Петербургская быль
Это кто, в лисью шубу одет,
вдруг возник средь фуражных припасов?
Ба! Да это же русский поэт -
Николай Алексеич Некрасов.
Он вальяжно идет по Сенной,
дегустируя сбитень и сласти.
И почтительно городовой
улыбается гению: - Здрасьте!
Вдруг толпа загудела кругом.
Раздались чьи-то крики и вопли.
Подавился ли кто пирогом
или чьи-то украли оглобли?
…Он толпу раздвигает плечом,
он в сердцах проклинает Сенную…
Вдруг застыл… Он узрел, как бичом
кто-то женщину бьет молодую.
Содроганий души не тая,
русский гений подумал невольно:
- Вот несчастная муза моя!
Муза, муза.… О, как тебе больно!
Бич над телом крестьянки свистал,
не стонала под ним молодица.
А Некрасов в сторонке стоял.
Размышлял: - Может быть, заступиться?
Отобрать и сломать этот кнут,
разъяснить, что насилие скверно?
Но подумал: а вдруг не поймут,
истолкуют превратно, неверно?
Уходил он с понурой спиной
на Литейный проспект, за Фонтанку.
Он остаться не смог на Сенной,
где кнутом истязали крестьянку.
На Сенной били бабу кнутом…
Но Некрасов бы не был поэтом,
если бы не придумал потом
гениальные строчки об этом...
1
Сенная площадь имя Площадь Мира
в советские носила времена.
Но здесь всегда стояла вонь трактира
домов ночлежных, городского дна.
Ее фасадам, сумрачным от сажи
не страшен косметический ремонт.
Сенную посещают персонажи
иных романов и иных времен.
Сенная - колыбель фантасмагорий!
Недаром, за долги попав в полон,
здесь некогда в тюрьме сидел Григорьев.
Естественно, не я, но Аполлон.
Мы все - в долгах, счет не ведем которым.
Жизнь прожигаем, сердце веселя.
Но вот предстанем перед кредитором
и чем оплатим наши векселя?
Как в черный час мы выкрутиться сможем,
как избежать нам ямы долговой?
Какие ложки мы в ломбард заложим?
Что продадим на площади Сенной?
На ней - следы упадка и разрухи,
над ней туман преданий и легенд.
Какой заклад процентщице, старухе,
несет, скрывая под полой, студент?
Нет площади страшнее в Петербурге.
Здесь Соня вновь выходит на панель.
Трактирщику удачливые урки
навязывают новую шинель.
Здесь бродит Блок… (Блок был поэт печальный,
но верил - революция близка!)
Готова стать доской мемориальной
здесь каждая прогнившая доска.
Здесь все насквозь пропитано гниеньем -
и доллары, и лапти мужика.
Нет! эта площадь не живет мгновеньем,
здесь, на Сенной, тусуются века!
О, скопище реликвий и отбросов!
Замечу, с вышесказанным в связи,
что в наши дни мой друг Сережа Носов
ее во всей красе отобразил.
Хотя, я полагаю, вы едва ли
его роман "Член общества" читали.
2
Однажды утром вызвонил меня
"писатель моды завтрашнего дня".
Я продаю за то, за что купил,
из Топорова приводя цитату.
Пусть этот день еще не наступил,
но он придет, и мы отметим дату!
Что будет завтра - критику видней.
На дне - двойном! - во всех вопросах сведущ,
он - Топоров - Белинский наших дней,
фонарик наш во мраке ночи, светоч!
Но наш пророк, увы, в поэме этой
не предусмотрен фабулой и сметой.
Ну и пускай его не будет рядом -
хорошему нас Виктор не учил…
(А нам однажды, как лауреатам,
сам губернатор премию вручил!)
Я твердо верю в дар и фарт Сергея,
он, как и я, достигнет апогея.
Он в русском слове, как и я - бандит.
И, скажем, пьеса Носова "Дон Педро"
трагичней, чем расиновская Федра
и круче, чем вольтеровский "Кандид"!
3
По Петербургу, в майский день погожий,
я был, конечно, несказанно рад
с нетривиальным Носовым Сережей
свершить традиционный променад.
В любое время, и зимой и летом,
посмотришь повнимательнее - глядь! -
идет поэт… Кто запретит поэтам
гулять, когда им хочется гулять?
