Эту подборку мне прислали сразу после нью-йоркской бойни. Конечно, это был вызов: не христианской цивилизации, как самолетами, но либеральному сознанию, пекущемуся о свободе слова и многогранности культуры. Христианская цивилизация сделала свой выбор: война. Это моя цивилизация, я не вправе ее судить, но вправе строить внутри нее островки терпимости.

Вячеслав Курицын

Махмуд Дарвиш
Фадва Тукан
Ахмед Дахбур
Самих аль-Касим
Май Сайиг
Гассан Зактан
Камаль Насер
Абу Салма
Валид Хазиндар
Абдельрахим Махмуд
Иззидин аль-Манасра
Мохаммед Али Таха

Переводчик и составитель: Амир Ваддах аль-Амири

Родился в 1967 г. Филолог, публицист, соредактор рижского журнала современных искусств "Аванпорт". Печатался под псевдонимом Дмитрий Сумароков на русском, латышском и английском языках в нескольких десятках газет и двух десятках журналов разных стран, в том числе в российском "Playboy", "Автопилот", "Телохранитель", "Системы безопасности связи и телекоммуникаций", "Fuzz", "Джаз-Квадрат" и т.д. Ряд литературных публикаций в Сети ("Черновик", "TextOnly", "Asahi Evening News", "Орбита", "Сетевая словесность" и т.д.). Работал собкором журнала "Motor News" (Германия) в странах Балтии и журнала "Автошоп" (Россия) в Латвии. Куратор мультидисциплинарного международного проекта "Иннокентий Марпл" ("The Innocent Marpl Project", 2000-2001 - Латвия, Россия, США, Ирландия, Япония, Малайзия).
Тексты переводились на английский, японский, латышский и эвенский языки.
Автор предисловия: Фатен аль-Наджар

Основой предисловия послужила рукопись диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук "Творчество современных палестинских поэтов Самиха аль-Касима и Махмуда Дарвиша". Работа выполнена на кафедре арабской филологии Восточного факультета Санкт-Петербургского государственного университета

Палестино-израильский конфликт на Ближнем Востоке вступил в шестое десятилетие, постоянно привлекая внимание мировой общественности к судьбе палестинского народа. Лишенный своей земли, изгнанный и оказавшийся на положении народа-беженца, этот народ сохраняет свою культуру, литературу, поэзию.

Современная палестинская литература представлена многими авторами; среди них те, которые живут на родине, и те, кто оказался в эмиграции. Их жизнь и творчество складывались по-разному. Живущие в эмиграции в других арабских странах чувствовали духовное отчуждение и отчаяние. На тех же, кто остался в Израиле, заметное давление оказывал чужой менталитет. Но в решающие для судеб родины моменты и там, и здесь рождалась поэзия активной политической направленности, подкреплявшаяся практической деятельностью поэтов как борцов за освобождение.

Трагическим оказался для Палестины 1948 г., когда она была разделена на два государства: арабское и еврейское. Эти события оказали решающее влияние на развитие палестинской поэзии. После 1948 г. в ее эволюции отчетливо просматриваются три периода.

I. Палестинская поэзия 1948-1967 гг. - от раздела страны до поражения в арабо-израильской войне

Среди поэтов-эмигрантов этого периода наибольшей известностью пользовались Абу Салма и Фадва Тукан. Стихи Абу Салмы, в большинстве своем традиционные по форме, наполнены тоской по родине, красоту которой он воспевает, как красоту любимой женщины, пронизаны надеждой на возвращение. Фадва Тукан писала о духовной и физической свободе человека, вдохновенно выражала свою любовь к родной земле.

В числе поэтов, живших в Палестине и принимавших участие в борьбе против оккупации словом и делом, были Тауфик Сайиг, Джабра Ибрахим Джабра и Салма ал-Хадра ал-Джайуси. Они направили усилия на обновление поэзии, часто обращались к юмору и сатире, использовали старинные легенды, переосмысляя их, включали слова из народного языка, употребляли вольный стих (аш-ши'р ал-хурр).

