На частной вечеринке в честь приезда господина Лю, к белокурой гостье подошёл переводчик с китайского и поклонился.
- Прекрасная госпожа, могу ли я узнать место вашего рождения? Ваше акварельное лицо - лицо восточной славянки, но взгляд и поза говорят о другом. Или я ошибаюсь?
- Вы не ошибаетесь, уважаемый Хоан Дзи Бай. Место моего рождения - Саха, меня нянчила якутская девушка Соня.
- Саха - моя вторая родина после Китая. Я много лет смотрел на сияние, это злое северное колдовство, видел нежно-серебряное, зловеще-красное и даже самое жестокое из них - орган. Орган из труб, звучащий в небе, безжалостная музыка небес. И шевелящееся северное сияние, самое редкое, которое змеится, как дракон, тоже видел. Я долго не мог уехать оттуда, потому что они околдовали даже китайца. А вы?
- Меня увезли ребёнком. Бабушка выходила замуж трижды, и всякий раз это был человек другой национальности - вы знаете, сколько в тех краях оказалось ссыльных поляков, евреев, литовцев. Родным отцом моей мамы был поляк, которого я видела на свадебном снимке, о втором бабушка не проронила ни слова за всю жизнь, а третьего, якута, считала своим дедом. Зная шесть тюркских языков и будучи автором первого букваря, он ещё неплохо играл на скрипке, но левое ухо ему изуродовали в детстве, в юрте, когда вылечили воспаление, приложив кусок раскалённого металла, и из-за этого уха я его боялась. Он обучил меня шахматам.
- Простите ли вы меня, прекрасная пани, ибо я никогда не умел разобраться в возрасте женщины, если я спрошу вас о том, что произошло очень давно, о том, что мне очень бы хотелось забыть, но ваше лицо снова напомнило мне о моём позоре, и я рискну спросить - вы не могли отдыхать в Евпатории в 1978 году?
- Удивительно, как вам удаётся всё угадывать, - улыбнулась она. - Каждый год, в августе мы ездили с мамой в Евпаторию по путёвке, наверное, и в этом году тоже. Но я была девочкой.
- Я бы хотел рассказать вам, если вы найдёте время меня выслушать, одну историю, она не такая уж длинная.
- Присядем, - согласилась она.
- Знаете ли вы, прекрасная госпожа бранное русское слово "мудак"?
- Вы преискусный рассказчик, уважаемый Хоан Дзи Бай, начало захватывающее, - прищурилась гостья.
- Так вот, прекрасная пани, перед вами человек, который и есть олицетворённый смысл этого слова. Боюсь признаться, но мне кажется, что современное, обиходное значение этому слову русского языка дал именно я, совершив свой глупый поступок. В "Словаре русского мата" первое значение указано как производное от мужских половых органов, второе - это дурак, простофиля, а вот третье, не знаете ли вы третьего?
- Нет, не знаю.
- Ну так вы поймёте его сейчас, после моего рассказа, - вздохнул он. - В этот год, когда я временно исполнял обязанности генерального директора "Якутзолота", чтобы спокойно отдохнуть с семьёй и зная нравы начальства, я постарался запутать следы - улетел в Симферополь, добрался до Евпатории, а затем махнул в Черноморск. Помните Остапа Бендера в Черноморске? Мои ухищрения, как и его, оказались напрасны, потому что организация была подведомственна КГБ и в разгар отдыха меня настигла телеграмма с красной полосой.
Что было делать? Я спешно добрался до Евпатории, и в четыре утра стоял вторым в кассе аэропорта. Но билет достался первому, а больше не было, хоть умри, не мог же я предъявить вместо билета телеграмму? Мне посоветовали добраться до Ялты или Одессы и купить билет там. Я бросился на автовокзал - ничего. Ни до Ялты, ни до Одессы автобусных билетов не было на два дня вперёд. Вы, наверное, не знаете, каково было раньше раздобывать билеты - очереди, ночные дежурства, номера на руке, переклички по спискам.
Я совсем было упал духом, но мне посоветовали - на крайний случай всегда есть такси. Таксист назвал цену - тысяча рублей, а по-тогдашнему тонна. Две тысячи я оставил жене с сыном, вся остававшаяся наличность составляла тысячу, и если потратить, то из Ялты не выбраться - нет знакомых. Я пробовал торговаться, но таксист не сбавлял, а сказал - найдёшь трёх попутчиков - будет по двести пятьдесят. А где их найдёшь? Часа два я бродил по вокзалу, устал и измучился, а потом таксист сам меня нашёл, и был не один, а с молодой женщиной, очень симпатичной, которая тоже спешила. Я обрадовался и предложил ей заплатить пополам.