Гуляет Кушнер набережной Мойки,
гуляет Нестеровский на помойке.
(Его стихов я, правда, не читал).
А много раньше Блок и Городецкий,
так те гулять любили в Сестрорецке,
а Пушкин Летний сад предпочитал.
Гуляет Пригов в скверике столичном,
а Ширали во дворике больничном.
И, наслаждаясь светом и весной,
не выбирая розовые кущи,
а в самой что ни есть народной гуще
мы с Носовым гуляем по Сенной.
Давно знакомы закоулки все нам.
Развал продуктов, груды барахла.
Сенная площадь не торгует сеном,
Она иной товар приберегла.
Глянь - целый рой азербайджанцев бойких
в распахнуто-засаленных ковбойках,
являя свой покров волосяной,
торгуют огурцами на Сенной.
Заброшенные к нам по воле рока
сверкают апельсины из Марокко.
Цыганки предлагают макияж.
Российский мат, украинская мова
и зычный рык бомжа глухонемого
озвучивают этот вернисаж.
- Ты посмотри, - сказал Сергей, - как ловко
потряхивает лифчиком торговка.
- Нет надобности в лифчиках у нас!
Здесь все идет по вечному сюжету.
И лохотронщик вычисляет жертву
в том месте, где стоял когда-то Спас,
и гулко над торговыми рядами
колокола церковные рыдали.
…………………………………
…………………………………
Да, перспективу открывает даль.
Большое видишь, от него отъехав.
Но исчезает черточка, деталь…
А как ценил деталь великий Чехов!
Ценил деталь и нам велел ценить,
разглядывать людей неторопливо.
Так пусть дрожит и не дает обрыва
нас с Чеховым связующая нить!
Мы подвергаем все переоценке:
бананов гроздья, девичьи коленки,
бутылки с пивом и шашлык свиной
и наблюдаем жанровые сценки,
чтоб их отобразить в своей нетленке.
Короче - мы гуляем по Сенной.
4. МУЖИК С РОГАМИ
Сенная покупалась, продавалась,
привычному разгулу предавалась.
В глазах рябило - так был рынок пестр!
И, с отвращеньм глядя на Сенную,
на мельницу без крыльев ветряную
слегка похожий - возвышался монстр.
(Читатель, ты бы сразу не допер,
что это метростроевский копер!)
Многоголосым, пестрым карнавалом
толпа катила волны вал за валом,
бурлила, затопляя берега,
и тут мужик, который терся рядом,
нас оценив своим пытливым взглядом,
спросил:
- Орлы, вам не нужны рога?
(Такую фразу оторвешь с руками.
Я б не придумал про орлов с рогами.)
Есть тайна в нашем русском языке.
Прав был Тургенев: не язык, а чудо!
Мужик порылся в грязном рюкзаке
и, рог лосиный вытащив оттуда,
продолжил тему:
- Как на счет рогов?
Мужик с рогами был великолепен!
С таких писал Илья Ефимыч Репин,
идущих бечевою бурлаков.
На Виктора Кривулина похожий
(что после мы отметили с Сережей) -
густая грива, борода - совком.
Легко найдешь на репинской картинке
того, кого мы встретили на рынке,
коль с Виктором Кривулиным знаком.
Мне лично даром был не нужен рог.
Но Носов - мистик. Носов верит в рок.
Спросили:
- Сколько?
- А! На опохмелку!
Мы заключили и обмыли сделку.
5
Держа в руке пластмассовый стакан,
мужик сказал:
- Меня зовут Колян.
Вы по душе пришлись мне… априори…
Итак - за что?
Мой славный друг изрек:
- Давайте выпьем за лосиный рог!
А я добавил:
- И за тех, кто в море!
Шумела площадь грязная вокруг,
в базарный день ей все сходило с рук.
Черт знает, чем она была чревата!
Здесь, на Сенной, рождался новый миф,
поскольку, тостом нас ошеломив,
мужик сказал:
- За Пушкина, ребята!
Тут Носов поперхнулся: - За кого?
Колян, стакан занюхав рукавом,
ответил:
- Тост был двинут не случайно.
Понять меня не каждому дано,
но вам признаюсь, что меня давно
томит и мучит пушкинская тайна!
Кто говорит, на мой народ греша,
что он-де тёмен, вечно пьян и гадок,
тому не разрешить твоих загадок,
загадочная русская душа!