II. Палестинская поэзия 1967-1987 гг. - от поражения до Интифады

В 70-е гг., преодолев растерянность первых лет после поражения 1967 г., палестинские поэты вновь обращаются к теме сопротивления. Однако развитие поэзии в этом десятилетии встречается с немалыми трудностями, связанными с поисками новых способов выражения.

Распространившиеся в начале 70-х гг. лирические стихи элегического настроя, которые отражали повышенный интерес поэтов к теме жертвы, возникший после событий 1967 г., успеха не имели. Обращение к востребованной обществом политической тематике часто оказывалось чисто декларативным; появившийся в поэзии романтический образ идеального героя-борца, жертвующего жизнью ради родины, часто выглядел неубедительно. Некоторые поэты, особенно эмигранты, иногда пытались использовать актуальную тему лишь для демонстрации своего поэтического мастерства.

Кризис в палестинской поэзии был преодолен к началу 80-х гг., когда полную силу набрало творчество двух крупнейших поэтов - Самиха аль-Касима и Махмуда Дарвиша, они создали в арабской поэзии новую школу, так как оба являются одновременно и героями, и жертвами этой истории. Вслед за ними выступило молодое поколение - Ибрахим Насраллах, Йусуф Абд ал-Азиз и другие, существенно расширившее поэтическую тематику.

III. Поэзия Интифады

Название "Интифада" ("Восстание") получила новая фаза движения сопротивления, отмеченная стремлением палестинцев создать свое отдельное государство. В этот период тема борьбы обретает новое звучание.

Наиболее известными поэтами Интифады, помимо Самиха аль-Касима и Махмуда Дарвиша, являются Самих Фарадж, ал-Мутаваккил Таха, Джамал Кавар и др.

Для поэзии Интифады характерны описания природы, отражающие любовь к родной земле, призывы к противостоянию оккупантам - в них звучат то оптимистические мотивы уверенности в победе, то сатира и горькая насмешка. Стиль этих поэтов отличается ясностью и непосредственностью, они постоянно обращаются к классическому наследию, откуда заимствуют такие приемы как повторы, перечисления точных географических названий мест, где происходит действие, риторические восклицания, вспоминают великих героев прошлого (Антара, халиф Омар, Тарик и др.). Об апелляции к традициям свидетельствует и тенденция к возвращению моноритма, от которого отказывались приверженцы вольного стиха.

Однако не следует представлять всех этих поэтов некими символами, монументами арабской поэзии. Они живые люди со своей болью, страданиями и заблуждениями. Будучи современниками, они в чем-то похожи и в чем-то различны, но при всех различиях между собой они верили в свободу любого человека, где бы он ни находился. Благодаря своему мировоззрению и отношению к искусству они вошли в единое братство поэтов всего мира, защищающих право человека стремиться к свободе и счастью.

Махмуд Дарвиш
Дарвиш относится к числу наиболее значимых действующих фигур в современной арабской поэзии. Родился он в 1942-м в Галилее, в селении Аль-Бирва, которое шесть лет спустя было стерто израильтянами с лица земли. Семилетний Дарвиш оказался в Ливане, не имея представления о том, что стало с его семьей. Позднее, ступив на путь политической активности, не раз подвергался репрессиям и арестам. В 1970-м уехал на год учиться в Москву, оттуда отправился в Каир, где работал в газете "Аль-Ахрам". Приехав в Бейрут, стал редактором журнала "Палестинские выпуски". Был членом исполнительного комитета Организации освобождения Палестины, но в 1993-м пересмотрел свои взгляды. В 1996-м Дарвиш становится директором Палестинского исследовательского центра, главой Генеральной ассоциации палестинских писателей и журналистов, основателем и издателем престижного литературного журнала "Аль-Кармель". Опубликовал около 30 книг, его произведения переведены на 35 языков. Махмуд Дарвиш - командор французского Ордена искусств и литературы, многие его стихи положены на музыку.

Любимая

Глаза ее, татуировки на руках - палестинские,
Имя ее - палестинское,
Мечты и печали ее - палестинские,
Платок, ее ноги и тело - палестинские,
Слова и ее молчание - палестинские,
Голос ее - палестинский,
Рожденье и смерть ее - палестинские.

