Наталья Смирнова

Наука о буквах


Я чихаю, как стучит поезд на ходу: тудых-тых-тых, тудых, и обычно перед входом в клинику, по утрам. Сегодня услышал нечто примечательное: ассс-ся, ассс-ся, ассс-ся, семь раз подряд. Оглянулся - девчонка, мелкая, слабенькая, как её чих, в чёрной ажурной шапочке на лбу и в длинной болтающейся юбке. Гнилозубо улыбнулась и замахала: стойте! Постойте!

- Что тебе, бэби?

- Вы город знаете?

- Не знаю и знать не хочу.

- А градусника у вас случайно нет?

- А может сразу шприц, детка?

- Годится.

- Видишь розовый домик цвета бабушкиных панталон? Это клиника. Заходи, будем рады!

- А жена у вас есть?

- Нету, сокровище, нету, откуда ж вы берётесь такие непосредственно вопросно- ответные? Мне пора, птичка, чао.

- Стойте! Постойте! Хотите я покажу вам ноги?

- Это слишком. Да и видел я ноги, рыбка-прилипала...

Каждое утро, словно по часам, перед входом в клинику тудых-тых тых, тудых. Аллергическое, наверное. На клинику. Работай, работай, работай, и будешь в итоге с горбом! Ты это имеешь, а оно имеет тебя, а большая клиника имеет тебя сто раз на дню, и ты уже не человек, а функция, а бессмертная душа? Она возмущается... Сзади опять ассс-ся, ассс-ся, ассс-ся семь раз.

- А у меня для вас сюрприз!

- Покажи. - Сегодня я добрый, это вчера я был злой, а сегодня добрый.

- Нужен стол.

- Давай зайдём.

Я отпер недостроенный ритуальный зал - маленький стол с телефонным аппаратом, окна зашиты фанерой, папиросные окурки на полу. Она рукавом смахнула пыль, звонко крикнула "Ада!", и из кармана шубки на стол выскочила зелёная гадина на лапках ростом с бутылку и застыла вертикально. Хлопнула лысыми глазами, рот прорезает шею, а уши висят как дряблые груди...

- Господи помилуй, это кто, зелёный змий?

Девчонка засунула в пасть гадине сигарету и поднесла зажигалку. Змий высосал сигарету за одну затяжку и грохнулся на спину, жёлтое брюхо вздулось, глазки закатились, рот раззявился и выпал окурок.

Я достал платок и вытер лоб.

- Кто это?

- Ящерица агама. У меня есть ещё красноухая водяная черепаха. Ящерице надо найти мужа, а то они вымирают. - И чихнула.

- А тебе надо лечиться, детка. Ты простужена, а может и вообще хворая. Ты шпионишь за мной?

- Я ищу, мне трудно подобрать партнёра, я хрупкая. Тонкий слой. Полдня лежу в музыкальном салоне обнажённой в футляре с алым нутром, а ворс жалит, это не бархат, сейчас не делают бархатные футляры. Приказчик показывает меня редко. Вчера открыл - я увидела пожилую еврейскую чету, и мужчина в меховом воротнике сказал со вздохом: "Да, инструмент прекрасный. Он стоит таких денег", и опустил крышку. Они ушли под влажным снегом, но он скорее всего вернётся, я слышала его мысли громко, как духовую музыку. Он может продать марки, иконы, монеты и купить то, что ему хочется, ведь он уже стар и имеет право не отказывать себе в главном. Каждому человеку нужен свой инструмент, чтоб сыграть своё, так он подумал. Давай я покажу тебе ноги?

-Валяй. - Она подтянула чёрную тряпку и показала цветущие ноги зрелой женщины с лунными коленями, совершенное изделие. Мне, как всегда от вида совершенного, стало печально-пусто. Высокомерие от абсолютности человека и печаль от бренности - вот что я испытываю в таких случаях.

- Да. Фокусы ты знаешь. Может, умеешь ещё что-нибудь? Смотри, здесь будет ритуальный зал, люди в больнице умирают, не часто, но умирают. Не стоит унижать мёртвых и слишком печалить живых, нужно, чтобы их проводили не среди сиротских стенок и заплёванных углов. Нужно присутствие третьего, иногда бывает понятно, что жить человеку или умереть, решает некто третий. Надо, чтобы он присутствовал.