Я тихо руку к сердцу приложу,
и так скажу: - Я сам лишен покоя.
Но дело петербургскому бомжу
до Пушкина, казалось бы, какое?
Ан, нет! И он о Пушкине, о нем!
Спасибо, Коля! Пусть же вновь и снова
томит, тревожит и своим огнем
нас обжигает пушкинское слово!
……………………………………….
……………………………………….
- Так что за тайна? - споловинив дозу,
немного суетлив, но деловит,
прозаик Носов перешел на прозу:
- Что тайна есть? В чем тайна состоит?
Колян сказал: - Сначала двести грамм.
Я с одного стакана не пьянею -
и эту тайну я открою вам,
я сам не знаю, что мне делать с нею!
6
Я - слово в слово - хоть убей - не мог
отобразить бы Колин монолог.
Не потому, что матом не владею.
Но думаю, что в главке ключевой
портрет не так уж важен речевой.
Куда важнее сохранить идею!
- Я мог бы на Кавказе пить боржом…
Жизнь не сложилась. Вот и стал бомжом...
А было - все! Шумел девятый вал!
Чем я коньяк закусывал? Икоркой!
А давеча облюбовал подвал.
И первым делом занялся уборкой.
Следить за чистотою - маята.
Но вшей получишь, в бане не бывая.
Пол подметаю. Вдруг гляжу - плита.
(Здоровая… похоже, гробовая.)
Ну, думаю - лафа! Цветной металл!
И, значит, сразу - ушки на макушке!
И вижу - буквы! Пальцем прочитал…
Одно лишь слово, понимаешь… ПУШКИН!
Такой вот вышел у меня облом.
Как эту штуку сдашь в металлолом?
Конечно, дотащить хватило б силы.
Но я ведь не какой-то вражий тать,
чтоб взять и так вот запросто продать
плиту с великой пушкинской могилы!
……………………………………………….
……………………………………………….
Тут Носов хмыкнул:
- Это просто мило!
Колян, ты знаешь, где его могила?
Колян ответил:
- Ясные дела.
На кладбище… На Волковском… Была…
А нынче - нету. В том-то и секрет.
Коль нет плиты, то и могилы нет!
(Ну как с железной логикой поспоришь?)
Колян - Сергею:
- Понимаешь, кореш,
я сам на этом кладбище бывал
и нюхом чую, что плита - оттуда.
А как она попала в мой подвал…
Истории и случая причуда!
Народищу на кладбище - толпа!
И шум, и гам - еще похлеще рынка!
А к Пушкину - потеряна тропинка.
А он мечтал - не зарастет тропа…
Позвольте мне еще принять на грудь…
Мечту лелею - как плиту вернуть?
Я б сам ее в милицию отнес.
Но кто я есть? Вот в чем больной вопрос!
Меня, ребята, самый мелкий мент
без документов схавает в момент.
Мне это - в лом, а вам, гляжу, - с руки.
На вас одна надежда, мужики!
Не опозорьте стольный город Питер…
Короче, значит, продаю… Купите!
Спросили: - Сколько?
- А! На Опохмелку!
На завтра - здесь же - мы забили стрелку.
7
Есть в Питере поэты и поплоше
вальяжного Ахматова Алеши.
(Не думайте, что это псевдоним!)
С утра на грудь принять сто грамм готовый,
одет в пиджак изысканно-бордовый,
Бог ведает - куда и кем гоним,
Ахматов плыл по улице Садовой,
где - носом к Носу мы столкнулись с ним.
А так как было что-то на кармане,
и вообще все были налегке,
то оказались в маленьком шалмане
от площади Сенной невдалеке.
Мы с хитрецой построить любим фразу
и друг от друга мыслей не таим.
Но во враждебных (это ли не казус!)
писательских Союзах состоим.
Нас развели, на партии разбили.
(А впрочем, так же, как и весь народ.)
Мои друзья приписаны к Сабиле,
а у меня - Чулаки верховод.
У нас - одна судьба, одна основа,
нам сладок хор одних и тех же муз.
И нас всегда объединяет Слово
куда прочнее, чем любой союз!
Пусть распри продолжают недоумки.
Их Бог осудит. Дайте только срок.
Мы выпили. И тут Сергей из сумки
достал тот самый судьбоносный рог.
- Откуда рог? - спросил Ахматов строго.
