- Да ты сам-то посуди, Буйный Ветер: я всю жизнь затейником отгрохал. Круизы, бабы - и я на баяне на лунной палубе играю. Бабка надоела, я ещё, вроде, на плаву, так что решил на квартёру заработать. Расчёт простой: надо тридцать тыщ долларов, каюту сдаю за десять на час. Значит, надо три тыщи часов. Это меньше семи месяцев. Выходит, в два сезона наебут.
Ласково возговорит Красное Солнышко:
- Ой ты, гой еси, Иван Семёнович! Что ж ты блядство развёл несусветное?
- А что делать? Такое пошло блядовитое время: конец коммунистических режимов и общее потепление климата. Помнишь, как раньше? Навезут блядей со всего света, объявят, мол, конгресс какой, общественное мнение, хуё-моё, посадят на пароход, везут вниз по Волге-матушке и жарят вдоль и поперёк на солнцепёках. Только дым коромыслом и блядство на Руси Великой! А щас что, меньше?
- Прекратите вы это безобразие! - урезонивает Буйный Ветер. - Стон, печаль и воздыхание стоят по всей Руси Великой: за работой добры молодцы. Уж на что я вам симпатизирую, а и мне не по себе от этой страшной картины. Во что вы превратили теплоход? В гнездилище порока. А волжские брега? Да по ним табуны блудниц-путан несутся, привлечённые развратом.
- И на самом деле, Силы Природы, блядство неимоверное! Только каких-то совсем уж невиданных баб из моей каюты вносят и выносят. Волны до неба! Корабь краями черпает. И мочалят, и мочалят - тёмны тучи нагоняют. А я что? Я на баяне рядом наяриваю. Из каюты кричат: Давай, дедушка, давай! С баяном веселее.
- Нельзя же так, Иван Семёнович, - укоряет Красное Солнышко. - Вы здесь под Нижним балуете, а в Одессе дожди. Вы же нам оздоровительный сезон срываете.
- Дадите квартёру - завяжу с развратом.
- Нет, нет и нет! - закипело Сине Море. - Мы вас даже обязываем продолжать ради сохранения экологического равновесия, но в разумных пределах. Чрезмерным развратом вы расширяете озоновую дыру. Неужели вы сознательно способствуете столь нежелательному процессу?
- Если б только это! - кипятится Красное Солнышко. - Мы хорошо знаем и другие ваши проделки, дорогой вы наш Иван Семёнович, Раскобель вы наш Раскобелевич. Утром, как ни взойду, всё ваша жопа в просветах мелькает.
- Я работаю в кооперативе Молодость всегда с вами.
- Ничего себе работа! Заведёт красавицу в лес, кормит мхом, корою, реже ягодой, и мочалит сутки напролёт!
- Господа! Такова моя специфика: я тот же самый, но уже за деньги. И могу ли я быть другим, будучи современным человеком? Это моя судьба: на баяне играть и в лес умыкать. Всю жизнь водил баб в кино и пряниками баловал. Нагрянула демократия. Ныне в леса, в глухие болота увожу пациенток, чтоб с ними работать. Ничего тут зазорного нет. Это серьёзное государственное дело. Главное, меня бабы любят, ещё ни одна не жаловалась.
- Вся ваша деятельность, - возражает Красное Солнышко, - носит ярко выраженный криминальный оттенок! Поведайте, как вы до этого докатились. Как именно складывалась ваша индивидуальность?
- Всё началось с того, что в юности моея завезли в нашу деревню кудрявых блядей. С утра смажу сапоги и иду их веселить. Уж вся деревня знает: если Ванька свои кирзовые сапожищи смазал, то на блядки идет.
- Иван Семёнович, - возражает Буйный Ветер, - вы нам мозги не пудрите: в вашу деревню в 37-ом году завезли группу политкаторжанок. Почему вы их переосмыслили в кудрявых блядей? И почему уже тогда ваша семейная жизнь вас не устраивала? Заляжете на печи, а внизу жена и тёща хороводы водят.
- Врёте вы всё, Силы Природы! Врёте, потому что начальники. Сколько раз бывалоча встанут
под окном девки в ряд,
звенят косами:
хоть бы раз поглядеть
на ясна сокола!
А я им: Заходи, девчата, по одной! Косу оставляйте у входа. Еще до обеда всех оприходую, а после меня с лёгким сердцем отработаете свой трудодень. Такие вот необходимые мероприятия перед полевыми работами.
- О чём еще, кроме женщин, вы думать-то можете?
- Ни о чём. Уже с утра только одна мысль в башке.