- Возьми меня, я умею делать витражи, в окнах я поставлю архангела Михаила с архангелом Гавриилом и всё будет, как ты говоришь.

- Знаешь, что в тебе настораживает, детка? Ты идеально попадаешь в унисон. Сиди здесь, тебе принесут всё необходимое. По клинике не шляться, вечером покажешь эскиз. - На всякий случай я запер её на ключ, чума, полные карманы гадин! Повернулся и увидел патлатое существо в джинсах, он обогнул провизоршу, слегка толкнув, и исчез.

- Кто это был?

- Где? - Верочка насторожилась.

- Который тебя толкнул?

- Меня? - она завертелась во все стороны как флюгер.

- Бродят по клинике без халатов!

- Ни одного! - Верочка встала за честь мундира.

В конце концов. Я тоже хрупкий и не могу найти партнёршу для танцев. Одинокий танцор. Иногда мне хочется сдаться женщине, капитулировать безоговорочно, но они присваивают детей, деньги, библиотеки и дома, а тебя выплёскивают на помойку. Хрен вам. Я хочу жить в стране, где первый пункт конституции гласит - мужчина по природе полигамен... Когда одна женщина, это дуэль. То у тебя под ребром рана, то у неё рука повисла. Когда две, то качели, кто тяжелее, а когда три, то это уже суп, главное, чтоб компоненты не разрушали друг друга. У меня три.

Литеры К, Л, М... Я давно учусь музыке, танцам и алфавиту, науке букв. Все вместе в науке о буквах мои литеры, заглавные буквы имён, составляют слово Кала-мукха. Я запомнил наизусть главу словаря про чудовище. Кала-мукха и Кирти-мукха в Индии и Тао-тэ в Китае, изображение которого помещается на дверную перемычку или на вершину ниши, заключающей в себе образ божества. Голова чудовища, сидящая на голове божества, - мило? В изображениях Кала-мукха выглядит убедительно- пасть хищника, вооружённая крупными клыками, рога буйвола или барана, лицевая часть и хохолок совы, крылья и когти хищной птицы, лобный узор в форме стрекозы! А составное изображение, известное на Яве под именем Кала-макара, - это крокодил с развёрстой пастью, который лежит против течения, олицетворяющего единственный путь, коим неизбежно пойдёт каждое человеческое существо. Крокодил ожидает взвешивания душ, чтобы пожрать не выдержавших испытания, профана или безумца, который не знает, ни откуда он пришёл, ни куда идёт. Его пасть становится либо вратами освобождения, либо челюстями смерти. Последний случай есть случай обычного человека, который должен, пройдя через смерть, вернуться к другому состоянию проявленности, тогда как первый - это случай существа, готового пройти сквозь сердцевину Солнца, потому что само оно уже отождествилось с Солнцем посредством седьмого луча... Вряд ли можно это всё понять, если не пройти шаг за шагом, но я готов к встрече, пусть крокодил сожрёт, но я к нему иду! Вот такие у меня вокабулы, мои буковки-крючочки. Вечером позову крошку в танцевальный зал, если не удерёт.

Танцевальный зал - место для тех, у кого мозги заключены в тюрьму тела, мозги в плену, а тело гуляет на свободе, это привлекает. Девчонка со мной пошла, даже обрадовалась, заезжали в какую-то трущобу переодеться. Вах, маленькая раскрашенная копия тель-аль-актарских статуэток, вот чем она предстала! Я танцевал как страус, чуть яйца не отложил. Или это самцы крокодилов откладывают яйца? Не висла, не прижималась, но неотступно следовала, так что я перестал различать, где кончаюсь я, где начинается она. Чаровница в пёстреньком платьице, гибкая, как лоза, лёгкое цветное пёрышко, то ли листок, то ли лоскуток, то ли бабочка! Иллюзия полного слияния - вот что было загадочно в этом танце! Напевала от блаженства, дурочка, и приговаривала: "Каждому хочется иметь инструмент, чтобы сыграть свою музыку".