И все, как есть, открыл ему Серега.
……………………………………….
……………………………………….
Наш друг глазами молнии метал,
И оставалось дожидаться грома.
- Так, значит, он сказал: цветной металл!?
Держу пари, что мне плита знакома!
- Еще одно сегодняшнее чудо! -
заметил Носов - Ну, скажи - откуда?
8. ИСПОВЕДЬ АХМАТОВА
Ахматов начал речь издалека:
- Моя судьба, ребята, нелегка.
Я плакаться и жалиться не буду.
Какой от слез и жалоб будет прок?
Но я-то знаю, что жестокий рок
Готов меня преследовать повсюду!
Сгорит ли Дом Писателей, снесут
ли голову какой-нибудь статуе -
и тотчас же, верша неправый суд,
Ахматова любой помянет всуе!
Мол, даже в появлении стигматов
у ненормальных - виноват Ахматов!
И вот сейчас, в тревоге и тоске
я думаю о бронзовой доске
и слышу старых сплетен отголоски.
История давно прошедших дней…
В нелепой книге рассказал о ней
создатель мифов - некто Синдаловский.
Назад лет двадцать со стены вокзала
доска мемориальная пропала…
Мне Синдаловский славно удружил!
Не будучи со мной знакомым даже,
он вдруг предположил, что к сей пропаже
свою Ахматов руку приложил!
.....................................
.....................................
Мне говорили: взял бы псевдоним,
и все напасти пролетали б мимо!
Жестоким роком по земле гоним,
Ахматов не желает псевдонима!
Я должен донести тяжелый крест
на свой литературный Эверест!
Всё ждет меня - и лавры и оценка!
Я пред людьми ни в чем не виноват.
Ахматова есть псевдоним Горенко,
А у меня прапрадед был Ахмат!
Короче, утром буду с вами вместе,
поскольку дело принципа и чести!
……………………………………..
……………………………………..
- Что за доска? - Сережа бьет по цели.
- Мемориалка. С пушкинской дуэли!
Я просто ахнул: - Вот тебе и на!
Ах, наш Ахмат, я думаю, едва ли
там, у бомжа, в загаженном подвале
лежит сегодня именно она…
Алеша грозно: - Ну, а я - уверен
и эту доску выкупить намерен.
Я чувствую - пришла моя пора
развеять сплетни грязные и слухи.
На выкуп ставлю ящик борматухи!
………………………………………
………………………………………
Заметано.
Дожить бы до утра!
9
Где это место - каждый назовет.
Близ станции метро, у речки Черной,
дымит трубою "Северный завод",
здесь у станков снует народ проворный.
здесь делают детали для ракет,
а также сковородки и кастрюли.
…Хоть был он Божьей милостью Поэт,
здесь Бог не уберег его от пули.
А где упал он - затерялся след
под слоем снега и за далью лет.
С какой-то чисто русскою тоской
рассказывал мне сторож заводской,
что поднимал свой пистолет дуэльный
Дантес в районе нынешней котельной.
И там на белый снег упал поэт,
где нынче расположен туалет.
Дуэль была за каменным забором?
За проходной, закрытой на запор?
Когда б я согласился с этим вздором
то я бы снес и каменный забор!
Неважно, что там было в самом деле.
Чем вам не место пушкинской дуэли -
широкий луг и древний дуб над ним?
Что говорить! Что было - то уплыло.
И будет все не так, как это было.
А так, как сердцем этого хотим.
Неподалеку, на стене вокзальной
след виден от доски мемориальной.
И нет доски уже который год.
Вновь электрички пробегают мимо,
и как-то вяло, но неутомимо
дымит трубою "Северный завод".
Все правильно. Нужна труба заводу.
И Пушкин нужен русскому народу.
Но чтоб ослабли чертовы тиски,
чтоб стало меньше суеты, печали,
недостает исчезнувшей детали.
Конкретно - в данном случае - доски.
10. ЧЕТВЕРТЫЙ
Хосид - он под хасида не косит,
людей на путь неправедный толкая,
поскольку он действительно Хосид -
фамилия красивая такая.
Он - деловой. Не знает наших нужд.
Хотя и сам поэзии не чужд.
В крутых разборках Боря - парень тертый.
Борис с утра откликнулся на клич.
Его колеса - с визгом - под кирпич!
