Линор Горалик

Хокку, танка, бронетранспортеры * , или Черт в табакерке


Об использовании жестких форм в русской литературе




Птичка ворона,
Темная героиня
Московских хайку.
В. Герик

Does one ever hear that blank verse had a pecular fascination
for Christopher Marlow, or that four quatrains clinched by a
couplet had a pecular fascianation for Shakespeare, or that
chimaes of rhyme had a pecular fascination for Swinburne?
T.W.H. Crosland

Несколько лет назад я застала свою дальнюю родственницу 5ти лет отроду играющей в куче песка с железными формочками, такими, в каких наши мамы делали печенье. Дашенька набивала формочку сырым песком, выворачивала ее на ладошку и начинала скатывать получившуюся звездочку в тугой песочный шар. Присев рядом, я поинтересовалась: "Дашенька, а зачем тебе формочки? Все равно ведь потом все портишь..." Девочка посмотрела на меня, как физик на идиота, и сказала: "Так проверенно."

Я хотела употреблять в этой заметке слово "формализм" в качестве термина, означающего использование жестких форм для создания текстов. Но у этого слова есть так много значений в разных литературных контекстах, что от этой идеи пришлось отказаться. Поэтому, с позволения читателя, я буду называть прием - "формопользование".

Я выбрала формопользование в качестве первой "конкретной" темы цикла по двум причинам: во-первых, если смотреть на воображаемую шкалу "авангардности" , формопользование находится очень близко к "обычнму" стиху. Формы, вывернные десятками, сотнями, иногда - тысячами лет, не новаторственны сами по себе. Новаторственным может быть их использование. Во-вторых же, формопользование может явить собой прекрасную иллюстрацию к теме взаимодействиа формы и содержания в литературном произведении, - теме, являющейся одной из основных нитей, связующих заметки этого цикла.

Формопользование - это написание хайку, сонетов, лимериков, частушек, танка, одностиший, - словом, построение стиха по неким жестким правилам, обычно касающимся используемого размера, порядка рифмовки строк, количества строф, темы стихотворения, употребления тех или иных речевых оборотов. Сразу определимся: баллада, например, в рамках данной терминологии - не форма, это жанр, как и басня, как и притча. Форма - это страшилка, например. Здесь очень тонкая грань, и можно много спорить о "степенях жесткости" литературных форм. Именно поэтомуя не хочу уходить сейчас в терминологические дебри. Я думаю, что интуитивно ход мысли моей читателю ясен.

Ктати, здесь интересно вспомнить времена, когда новаторством было использование рифмованного стиха как такового. Когда "вольный" размер воспрнимался как пощечина литературе. Когда только сонет имел право называться любовным стихотворением. Но потом вольное стихосложение набрало силу, и когда всплеск формопользования в начале этого века пошел по россйской литературе волной, поклонники этого стиля оказались авангардистами. Бочка успешно перевернулась.

Традиция русского сонета насчитывает пару веков. Фактически, мода на сонет не исчезала полностью никогда. Он оставался изящной формой для передачи наиболее величественных движений души. Другое дело, например, с традиционными японскими формами. Их использование стало популярно в начале этого века, когда российская интеллектуальная элита заметила восток и ахнула в предвкушении новых эстетических переживаний. Авторские частушки начались раньше, с началом народничества в самом широком смысле этого слова, с момента, когда русская поэзия сошла с небес на рынок. Дальше, говоря несколько подробнее о каждой из этих форм, мы сможем пронаблюдать явление, магнитом тянущее авторов к формопользованию, - некий "двойной" смысл получаемого произведения.

Естественно, при разговоре о формопользовании, как и о любом другом жанре такого рода, возникает вопрос: почему? Что дает автору эта форма? Что можно передать хокку, чего не вынесет четверостишие? Чем сонет богаче, чем "Я люблю тебя так, как ночной небосвод..."? Естественно, ответ на этот вопрос будет очень комплексным и очень многоплановым. Для начала те причины, которые побуждают автора к формопользованию, можно разделить на две категории: игра и попытка внесения второго смысла. Безусловно, эти два мотива могут пересекаться. Этому я тоже еще приведу пример.