- Я это уже слышал, про пожилого джентльмена, который кушал снег, так хотел тебя. Лучше скажи, это твой приятель шлялся по больнице без халата?

- Это Марк. Он тоже отражение.

- Ты с ним спишь?

- С отражением? - Она фыркнула. - Он любит музыкантов и женщин старше себя. Отражения не выбирают, но привязываются, если это не опасно. О луна, царица отражений, в лице твоём каждый видит, что хочет... Зеркала, поверхности тёмных окон и луж, озёра, ручьи и речки, капли росы, мои сёстры... Очки, бинокли, подзорные трубы, все блестящие поверхности с мимолётной памятью, которым никого не поймать, кто не умеет приковать и удержать, кто владеет только мигом, но каким! Пусть он окажется Нарциссом, ведь мой только Нарцисс, ему не уйти от себя! - Она впилась ногтями в голову, то поднимала, то опускала волосы, собираясь реветь и заревела-таки от отчаянья. Я дёрнул за платье, едва не порвав. Как она в ноябре ходит в тонких платьях с цветами и птицами! Платье и потрёпанная невесомая шубка! - Прекрати завывать! Ты что, сектантка? Поехали ко мне. - Шмыгнула носом, обрадовалась.

Показалось, что переспал с зрелой женщиной, любящей меня без памяти. Такое тяжёлое маленькое упитанное тело и невероятная сила, что бы это значило?

Наутро позвонили мои литеры, вначале Л., полная иронии: "Извини, я забыла часы на пианино". По Фройду - хочет вернуться. Не успел обдумать послание, получил удар трубкой по нежному месту от К.: "Ты меня заразил, негодяй, ты меня заразил!" - Это припадок ревности, провокация или её заразили? Не было случаев, чтобы К. обогнала мыслью речь. Умная девочка, но когда речь опережает на милю, а мозги в арьергарде, они неэффективны. Я еле успел крикнуть, что это не я её, а она меня... М. не позвонила, потому что звонила вчера на работу, донимала упрёками и подозрениями, а когда получила отпор, долго, утолённо плакала. Я - соковыжималка, повод для несчастий.

Девчонка не обратила внимания на звонки, зато по-сорочьи углядела часики.

- А это...

- А это часы той, что была до тебя вместо тебя.

- Вместо меня? Вместо меня с тобой? - и повалилась от хохота. Её литерой будет литера Н. Буква Нун, рыбка. Я даже знаю, что она значит, но будет она ею не поэтому, а просто по порядку алфавита.

- Слушай, возьми денег, купи себе шапку.

- У меня есть шапка.

- Это дырки от шапки.

- Сам ты дырка от мужчины. Второй чужой на земле. Отверженный. Символы небесных событий темны для тебя, поэтому ты такой, пользуешься моей бесправностью, погоди же, я пожалуюсь луне.

- Сама проститутка, нимфоманка, бомжовка, иди спи в своём футляре!

Я догадался, что сегодня она работать не придёт.

Во вторник я отпер зал, эскиз был готов, пол выметен от окурков, а бутерброды засохли нетронутые, но это было позавчера. Архангел Гавриил с архангелом Михаилом притягивали взгляд, талантливо! Душу бы заложил дьяволу за талант, но где он, дьявол, посмотреть бы одним глазом, пусть появится. Я ещё три раза звонил по телефону и один раз спустился. Заперто, а ключ у неё есть. Не надо было предлагать деньги, девица с претензией... В принципе эскиз готов, можно работать дальше, она не единственная... Но сидела в зале тихо, как мышка, долго выбирала кисточки, жалко дурочку маленькую. Спросил её утром:

- Ты была со мной счастлива?

- Была.

- Разве счастье такое застиранное, как мамин фартук? - и посмотрел на её обкусанные ногти. Опустила головку и вышла из кухни. Ей и так не по себе от модной клиники и моей машины...

- А твой приятель Марк, он счастлив со своим отражаемым?

- Никто не мешает ему найти другое. Но знаешь, ведь отражения не стремятся к счастью. Это человеческое понятие.

- А к чему стремятся отражения?

