Геннадий Ганичев

КОТ (Василий Петрович): Слушай, как хорошо летом! Спи хоть на водосточной
трубе.
ГОЛУБЬ (Валериан Сизокрылович): А дома что же?
КОТ: Дома! Дома под батареей тепло, зато скучно. Вот и ночуешь для разнообразия с ребятами в подвале. Тоже здорово.
ГОЛУБЬ: Часто дерёшься?
КОТ: А то как же!
ГОЛУБЬ: Да, интересная жизнь...Постоянно-то я прописан в Таврическом саду, а зимой живу, где придётся. Мне, брат, не скучно! Мне бы только живым остаться. Скорей бы уж лето: спи прямо на подоконнике, ни заботы, ни печали.
КОТ: Тяжёлая жизнь у нас, животных.
ГОЛУБЬ: Где же лучше? В зоопарке, что ли?
КОТ: Да где там лучше! У меня там, кстати, знакомый крокодил Геннадий Гаврилович.
ГОЛУБЬ: Василий Петрович! Так и я его знаю.
КОТ: Слушай, я тебя люблю, давай на "ты".
ГОЛУБЬ: Вася, так он всё: он с того воскресенья пасть не открывает...
КОТ: Генка-то! Почему?
ГОЛУБЬ: Закрыли. Он открыл не на того, вот и закрыли. И замок повесили.
КОТ: Эх, Генка, Генка! Такой крокодил! Он мне на день рожденья как-то подарил кусочек хвоста: дефицит страшный.

(Оба вздыхают и молчат.)

КОТ: Мне скоро линять. Тоска! Валерка, хочешь меня причёсывать?
ГОЛУБЬ: Что ты! Меня самого причёсывают. Заметь, как зима потеплей, хуже с питанием: жалеют меньше. И ведь нигде не подработаешь. Мне что, много надо? Хоть бы немножко пшена или хлебных крошек. Вася, у тебя нет чего закусить?
КОТ: С собой не ношу, сам знаешь. Подожди, я видел в подъезде горбушку батона.
ГОЛУБЬ: Тащи.

(Кот приносит хлеб.)

ГОЛУБЬ: Спасибо, Васька. Ты настоящий друг. Поклюю. Хорошо тебе при хозяине!
КОТ: Нет, Валерка, плохо.
ГОЛУБЬ: Почему?
КОТ: Спаивает. И нет бы валерьянкой, а то нальёт коньяку.
ГОЛУБЬ: Шумит в ушах?
КОТ: Да нет! Но идти не могу: качает. А ты пьёшь?
ГОЛУБЬ: Бывает. Летом порой вылетаю за город, там от дачников всегда в стаканах остаётся.
КОТ: И как?
ГОЛУБЬ: Сразу затихаю. Где-нибудь тут же на ветке и усну. Скажи толком: что у твоего хозяина, все пьют, что ли?
КОТ: Все. Уже кто в дверь входит, он кричит: "Есть бутылка - проходи". Видишь, какой.

(Оба молчат.)

КОТ: Валерка! Я так подумал: слишком ты сентиментален, живётся тебе тяжело - хочешь, я тебя съем?
ГОЛУБЬ: Что ты, Васька, зачем?
КОТ: Валерочка, хочу голубятинки.
ГОЛУБЬ: Я же твой друг, Васька.
КОТ: Так я тебя не просто так: я тебя по знакомству съем.
ГОЛУБЬ: Да ну тебя, Васька!
КОТ (примирительно): Ну, хорошо, хорошо! Прости минутную слабость. Что ж, побегу обедать домой. Хватану молочка. Вот что обидно, Валерка: очень стали разбавлять! С трёх чашек не напьёшься. Побегу, Валериан Сизокрылович! Ни пуха вам, ни пера.
ГОЛУБЬ: Василий Петрович, если можно, откройте лапкой форточку: прилечу погреться.
КОТ: Почему же нельзя? До скорого.
ГОЛУБЬ: Пока.