Нас было трое. Боря стал - четвертый.
Что ж - быть четвертым - это не изъян
(достаточно припомнить Пастернака).
Триумвират… Триада… Но однако
где трое в лодке, там нужна собака,
а мушкетерам - нужен д'Артаньян!
Итак: Ахматов, Носов, я, Хосид…
И ожиданье в воздухе висит.
11. СТРЕЛКА
Во дворик, прилегающий к Сенной
(здесь призраками пахнет в каждом доме!)
Ахматов Леша двинулся со мной.
(В засаде - Носов, а Хосид - на стреме.)
……………………………………..
……………………………………..
И - как из-под земли возник Колян.
Он был серьезен, хоть немного пьян.
И церемонно, без особой спешки
влачил предмет тяжелый на тележке.
Была грязна, обтрепана рогожа...
В рогоже - нечто...
Алексей: - Похожа…
Колян (весьма торжественно): - Плита!
И, чуть подумав, с интересом: - Плата?
Ну да, плита… Но та или не та?
Я указал глазами на Ахмата:
- Мой друг Алеша, меценат, заказчик.
Алеша без раздумий крикнул: - Ящик!
И выдохнул: - Уверен, что она!
Писатель Носов с ящиком вина
к нам приближался с потрясенным видом,
восторг безумный овладел Хосидом,
я просто дара речи был лишен.
Мы пребывали в состоянье шока .
И был буквально во мгновенье ока
последний акт сей сделки завершен.
(...Признаюсь, я слегка украсил сцену.
Какую нам на самом деле цену
Колян назначил, лучше умолчу -
тревожить ваши души не хочу.
Пожалуй, ящик красного вина -
вполне правдоподобная цена.)
…………………………………….
…………………………………….
Бомжи, бомжи… российские бомжи…
В отличие от новых генералов
они не занимают этажи.
Они живут на чердаках, в подвалах,
на кладбищах, помойках, черт-те где!
У них - ни документов, ни иллюзий.
У вас - биде? - а бомж всегда в беде.
У вас джакузи? - бомж с бедой в союзе.
Ты можешь птичкой петь, юлить ужом.
Но час пробьет - и можешь стать бомжом.
И - как для них пощады не проси я,
не пощадят. Их бьет судьба поддых.
И только место жительства у них
вполне определенное - Россия.
……………………………………
……………………………………
Колян уходит с ящиком портвейна
и на него глядит благоговейно.
За это осуждать его не смей.
Нас ждут иные дни, иные темы.
Колян уходит из моей поэмы.
Но только не из памяти моей.
12
Не тяготила нам сердец тоска,
и наших рук не тяготила ноша.
Ты все же оказался прав, Алеша, -
вернулась к нам та самая доска!
Вопрос был задан, и пришел ответ.
Явился шанс - и удалась попытка.
Вновь украшает лавровая ветвь
литые буквы бронзового свитка.
Борис давил уверенно на газ.
И мы неслись сквозь стольный город Питер.
И в наших душах чистый свет не гас.
И кто из нас слезы со щек не вытер?
…………………………………….
…………………………………….
Шумели парки. Начиналось лето.
И ночи становились все белей.
Воистину народного поэта
Россия отмечала юбилей.
Уже гремела музыка кругом.
Уже спешили в гости корабли к нам…
Увы, живущий в климате другом,
не смог приехать в Питер скульптор Гликман,
который Доску создавал когда-то …
Светило солнце. Приближалась Дата.
Все было перевернуто вверх дном.
В честь Пушкина чеканились медали.
По телику "Онегина" читали -
строку к строке - построфно - день за днем.
И водкой "Пушкин" псковский спиртзавод
в дни юбилея потчевал народ.
Я сам, напитка этого отведав,
его отметил градусы и вкус.
Шел юбилей. Шумел Конгресс поэтов
у Пушкина, на площади Искусств.
..........................
..........................
Но - день прошел и стихнул гул торжеств.
А там, гляжу - грядет конец эпохе.
Забудется любой красивый жест,
цветы увянут, смолкнут ахи-вздохи.
Томительною скукою снедаем,
школяр прочтет "Онегина" едва ль.
Но вот доска... Вещественность! Реаль!
Ужель ее опять мы потеряем?
Хотя, быть может, и не в этом суть...
Прости нас, Пушкин, и не обессудь.
| 