- К гармонической точности здесь и сейчас. Сейчас я хочу того же, чего и ты, а через полчаса - того, что хочет дворник на улице, буду повторять за ним его мысли, а надоест - перескочу к следующему. Мы меняем образы, я по большей части лежу в магазине, для покупателей я очень дорогой саксофон, для тебя - женщина, ведь тебя волнуют женщины.

Есть! В среду заметил в коридоре лохматого, указал Верочке, она вечно крутится под ногами, точно кошка. Говорит, новый нейрохирург, очень способный, а кто его принял, вы же и приняли на прошлой неделе. Ах да! Совершенно не помню... Примета не обманула, она сидела на полу и перебирала цветные стёклышки. Обрадовалась. Опять в чёрном и зубы чем-то вымазаны. Показала пластинки и вздохнула:

- Обычная история с золотым и карминным... Может, попробовать английскую коричневую? Тяжело заниматься художеством, если знаешь принцип гармонии. Идёшь не вперёд, а назад, потому что человеческая гармония - это финал, конец, острый, как выстрел, и мгновенный, другого они не знают. Начинать приходится с лёгкого сходства, с симметрии, едва слышной, а потом двигаться через все перипетии, фабульную радость, фабульную смерть, а это тяжко для отражений, они всегда в гармонии со всем, что встречают на пути, и она бескровна.

- Ты будешь ещё со мной танцевать?

- Как хочешь...

- А ты хочешь?

- Я как ты, пока я с тобой.

- Мне это не нравится, это неинтересная игра, ты ведёшь себя как подневольное существо.

- А я и есть подневольное существо - захожу, делаю, что заказывают, выхожу.

- Звучит эротично, но ущербно.

- Хочешь, я покажу тебе красноухую водяную черепаху? Или ноги?

- Лучше ноги, их как будто оторвали от настоящей женщины и приставили тебе.

- Я их сама выбирала, они казённые и толстые. Мне показалось, что они должны нравиться всем.

- По-моему, ты хочешь меня оскорбить, или я ошибаюсь? Показывай ноги! - Она встала и подняла юбку, и почему-то я не ощутил печали, одну неомрачённую радость. Поймал себя на том, что соскучился по её плоти, редкостной неравнодушной плоти, ни на секунду не забывающей мою. И хочется слушать сладкие песни про Нарцисса.

- Казённые? Никому не рассказывай, где дают. Слушай, а если я на улице попрошу отсосать, то ты как?

- Как хочешь, только я думаю, нас заберут, я уже бывала в таких местах, не понравилось. Далеко от гармонии.

- Я сегодня видел твоего Марка, пусть не шляется без халата.

- Он не послушает, нужно, чтобы ему сказал хозяин.

- Знаешь что, я не понял, во что играем, объяснись, будь любезна, а то я чувствую себя идиотом. Вы с Марком отражения, отыскиваете себе партнёра, которого повторяете и слушаетесь, это можно понять, это инфантилизм. Вы не можете ослушаться хозяина, тоже понятно, это правило. А как вы его находите и что происходит потом?

- Ну ты же знаешь, как я тебя нашла... А что потом, неизвестно, потому что каждое последующее изображение стирает предыдущее.

- Ловко устроилась, ни встреч тебе, ни разлук, ни печалей.

- У отражений печали другие, но иногда они привыкают и остаются с партнёром до конца его жизни.

- А кто это решает?

- Никто... Я слышала такие истории - люди разные, некоторые, прогнав отражение, потом всегда его ищут, некоторые почти не замечают, кто-то, наоборот, не отпускает ни на шаг, всякое случается, со мной такого не бывало. Мне кажется, что не бывало, иначе на мне остались бы следы - царапины, сколы, мутные пятна от жизни с людьми.