Формопользование как игра

Пару дней назад я получила отзыв на первую заметку рубрики от Георги я Жердева. Он сумел прекрасно сформулировать основную мысль, которую мне хочется выразить в этом абзаце. С его позволения, я приведу тут кусочек его письма:

"(...) сама тема мне, как застарелому формалисту, чрезвычайно интересна. В процессе умственного созревания я сам перепробовал практически все формы, на какие оказался способен. Да вот, совсем недавно пробовал азартно всякие гипертекстовые выкрутасы, - правда, как обычно, хватило меня ненадолго.

И вот, кстати, по этому последнему моему опыту мог бы добавить в Ваш список побуждений к формотворчеству еще одно - во всяком случае, актуальное для меня. А в принципе, и вообще присущее мужской половине населения: это тяга к новым игрушкам. Когда появляется новая техническая новинка, непременно хочется подержаться за нее и поиграть. (...)"

Добавлю только, что (а) в использовании альтернативных форм в целом, и в формопользовании как игровом жанре в частности, женщины весьма нелпохо отличились, как сейчас станет видно; (б) конкретно формопользование ближе к головоломке, чем просто к игре. Укладывание определенного содержания (в ситуациях, когда не форма ведет поэта, а поэт пытается овладеть формой) в форму, заданную сонетом (еще сложнее - венком сонетов), - занятие для хорошего логика. Укладывание содержания в лимерик - для хорошего логика и хорошего филолога, ибо такая краткость формы требует мастерского владения языком. Укладывание содержания в хокку, танку или рубаи - занятие для логика, филолога, философа и психолога в одном лице. Жесткая форма требует крупных жерв.

Вообще, в формопользовании очень сильно проявляется "принцип китайского пионера" - создать трудности и успешно их преодолеть. Это преодоление дает творителю текста ощущение мастерства, продуманности, выверенности произведения, - что всегда приятно...

Кроме чистого "ломания головы", формопользование служить для еще одной интересной игры, - мистификации. В качестве обещанного примера женских игр на поприще формопользования приведу сборник танка "Алой тушью по черному шелку", подписанный именем Йоко Иринати и созданный двумя русскими поэтессами, - естественно, Ириной и Натальей: **

За смертью послали -
миллион поцелуев
зажгутся на теле моем,
погаснут и снова зажгутся,
пока ты вернешься, улитка...

Другой русской "мистификацией" (в кавычках, потому что не заявленной) явилось стихотворение "пера Басе", созданное Олди в контексте рассказа "Пять минут взаймы":

К чему мне эти минуты,
Продлившие осений дождь?..
Еше одна цикада в хоре.

Были еще примеры, - Рубоко Шо, скажем.

Кстати, я практически не видела русских рубайи, - навскидку вообще никого вспомнить не могу, поиск тоже ничего определенного не дал. Буду очень благодарна за подсказку.

Но все-таки гораздо интереснее говорить о формопользовании не как об игре, а как о поиске. Я вернусь к заданному раньше вопросу: что дает автору жесткая форма? В чем автор выигрывает, используя таковую? Здесь надо говорить о формопольовании как о

Попытке внесения второго смысла.

С некоторого момента меня начал интересовать вопрос, ответ на который я не могу найти из-за недостатка специальных знаний. Мне хочетя попросить хорошего психоаналитика, желательно - специалиста по психологии творчества, провести исследование (если таковое еще не проведено): какие характеристики личности заставляют творителя использовать в работе те или иные формы? Например, о чем говорит пристрастие к верлибру? Или наоборот: что заставляет человека писать частушки? Если кто-то может помочь мне с проведением такого анализа - напишите, я всем, чем смогу, буду содействовать.

Мне кажется, что за формопользованием часто стоит ностальгия по Культуре.

Суровый Дант не презирал сонета;
В нем жар любви Петрарка изливал;
Игру его творил первец Макбета;
Им скорбну мысль Камоенс облекал.

И в наши дни пленяет он поэта:
Водсворт его орудием избрал,
Когда вдали от суетного света
Природы он рисует идеал.

Под сенью гор Тавриды отдаленной
Певец Литвы в размер его стесненный
Свои мечты мгновенно заключал.