- Нет, - ответила она, - я могу только двести пятьдесят. И упёрлась. Надо сказать, я сильно её уговаривал не быть такой непреклонной, мы долго спорили и препирались, она сердилась и настояла всё-таки, чтобы две трети платил я. Ничего, подумал я, главное долететь до Москвы, там есть у кого занять.
Дорога в Ялту идёт вдоль моря, справа высятся горы, а солнце начинало уже садиться, ежеминутно меняя краски неба, нас обдувало ветром в открытое окно, пахло магнолией, а соседка моя была сама прелесть.
Было слишком хорошо, чтоб продолжаться долго, я знал это. Когда собрались сумерки и начало темнеть, запели насекомые, знаете, такие громкие, как оркестр. Тогда из машины пошёл вначале слабый дым, а потом сильный. Я сказал водителю "Мы горим", а он - "Всю дорогу так, ремень протёрся, радиатор не охлаждает" и едет себе, даже поёт тихонько. Потом остановился, говорит - я чинить буду, а вы идите! - Куда идите?! - изумился я. -Через сто метров грузинская харчевня, и хозяин пускает на ночлег. Самолётов нет сегодня, а к завташнему успеем. - И открыл капот.
Я взял свою сумку, её сумку, и мы пошли. Через сто метров, как он и говорил, стоял дом из серого туфа с вывеской и уютным двориком, прикрытым от солнца виноградом. Я не спал и не ел с четырёх утра и сильно нервничал, а тут мне сразу стало хорошо. Шашлык, вкуснее которого я никогда не ел, стоил рубль семьдесят огромная порция, а пол литровая кружка виноградного вина - рубль. Я так наелся, что глаза сами начали смыкаться и засыпать.
Хозяин отвёл нас в комнату, чтобы переночевать. Она оказалась длинной и пустой, с низким потолком, на окне горела свеча, на полу лежал ковёр ручной работы, в углу стул, и больше ничего не было. Подушку заменял кусок ствола, круглое полено - на кавказском наречии - "мудак", как сказал хозяин. Я не удивился совпадению, потому что тюркских слов в Крыму и на Кавказе много, а русские бранные слова почти все тюркского происхождения.
Я упал не раздеваясь, и уже сквозь сон вижу, что моя спутница уселась в уголке на стуле, приклонилась головой к стене и перебирает ногами, сбросив туфельки, как птичка на насесте. Я тут же вскочил и предложил ей поменяться местами, она ни в какую. Мы опять с ней препирались, хотя у меня никаких сил не оставалось, чтобы так спорить. Всё, как и в первый раз вышло, как она захотела, - мы оба легли на ковёр, а меж собой положили мудак, словно меч.
Ночью разразилась гроза, я проснулся и услышал, как трещали стволы в лесу и громыхал гром. Но в дождь особенно хорошо спится, да ещё после такого дня, какой претерпели мы, и я снова уснул, а утром проснулся совсем счастливым, подкрепился вином и шашлыками, воздух ещё пах ночной грозой, всё сияло на солнце, а в арык перед домом набралось рыжей бурлящей воды с гор.
Такси стояло за воротами, я перепрыгнул арык и оглянулся - прелестная моя спутница топталась на другой стороне, юбочка её была узкой, хоть она и пыталась поднять повыше, но ширины шага всё равно не хватало. Я бросился к ней, предлагая перенести через ручей, и тут-то она и сказала то, что пригвоздило меня к месту. Лица её я не запомнил, хотя оно кажется мне похожим на ваше, зато тон запомнил навсегда.
Она сказала: "Как же ты сумеешь перейти ручей, если не смог перейти мудак?" с непередаваемым презрительным выражением. Дальше я всё забыл, кажется, она перекинула сумку и прыгнула сама. Всё оставшуюся дорогу я думал, как ей достойно ответить, но не находил слов, это я-то! И потому что не нашёл слов, я тем более убедился, убедился окончательно, что я виноват.
Ведь каждому человеку что-то причитается в этом мире, каждый человек рассчитывает на внимание. Может быть, он даже так к этому привык, что оставить его без внимания - всё равно, что ударить старика. Конечно, она была строгая женщина, часто сердилась и всё время хотела спорить и поступать по-своему, но я должен был проявить уважение, даже рискуя получить оплеуху. Я так и так её получил.