- Мутные пятна? Это я тебе обеспечу, будешь сплошное мутное пятно, а не маленькой шлюшкой, ловко рассказывающей истории! Ты мне очень нравишься, детка, ты хорошо рисуешь, у тебя подвешен язык, замечательные ножки и ты танцорка, каких поискать, особенно в постели, но будь осторожна, будь осторожна, девочка, можешь разбиться. Смотри, видишь тот полигон, я скоро его куплю и построю там золотой больничный город. Собаки пусть пока носятся с их весенним дерьмом, отстрелим, когда придёт время. Люди умирают, к несчастью, и там мы тоже сделаем ритуальный зал, ты будешь сидеть на полу и выкладывать из цветных стёклышек архангелов, чтобы было кому сопроводить умерших, а потом я снова что-нибудь куплю и что-нибудь построю, может быть, баню, может, концертный зал или театр, ну вообщем это будут здания, в которых будут отверстия, куда вполне можно вставлять твои стёклышки. Я это говорю к тому, что у тебя будет непротивная работа и тебе не обязательно лежать в футляре и ждать пожилого джентльмена, которому поздно себе отказывать в удовольствиях. - Она взвизгнула и бросилась мне на шею, такая крепкая маленькая штука с упругой попкой и атласной шкуркой.

А назавтра пропала и не появлялась три дня. Видимо, про работу было не то, а что тогда то? Я бродил по клинике, не зная, куда себя деть, и ко всем цеплялся. Ну и где этот саксофон без футляра? Я, как хасидский Зуся, очень её любил, но слишком мало боялся. Я просил, боже, сделай, чтоб я боялся больше. И мне вняли. А теперь я дрожу от страха сидя за своим столом, обливаюсь потом стыда за трусость и прошу - пусть всё вернётся, пусть оно вернётся, как было. Если бы мне снова вняли, я бы стал любить без упрёков застиранный ситцевый мамин фартук.

На четвёртый день я услышал за спиной её чих, но не оглянулся. Она догнала и засунула в руку ледяную ладошку. - Сволочь-приказчик сцапал, когда я рассматривала цветы в магазине, и защёлкнул замок. Не сердись. Видишь, скол - еле-еле выбралась оттуда. - Она показала перебинтованное запястье.

- Слушай, может, ты не будешь никуда уходить? Я поставлю в зал диван, торшер и обогреватель. Сама понимаешь, кругом бродят приказчики. - Обрадовалась страшно. - А сегодня сходим в танцевальный зал, я по тебе соскучился!

- А я нет! - счастливо улыбнулась.

- Где уж нам, простым смертным, тягаться с отражениями! Выспимся в футляре вместо работы и являемся как ни в чём не бывало. - Смутилась, видимо, стало стыдно.

- А знаешь, всё-таки отражения умеют хотеть - они хотят быть! А для этого нужен человек!

- Но ведь подойдёт любой, людей полные улицы!

- Я сегодня всё утро про это думала... Я стекло, неживое стекло, чтобы жить, мне нужны люди, которые во мне отразятся, какая мне разница, какие? Я временно разделяю их поступки, мысли, привычки, главное - точно совпадать, а с кем - неважно!

- Подлая... Мастерица изводить.

- А ты меня не понимаешь, - укорила она. - Мне казалось, ты умный, а ты не понимаешь. Есть тайное сродство живого и неживого, живое томится по неживому и наоборот. Я - осколок неживого, ты - временно живая частица, но в нас есть то ли утраченное, то ли желаемое родство. Неживое умеет бескорыстно глядеться друг в друга и понимать, а живое - создавать, и они тоскуют от неполноты. Отражение - это место встречи и место смерти. Увидеть себя - отчасти умереть.

- Хорошо, я согласен умереть, только давай каждый вечер танцевать, как в тот раз.

- Как в тот раз уже не получится, должно получиться лучше. А ты порочен, в тебе внутри сидит тёмный, я пока не знаю кто.

Буква Нун оказалась права, у неё всё выходило без усилий, словно её придуманная картонная луна ей помогала. Эта беспечность и есть самое странное в ней, она, словно луч, везде проникает, всё понимает, всё может и ничему не придаёт значения. Вернее, придает значение чему-то другому. Путает право и лево, сглатывала, когда я ел, вскрикнула, когда порезал палец, чем питается и питается ли, не знаю, но пьёт много и что ни попадя. Часто теряется - пропадает среди фона, сливается со стенами, шторами, обивкой мебели. Иногда, дома, я забываю, что не один, но, когда исчезает, мне неуютно. Когда вижу её профиль в своей машине, успокаиваюсь.