У нас его еще не знали девы,
Как для него уж Дельвиг забвал
Гекзаметра священные напевы.

Литературная традиция, даже выраженная формой, а не содержанием произведения, по-прежнему является для большинства творителей подсознательно сверхценностью; создание сонета о Петрове, идущем поутру в пивной ларек, дает ощущение движения вперед, развития уже существующей литературной формы, ощущение вклада в литературу. Приведенный выше пример из Пушкина хорошо иллюстрирует ту культурную нагрузку, которую несет в себе форма сонета, - и которая соблазнительно покачивает перед поэтом отлитым в бронзе бедром:

Дельвиг, заметьте, был, следуя пушкинскому сонету, авангардистом и новатором.

Еще одна мотивация для использования нерусских литературных форм - попытка вырваться за рамки одной кульуры. Хокку, танка, рубаи, лимерик, - последние полтора-два века русский глаз постоянно стремится отдохнуть на английском, итальянском, японском штиле. Идет поиск возможностей расширить границы пресловутого культурного наследия, или вырваться из навязываемых оным тем и интонаций. При подготовке этой статьи я обратилась к Леше Андрееву, автору множества стихотворений, созданных в японской традиции, и нескольких статей об использовании японских литературных форм в русском языке, с целью услышать его мнение на тему того, зачем же русскому поэту нужны трехстрочные верлибры. Ответ был таков:

"Хайку на русском, как и на любом другом, - это своего рода "концентрированная поэзия". То есть поэзия, НЕ РАЗЖЕВАННАЯ обьяснениями,явными сравнениями, метафорами, эпитетами.
Поэзия, не испачканная абстракциями (здесь бы я поспорила - прим. авт.), антропоморфизмом и прочей шизофренией Запада. Кстати, в этом смысле хайку (как импрессионизм в живописи) явяется очень международной поэзией. И по содержанию (образ, резонирующий с чувствами), и по форме. (...)

Хайку - международна и ПО ФОРМЕ. Но под формой я имею в виду не 5-7-5, а "фразу НА ОДИН ВДОХ", небольшая фраза с одной-двумя паузами. Заметь, что когда мы цитируем даже русских поэтов, мы как правило приводим именно такие фразы. То есть это и есть "концентраты поэзии". Поэзия хайку просто выделяет их как отдельный жанр (не склеивая в романы). "

Здесь использование нерусских литературных форм осуществляет бегство от русской литератрной традиции. Однако существует другая сторона явления, - стремление приникнуть к источникам другой культуры. Так мы обнаруживаем еще одну, третью мотивацию инокльтурного формопользования.

Президент суверенной Америки
Сочиняет, представьте, лимерики.
По приходе в сенат
Их читает подряд,
А сенаторы бьются в истерике.
       Алексей Архипов

В целом, говоря об использовании в русской литературе жестких классических форм, необходимо говорить о такой общей теме, как преследование и избегание национальной традиции. Эта тема становится актуальной, когда автор не просто заимствует правила рифмовки и размера и создает трехстишие, называя его "хокку", подобно тому, как сделал Гумилев со своим знаменитым:

Хокку

Вот девушка с газельими глазами
Выходит замуж за американца...
Зачем Колумб Америку открыл?!,

но пытается добавить к своему произведению тот контекстовый смысловой заряд, который
избранная форма несет в себе, подобно аккумулятору:

Октябрь (...) - отпечатки лап дракона,
поранившегося стеклом разбитой
бутылки.
       Алексей Андреев

Тут изумительный сам по себе образ очень тонко сплетается с традиционным образом мышления, свойственным сочинителям хокку: элегически-печальный отпечаток настроения, зарисовка природы, будоражащее сплетение очень древнего и очень японского дракона и очень московской разбитой бутылки. Андреев исплоьзует ту эмоциональную волну , на которую более-не-менее искушенный читатель настраивается при виде хокку, зная, чего ожидать от произведений этого жанра. Такое настроение действительно расширяет вложенный в текст смысл, обрамляя и подчеркивая предложенный автором образ. Это - преследование национальной традиции. Но наряду с таким "обьяпониванием" русского текста, существуют другие эксперименты, эксперименты в другую сторону, - избегание национальной традиции. Пример - попытка сделать хайку чисто русским, неповторимо русским, заняв у японской формы только какую-то ноту восприятия, настроение, но избегая навязанных образов и тем:

Бодрящий блеск
Зеленой и красивой травы
Соком забвения стал...
Гадом буду -
Еще за одной прийду!
        Шинкарев,
        "Максим-моноготари"

В этой танке - кстати, очень выверенно-японской, постороенной с соблюдением массы правил, - первое хайку содает типичную элегически-буколистическую зарисовку, резко меняя тематику и настроение в последующем агеку.

