пленки, которыми развлекался один из персонажей "Locus Solus". Руссель явно не годится для детского чтения, подобно Жюлю Верну, одновременно он и не "бунтарь", подобно Жарри (который, впрочем, также практически неизвестен в России), и не "классик", подобно Прусту - хотя его творчество можно рассматривать как странного рода искажение, анаморфоз по отношению к каждому из этих трех, столь разных писателей. Денди в жизни, обыватель в собственных художественных вкусах и полный неудачник в прижизненной литературной карьере - Руссель так и остался одним из самых маргинальных писателей среди "великих". (До 60-х годов его имя было почти неизвестно, затем последовал бум "русселеведения", но даже сейчас и даже во Франции он остается писателем, которого скорее "знают", нежели "читают" - в отличие, например, от того же Жарри.)

Впрочем, как это ни странно, история Русселя только начинается. В 1989 году на одном из парижских складов был найден принадлежавший Русселю сундук, в котором обнаружилось пять тысяч листов рукописей, документов, эскизов и фотографий ³. Среди них два черновика "Locus Solus", содержащие четыреста страниц, не вошедших в окончательный вариант, поэма "Клод и Люк" в 20 000 александрийских стихов, целый ряд других поэм более или менее законченных, дневник путешествия по Египту в 1906 году, несколько пьес, черновики самого необычного произведения Русселя - поэмы "Новые африканские впечатления", и многое другое. Эти сокровища пока находятся в состоянии изучения. Так что кишечная пленка еще будет растягиваться, башня еще будет расти, фигурки станцуют не только джигу.

Юрий ЛЕЙДЕРМАН
Москва