Это не всё, прекрасная госпожа. Месяц спустя, мы сидели за праздничным застольем с друзьями, где были двое моих приятелей полярных лётчиков, и зам. генерального по режиму, и ещё один золотодобытчик, и директор ленского речного пароходства. Это были отборные люди из тех, что остаются, поборов северное сияние. Если покидают север, они умирают скоро, потому что злое сияние бережёт сильных. Я рассказал им эту историю.
Они замолчали и молчали долго, а потом главный за столом сказал: "Да. Ты сильно старался, Хоан Дзи Бай. Ты с ней торговался, ты нёс ей сумку, хотел даже перенести через ручей. Ты настоящий мудак". Он захохотал, а все остальные к нему присоединились. Тогда я сильно пожалел, что рассказал им всё, да ещё пытался выставить себя пострадавшей стороной.
Но и это не конец. Через неделю я прилетел в командировку в Алдан. Первый встречный в коридоре "Алданзолота" весело так спросил: "Новый анекдот знаешь? Прилетел чукча отдыхать на юг..." - Знаю! - и я бросился от него прочь. До этого я ещё надеялся занять место генерального, который собирался на пенсию, но после, конечно, уже нет. Тогда мне и удалось, наконец, порвать с севером, я оставил там много молодых сил, но так и не сумел подняться. Да и убежал бесславно. Зато чем прославился? Тем, что добавил бранному слову ещё один глупый и смешной смысл, а то глупостей без меня мало?
- Знаете, - перебила его гостья, которая до этого слушала внимательно и беспокойно, - женщины, у которых есть выбор, бывают резки с мужчинами. Выросшие в краях, где женщин мало, или очень красивые. Моя прабабушка была неистовой фурией, с тем и умерла, бабушка смягчилась лишь в глубокой старости, о маме я уж не говорю. Когда отец за ней ухаживал, он бросался в сугробы в шестидесятиградусный мороз, доведённый до отчаянья её нравом и количеством поклонников. Когда мы переехали на запад, всё сразу изменилось. Она начала жестоко ревновать и следить за каждым его шагом, а по характеру так и осталась резка и непреклонна. Ей было двенадцать лет, когда в доме появился будущий отчим, тот самый, с изуродованным ухом. Он спросил девочку, кем она хочет быть, когда вырастет, а она ответила "Шофёром. Чтобы вас переехать". Он возразил - за это полагается тюрьма, а девочка ответила - "зато одним женихом станет меньше". Но он всё равно женился, а строптивой девчонке дал столичное образование, не пожалев на это денег.
- Я не хотел, чтобы вы поняли это так, как вы поняли, - поклонился Хоан Дзи Бай. Я рассказал вам о мужском, а не о женском грехе.
- Ваша стрела так попала. Мне часто снится ад, и думаете, как он выглядит? Он выглядит как пустынная серая мгла, и люди, похожие на тени, стоят на круглых площадках небольшого диаметра, среди тьмы и тоскливого ветра, точно одинокие деревья, едва различая друг друга сквозь мглу. Я вижу своих возлюбленных, и они тоже видят меня, но ни сказать, ни услышать ответа, ни объяснить, ни попросить прощенья мы не можем. Мы наказаны одиночеством и молчаньем, немотой, за то, что при жизни сказали лишнее. Этот сон повторяется каждый месяц и запрещает мне многое из того, что раньше я позволяла себя говорить и делать.
- Всё-таки вы восточная женщина, моя госпожа. В вас живёт душа восточной женщины, опасающейся мести мужского божества Су. Вас держит страх, а не любовь. Вина рода, которую вы хотите искупить за всех, - и переводчик господина Ли покинул свою собеседницу с почтительным поклоном.
Она допила вино из бокала, поднялась и отыскала в квартире телефон.
- Мама, как ты себя чувствуешь?
- Сегодня нормально. Вчера давление мучило, а что?
- Как ты думаешь, я восточная женщина или нет?
- Куда тебе. Столько тебе не выпить. Да и мужчин они любят и держат на поводке. Куда тебе, ты неженка. А что?
- А вспомни ещё, пожалуйста, мы с тобой в семьдесят восьмом году были в Евпатории?
- Были. А, нет, я тогда раз в жизни решила съездить одна, но не вышло - ты заболела воспалением лёгких. Страшно вспомнить, как я выбиралась оттуда, все деньги просадила. А что?
- Я тебе потом расскажу. Приду и расскажу, сейчас не могу, я не из дома.
- Чего тогда звонишь? Собирайся и иди домой, уже поздно.
|