Но если попытки вырваться за рамки русской культуры (или расширить их) могут обьяснить обращение творителей к иностранным жестким формам, то что вызывает неугасающую моду на сочинение частушек ? Страшилок? Это - другая сторона монеты, использование родных литературных традиций, использование настроения, аспекта восприятия, к которому читатель автоматически подготавливается предложeнной формой, еще не вникая в смысл. Так, текст:

Подружка моя!
Клеопатра моя!
Ой, с Антонием гулять
Не советую я!
        С. Сатин

изложенный в форме:

Я не советую тебе гулять с Антонием, моя подружка Клеопатра!
        (переложение мое - Л.)

не просто теряет в остроте, но фактически лишается смысла. Национальная традиция, заключенная в частушечной форме, здесь является базисом, без которого существование самого стихотворения становется невозможным...

Другой исконно русский жанр, очень юный и совершенно очаровательный - страшилка, т.е. "стихи про маленького мальчика". Я в свое время написала добрый десяток, завороженная все тем же пресловутым настроением и предлагаемым дактильным ритмом:

Сервер ломал первоклассник один.
Сзади подкрался к нему сисадмин.
Не унывай, октябрятский народ!
Мальчик-то умер, но дело - живет!
(Л)

Отцом чернушек был Олег Григорьев, автор стихотворения про электрика Петрова с проводом на шее. Мой ему нижайший поклон...

Брюсов, пытаясь приблизиться к японской литературной традиции, писал стихи так, чтобы текст на бумаге напоминал иероглиф (об этом будет еще в заметках, касающихся визуальной поэзии). Банин, напротив, сопровождал свои танка лубочными рисунками... Сонеты Дельвига были еще слезобитнее сонетов Петрарки, а частушки, публикуемые в relcom.humor, оказываются порою хлеще своих столетних прототипов. Волей-неволей талант, обращаясь к старому, все равно творит новое.

Авторы

Я начинаю потихоньку создавать список авторов, чьи поиски формы кажутся мне наиболее интересными. Естественно, не претендуя перечислить ВСЕХ, - задача невообразимая, - я подсчитала, что к концу цикла этот список наберет около сотни имен. Я буду публиковать их потихоньку, упоминая в конце каждой статьи тех, чье творчество имеет отношение к текущей теме.
Если я пропускаю кого-то, по Вашему мнению, достойного - пишите.

Список тут.

Что читать?

T.W.H. Crosland, "The English Sonneth", 1917

Л. Петрановская, "Страшилки", журнал "Русский язык"

Алексей Андреев, "Русские хайку: путь через сеть", Русский Журнал, 1998

Юрий Орлицкий, "ЦВЕТЫ ЧУЖОГО САДА" (японская стихотворная миниатюра на русской почве), "Arion", 1998

Алексей Андреев, "РУССКИЕ ХАЙКУ", текст выступления на вечере журнала "Арион", 1998

Кому спасибо?

Георгию Жердеву - за очень хорошее письмо по поводу первого выпуска, за мысли, идеи и
поддержку.

Алексею Андрееву - за коротенькую беседу о японских формах - и о том, зачем они нужны русскому поэту.

Всем, кто прислал мне материалы для будущих выпусков. Всех укажу, каждого в соответствующей заметке.

Что дальше?

автобус идет не к людям
автобус идек к остановке,

или

В чем-то свободный стих -

заметки о верлибре.
-------

* В заглавии использовано название книги стихов митька В. Шинкарева
** Ириной Ермаковой и Натальей Богатовой

    

Powered by Qwerty Networks - Social Networks Developer #1