1981

КОТ: И вот пронеслась эпоха - и что же? Мы опять встречаемся как друзья. Так сказать, время дружбе не помеха.
ГОЛУБЬ: Эта встреча тем более приятна, что тогда, в ту басурманскую эпоху, вы хотели меня съесть - и как же удивительно видеть, что время над нами не властно: низкие инстинкты побеждены, а дружба торжествует.
КОТ: Поверьте, Валериан Сизокрылович, может, кто-то и хотел бы вас съесть, но не я. Клянусь, не я! Поверьте, не я. Даже наоборот: теперь буду очень стараться, чтоб вами кто-нибудь ненароком не закусил. Живите! Я не против.
ГОЛУБЬ: А мне показалось...
КОТ: Мало ли, кому что кажется. Я сейчас объясню вам, почему я б не хотел вас слопать. Вы помните ваши встречи в 1981 году? А я ведь понял, что вы интеллигент, уже за три года до этого, ещё при жизни дорогого Леонида Ильича, в 1978-ом: тогда я встретил вас впервые. Вы, как сейчас помню, неосторожно вспорхнули пред моим носом, но что-то мне помешало шарахнуть вас лапчаткой. Хотя, казалось бы, это не было так трудно: вас придушить. Но что-то дрогнуло в моей душе! Дай-ка, думаю, останусь без обеда - зато обрету друга! И что вы думаете? Так оно и вышло! И вот души голубя и кота встречаются в другом тысячелетии - и для чего? Только для того, чтоб поговорить об их искренней взаимной симпатии.
ГОЛУБЬ: Я готов вам поверить, Василий Петрович. Прошло столько лет, но я не могу забыть, как каждый раз после встречи с вами я с удовольствием убеждался, что ещё жив. Поверьте, я не настолько безрассуден, чтоб не понимать вашу котиную сущность. О, нет! Я её глубоко постиг. И всё равно, я уверен: духовно мы дополняем друг друга. Уже двадцать три года, как мы дружим, - и насколько духовно богаче мы стали! Насколько всё-таки дух кота близок духу голубя! Нам ничего не остаётся, как восхищаться друг другом! Васенька, давай дружить дальше!
КОТ: Конечно, Валерка, конечно! Ты - не просто дух голубя, а я - не просто дух кота, но мы - их квинтэссенция! Мы представляем собой то лучшее, что уже накопила цивилизация в этих двух конкретных видах. Вот так.
ГОЛУБЬ: Васька, ты прав. Так вот что главное в нашей дружбе: высокий гуманистический порыв, с одной стороны, а с другой, более глубокое осмысление закономерностей того мира, в котором мы живём. Пожалуйста, Василий Петрович: если можно, расскажите поподробней о ваших чувствах ко мне!
КОТ: Конечно, это чувство, вне всяких сомнений, сложное. Вы же сами знаете, Валериан Сизокрылович: у любви, как и у всякого проявления эмоций, есть свои пределы. Даже любовь - и та не всесильна! Так что я вас не просто люблю, но мои симпатии проверены самим временем.
ГОЛУБЬ: Откуда у вас такое чувство? Кого мне благодарить за это?
КОТ: Благодарите вашу судьбу. Только её. Сам не знаю, что со мной произошло, почему я так изменился, но вот уже два года из живой природы ем только мышей. Может, это покажется вам странным, но на самом деле нет ничего естественнее, чем вернуться к любимому блюду моего дедушки.
ГОЛУБЬ: Вот оно что! Я как раз очень хотел задать вопрос в вашем лице всем котам: почему, живучи в городе, вы так мало едите мышей? Ведь тут их полчища шастают!
КОТ: Эх, Валера! Да ведь они все тут притравленные! Такую мышенцию слопаешь, а потом три дня из туалета не выходишь. До того понос измучает, что и жить не хочется. И мяса-то в мыши - мало! Что у голубей, что у мышей - нет мяса. Что вас есть, если у вас и жевать-то нечего?! Это же паёк, а не обед. Едва на закуску хватит. Но вернёмся к старой теме. Так сказать, от греха подальше. Удивительно, Валериан Сизокрылович, что общий кризис отношений нас не коснулся. Казалось бы, пришло время, когда все едят всех. Как там у Гоббса? "Война всех против всех". И вот на этом-то мрачном фоне и разворачивается наша трогательная дружба. Мы даже сумели улучшить наши отношения! Так улучшили, что это уже отношения не зверей, но людей. Мы смело шагнули за биологическую рамку. Во, какое достижение!