Позвонила литера К. и попала в больное место криками "Я тебя заменю!". Обидно, но справедливо. Литера М. цепляется за меня слезами, а Л., что Л., голливудская девушка, за эталонность отданная целой толпе мужчин одновременно, конечно, ей, бедной, хочется того же, что и всем, но увы! Если ты хочешь что-то иметь, то этому и принадлежишь. Она принадлежит толпе. Литеры волнуют лишь как реакции на мою персону, они неточны, почти всегда в молоко, они возбуждают, в них можно играть, но буква Нун волнительно-вопросительна сама по себе. Ординарный мужчина во мне тревожится и требует, чтобы уходя, я запирал двери зала на ключ, что бесполезно. К несчастью, не могу поверить в теорию отражений, а как было бы хорошо, ибо куда может деться твоё собственное отражение? Я заметил, что за последнюю неделю она похудела. Я смеялся, что называясь неживым стеклом, она всё делает похоже на слишком даже живых женщин, а особенно это. Исчезла на целую неделю и явилась какая-то пришибленная. Точно птичка подраненная. Опять я не то сказал или мне показалось? И почему меня так пугают её исчезновения, ведь я знаю, что она вернётся? Интервалы исчезновений всё удлинняются - вначале день, потом три, потом неделя, а возвратившись, она неважно выглядит. Заходить по нескольку раз на день в зал, видеть русую головку, склонившуюся над цветными стёклами, болтать, пить кофе - вот, собственно, и всё ситцевое счастье, да ещё напрочь отменяющие действительность танцы. До смешного мало. Какая-то колючая боль понемножку и постоянно, нехорошее предчувствие. Оттого что она худеет на глазах? Я пытался её накормить, смеётся - убить меня хочешь? Химическая несовместимость называется.

Недавно застал в зале одного невропатолога - буква Нун показывала ему ящерицу агаму. Я с трудом подавил раздражение, а ноги она ему, интересно, тоже показывала? Не удостоила ответом, только задрала рукав и показала тёмное пятно на предплечье - ты меня портишь, понятно? Я сказал, что это просто прививка. Уверяет, что первый раз слышит это слово. Очень похоже на ссору с моими буквами, печально напоминает дуэль.

Видел сон. Во сне сражался с существом из металла, дрались терпеливо, оттачивая воинские приёмы, как павлины, красовались друг перед другом. Понял, что в драке главное экстремально красивый жест, в нём сосредоточен дух борьбы, его божество. Мне намекнули, что драка бессмысленна, набор жестов, а мышление оппозициями по Леви-Строссу - убого. Удалось отрубить от металлического существа кусок, который тут же прилип к моему бедру и испортил последнее красивое, что было во всей этой борьбе. Я спросил её, что она делала ночью - засмеялась - ходила с Марком на ночной сеанс.

- Фильм был про рубероидов?

- Ты тоже видел?

- Я участвовал! И попроси своего приятеля, чтоб не водил на идиотские фильмы!

- А ты похудел за последнее время и заострился. Уши треугольные, как у летучей мыши! Ушла, нахмурившись, потом пришла приласкаться, неженка.

- Мне кажется, мы нарушили правила, у меня снова пятна, - и показала другую руку, - мы, вещи, портимся медленно, а я быстро. Почему?

- Не называй себя вещью, просил же. Давай сегодня сходим на концерт. - Задумчиво кивнула. В консерватории слилась с оливковым креслом, но через локоть что-то шло, лился тёплый поток, точно кровь или лучи. Я нацепил очки разглядеть фантастическую лиловую жабу за роялем... Я бы мог в такую влюбиться за гениальность, но как с ней спать? Через полчаса я уже вытирал пот со лба, сцена уехала вдаль, ноги и руки ощущались как тяжесть багажных чемоданов, ресницы превратились в мокрый веник и мешали смотреть, я почувствовал ногти на ногах, их тварность, слоистую роговистость и в довершение всего - буква Нун, с мягкой невинностью, не поворачивая профиля, погладила колено соседки справа. Что это за дьявольская музыка, когда кожа трещит и рвётся? Когда всё кончилось, зал был запалён. Виртуозная жаба кланялась, складываясь жировыми складками. Пока кланялась, понял, как с ней спать - сзади! Зал бесновался, а буква Нун исчезла, я едва нашёл её на свалке гардероба, испуганную, с туфельками в руках, такую красивую, что готов был проглотить вместе с туфлями. Кто сказал, что сущность женщины в её угрожаемости? В постели она плакала...