- Хорошо, - говорит Буйный Ветер. - Раз уж мы ничего с вами поделать не можем, так по крайней мере протестируем. Видишь ты эту фотографию, Красно Солнышко?
- Вижу. Улица как улица. Люди идут.
- А вы, Иван Семёнович?
- Вижу, бляди роятся!
- Да что ж это такое! - ахнуло Красно Солнышко. - Сознание этого индивида замутнено сексуальной озабоченностью. Где вы их видите?
- Я не только их вижу, но и слышу. Ночью, бывает, вскочу и слушаю, как бляди шебуршат.
- Почему шебуршат, Иван Семёнович! Это же не мыши, а просто женщины.
- Нет. Я куда ни гляну, везде вижу гроздья баб. Каждую осень стаи блядей летят над домом и мне крыльями машут: "Пока, дедушка! До весны".
- Ужасно. Но хоть что-то вы любите на этом свете?
- Детей, блядей и тараканов.
- Хулиган!
- Не суди его так строго, Красно Солнышко, - советует Буйный Ветер. - Мыслительный процесс этого индивида патологичен - это верно, но налицо и признаки концептуального мышления. У дедушки яркое художественное видение. Он мыслит образами. И пусть порою его культурный кругозор узок, но он несёт людям счастье. Иван Семёнович, а вы не думали поработать в искусстве?
- Я отдал жизнь женщинам и не жалею об этом.
- Эта концептуальная узость достойна осуждения, но, с другой стороны, она в духе времени. Надо признать и это.
- А каким я ещё могу быть, если меня сверху распаляют? Что это за власть такая, если тысячи баб засели в телевизоре, под носом вертятся, а в руки не даются. Смотри и облизывайся. Вы там, наверху, в ус не дуете, а мне жить надо. Вы ведь тоже депутаты, только в другом месте заседаете. Что толку от всех ваших засидок, если у меня проблема с жильем? Нагоните блядей видимо-невидимо - вот и вся ваша демократия. Придёт такая бэ в Думу, а вид у неё такой, будто её двадцать лет мочалили на далёких горных перевалах. Что это за правительство? Соберутся какие-то бабы, девки, мужики; мы, говорят, дума, для вида заседают, а я-то вижу: всё это - блядки. Пиздотня какая-то. Один петух главнее другого. Придёт - и давай кур по двору гонять. Какую поймает, сразу хвост оборвёт. Только перья вихрем летят! Где же справедливость? У вас наверху баб табуны бегают, а тут годами за хвост вылавливать надо. Иная курва тебе из телевизера в морду наплюёт, а ты ей даже коленкой поддать не можешь. Ну, что в политику прёшься? Приходи в мой кооператив, я тебя лично оздоровлю. А то речуги, паскуда, толкает! Я б им всем там в Москве хвосты накрутил. А то бегает по этажам, того обнимет, этого поцалует; так и живёт, курва. В перерывах речи говорит. Хоть бы ты, Буйный Ветер, сдул этот парламент к ебени матери!
- Это я не могу, Иван Семёнович. Что я могу? Могу дунуть в морду, могу в жопу, а больше ничего не могу.
- Да сколько ж их терпеть! Федька, Колька, Женька, Васька, Валька, Наташка - все попёрли в начальники, куда повыше.
- Иван Семёнович, тем не менее, не надо так нападать на женщин! Это лишь кажется, будто одно замшелое бабье мечется! Мне тоже неприятно засилье дам в подкомитетах, а сколько недалёких женщин мутят воду на областном уровне, - но что тут поделаешь? Пусть себе рассуждают о разграничении полномочий. И всё-таки не ополчайтесь на них! Они лучше, чем кажутся.
- Да мне ведь обидно! Взять хотя бы Ленку Егорову. Что она, курва, так высоко летает? Твой курятник на земле, дура! Приходи лучше ко мне, чем речи толкать. Так отделаю, век не забудешь. Нет, поеду в Москву и буду их всех по коридорам гонять. Я б её вожжами отхлестал - и вся дурь соскочила б. Мы же с ней вместе пили, когда она в первый раз замуж выходила. А Федька Красногоров? Вместе в детстве по одному двору с голыми жопами бегали. Потом он на лесозаготовках работал. А бабам я добра желаю! Она речи вумные толкает, а я вижу, мужика надо.
- Ну, хватит трепаться, Силы Природы. Вот заработаю квартёру - и последний раз вдарю по блядям. Наведу видимо-невидимо и буду с ними хороводы водить. А добрым людям заранее спасибо, что мне квартёру наебали.
1997
|