ГОЛУБЬ: Точно! Как хорошо вы сказали! До вас я не задумывался об этом. Василий Петрович, дорогой! Вы на многое открыли мне глаза! Я взглянул на мир по-новому. Ваша модель мира, возможно, не свободна от недостатков, зато в ней полно гуманизма! Пусть вам не хватает мяса, а мне пшена, зато у нас есть гуманизм. Пусть им нельзя закусить, но полюбоваться на него можно.
КОТ: По-моему, не только можно, но и нужно. Ведь с такими хорошими мыслями гораздо легче жить. Гораздо!
ГОЛУБЬ: Жить-то нам весело - вот что главное! Ещё и наживёмся, и навстречаемся вволю. Знаете, о чём я бы хотел вас попросить? Вы не могли бы больше и смелее пропагандировать образ жизни кота? Казалось бы, пустяк, но он помогает нам глубже понять друг друга. Например, расскажите, как вы живёте. Вы понимаете, как важно для нас, голубей, гуманизировать ваш котиный образ? Ведь средства массовой информации только и делают, что его демонизируют.
КОТ: С удовольствием расскажу вам о себе. И не потому, что считаю важной такую пропаганду, а просто мне с вами приятно. Прежде всего психологический портрет моих хозяев. Перестройка шарахнула их крепко; я готовился к худшему, но брак выстоял. Хозяин посуровел и ворует ещё больше, а как зарабатывает хозяйка, понять просто невозможно. Она меня часто забывает. Конечно, немножко, - но всё-таки! Поэтому каждое моё появление для неё - приятная неожиданность. Она видит меня, сразу чувствует прилив любви ко мне, - и ей легко понять, что меня надо кормить. Постепенно я приучил её к мысли, что кормить меня надо по возможности чаще, что таким образом проще всего завоевать мою любовь.
ГОЛУБЬ: А что же хозяин?
КОТ: Он меня любит, но его невозможно приучить к мысли, что кормить меня надо хорошо. Ему кажется, что я с удовольствием сожру всё, что попало, и я не могу вывести его из этого заблуждения: на это не хватает ни моих котиных сил, ни чар хозяйки. По-моему, не надо от людей требовать многого. Единственное, чего я прошу: увидел - накорми. Так что в течение дня я исчезаю и показываюсь многажды. Иначе с людьми нельзя!
ГОЛУБЬ: Неужели вы не пробовали выработать у хозяина принцип разумной мотивации?
КОТ: Увы, это не то что нельзя, а просто невозможно.
ГОЛУБЬ: Видите! Ваша жизнь, конечно, не без сложностей, но плохой её никак не назовёшь. Моя жизнь - всё тот же кошмар, и только иногда мне удаётся сделать его более-менее приятным. Что тут скажешь? Мир нам не изменить, а дружить мы будем. Пусть мир, по его наивности, не замечает всей глубины наших отношений, - но что это меняет? Мы не вошли в Историю, мы просто живём - но разве этого мало?
КОТ: Вы правы! Мы дружим, мы солидарны, мы сохранили общность интересов в столь сложное время. Разве не самое важное - общий позитивный взгляд на вещи?
ГОЛУБЬ: Единственное, что огорчает, - это мысль, что люди таковы и другими они уже не будут. Каково жить бок о бок с этими существами!
КОТ: Не говорите, Валериан Сизокрылович! Наплачешься! Ему нравится, что я такой беленький, хорошенький, но купить мне кусочек колбасы? Нет, он это не сделает! Хоть, казалось бы, такой жест окрылил бы наши отношения! Он скорее вам бросит кусок булки, и, заметьте, не из любви к вам, а просто потому, что ему так интересно. Грубый мужик, одним словом.
ГОЛУБЬ: Да, люди таковы - и что биться башкой об эту стену? Расстанемся с надеждой на новые встречи. Вы часто приносили мне кусочки хлеба. Надеюсь, и на этот раз вы...
КОТ: Конечно, конечно! До свидания, Валериан Сизокрылович.

2001