Вот так и живём, разлуки всё удлинняются, она худеет и хворает, одежды на ней всё меньше, а танцы всё жарче до полной бессмыслицы, когда реальность схлопывается, будто прочитанная книга, которую не стоит вспоминать. Жалуется на приказчика, он хочет её продать побыстрее из-за мутных пятен, а сама постоянно сбегает. Я виноват, что-то не так! Меня, как хасидского Зусю, душит ужас, леденящий страх держит за горло, а вдруг оно однажды исчезнет, вдруг исчезнет и не вернётся!

Её нет ровно тридцать дней, и я стал объезжать город, просто объезжать улицы, вглядываясь в прохожих, отыскал трущобы, куда мы завернули переодеться в танцевальный зал, стоял там три часа, но всё безнадёжно, я ведь могу её просто не узнать в другой одежде. Езжу третий день подряд, сегодня пошёл влажный липкий снег, и я вспомнил про музыкальный салон, объехал три, на четвёртом висела табличка "Учёт". Я вышел из машины и закурил - дверь открылась, и приказчик, тот самый, я узнал его, поманил внутрь. - Вам нужен саксофон?

- Да.

- У нас единственный, но очень хороший инструмент. Дорогой.

- Покажите.

Он открыл футляр, и я умер от непереносимой боли не успев почувствовать её, безо всякой боли умер на месте, будто сквозь сердце мгновенно пропустили тонкую иглу.

- Он же испорчен.

- К сожалению. Но это только покрытие, звучанье превосходно. Я снижу цену, - шепнула эта сволочь...

Что ж, луна, царица отражений, в твоём лице каждый видит то, что он хочет, ты победила. Я сам сюда приехал под мокрым снегом, а мог бы не приезжать, но Нарцисс только твой, моя девочка, ибо порочен, любая страсть порочна в этом мире, но только она красива, только она и есть седьмой луч, пронзающий солнце!

Верочка, провизорша, через месяц ушла из Преображенской больницы и устроилась в другую. Она злилась и рассказывала, что бывший главврач, администратор от бога, при котором клиника процветала, внезапно уволился, сказав на прощанье маловразумительную речь про музыку, а теперь, как дьявол, дует на саксе в знаменитом оркестре, и весь город бегает его слушать, обязательно с носовыми платками, а новое начальство не шьёт, не порет и работать стало невозможно, потому что на аптечном складе завелись ящерицы страшнее не придумать, начальство ещё вытерпеть можно, но ящерицы - это уже слишком.

В тот день я был не в форме, хотя последний концерт в стране, завтра уезжать... Пока не задуло теплом из первого ряда. Из первого ряда мне потянуло знакомым теплом! Я поймал струю, вдыхал, набирал полные лёгкие и медленно таял, а сакс пел уже без меня.

Она ведь женщина, а женщины так любопытны. Я торжествуя поднял глаза и улыбнулся ей. В первом ряду, рядом с патлатым в старом джемпере и очках в несколько тысяч долларов, я сам очкарик... В черном платье, недлинном, так что видны божественные ножки, где же такие выдают, ты так и не сказала, детка. В туфельках, которые я хотел однажды проглотить. Очкарика зовут Марк, привет, Марк, я тебя помню, Марк. Кстати, и главврача в моей бывшей клинике тоже зовут Марк. Занял моё место, да? Она глядела на меня сияя, как мать на сына на выпускном вечере. Ну что, наконец-то мы встретились, луна, царица отражений... Очки, подзорные трубы, линзы, увеличительные стёкла теперь мои братья. Как же я рад тебя видеть, как ты прекрасна, ты стала ещё лучше, чем была, если это возможно. Когда я вернусь, мы поговорим на равных, как отражение с отражением. А пока что я могу? Могу поблагодарить вот так, так и в последний раз так! Вот и всё, толпа полезла на сцену, до встречи, моя девочка, порочный Нарцисс только твой.



СОВРЕМЕННАЯ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА

SpyLOG

Powered by Qwerty Networks - Social Networks Developer #1