Идентификационная карта

Записывай!
Я - араб.
Номер карты моей - 50000-й.
Дома восемь детей,
девятого к осени жду.
Недоволен?

Записывай!
Я - араб.
Вкалываю в каменоломне.
Дома восемь детей,
я им хлеб приношу,
и одежду, и книги
с этих камней.
На ступеньках твоей конторы
не побираюсь.
Что, недоволен?

Записывай!
Я - араб.
Имя мое без званий.
Посетитель из той страны,
где люди разозлены.
Мои корни
уходят к началу времен,
до появления сосен, олив,
до рождения трав.

Мой отец из низкой семьи,
без привилегий.
Дед мой - просто крестьянин,
ни тебе хлеба в достатке,
ни благородного происхождения -
научил меня солнцем гордиться
куда раньше, чем чтению.
Дом мой сложен из веток и тростника,
вроде лавки часовщика.
Годится мой статус?
Имя мое - без званий!

Записывай!
Я - араб.
Ты украл сады моих предков,
земли, поднятые мной
и моими детьми, ты тоже украл.
Ты хоть что-то оставил нам,
кроме этих вот скал?
Что, и их заберет государство
по первому слову?

Значит, так!
Запиши наверху самой первой страницы:
я НЕ ненавижу народ,
никогда НЕ вторгался на чью-либо землю,
но если вдруг голод заставит -
твое мясо едой моей станет.
Бойся
голода моего!
Бойся гнева!

Фадва Тукан
Гранд-дама палестинской литературы - Фадва Тукан, родившаяся в Наблусе в 1917 году, занимает достойнейшее место среди зачинателей новейшей арабской поэзии. Тукан начинала писать в традиционных формах, впоследствии перешла на свободный стих и стала лидером в этом направлении. Она обогатила палестинскую словесность исследованием глубин женской души, после 1967 года Тукан пишет и вдохновенные патриотические стихи. В числе ее литературных премий - Международный поэтический приз (Палермо, Италия), присужденная Организацией освобождения Палестины в 1990 году Иерусалимская премия в области культуры и искусства и премия Объединенных Арабских Эмиратов.

Мне хватит

Мне хватит дни окончить на ее земле,
быть погребенной в ней,
растаять, просочиться в ее почву
и прорасти цветком,
чтобы играть с детьми моей страны.
Мне хватит быть в ее объятьях,
чтобы, когда страны не станет,
обернуться горсткой пыли,
ниточкой травы,
цветком.

Ахмед Дахбур
Родился в Хайфе в 1946-м, но после событий 1948 года был увезен из города. Материальное положение семьи не позволило ему получить формального образования, однако книги невероятно привлекали молодого Дахбура. В 1972-м он работал редактором отдела политики Палестинского радиовещательного агентства в Сирии, в 1988-м - главным редактором одного из тунисских журналов. После возвращения в Палестину Ахмед Дахбур живет в Газе, где работает генеральным директором министерства культуры. Опубликовал несколько сборников стихов. В 1998 году удостоен Палестинской премии в области поэзии.

Из какого логовища вылазят земные тираны?
Нерон дважды сжигал Рим, а затем сочинил диссонансную мелодию,
которую наигрывал до тех пор, пока город не запел вместе с ним.
Холако, тот, кто унаследовал эту мелодию,
поджег
всемирную библиотеку, и река бежала, смешиваясь
с чернилами, и от пепла был рожден
язык саранчи, на котором
и поблагодарили этого сумасшедшего.
Едва хвала безумию утихла, явился Гитлер
и, будучи натурой беспокойной,
включил в свою деструктивную витальность
море,
сложив в одно пожарище
морские битвы и неразбериху на земле.
Я также знал тирана,
чья власть была поменьше, чем у тех троих.
Конечно, все положенные зверства совершались,
и все же в его дни существовало целых пять поэтов,
которые коснулись тишины.

Самих аль-Касим
Аль-Касим, один из самых известных палестинских поэтов, родился в 1939 году в Галилее. Редактировал газеты "Гхад" и "Иттихад", опубликовал несколько поэтических сборников, часть из них переведены на английский. За свою политическую активность неоднократно подвергался домашнему аресту, сидел в израильских тюрьмах. Ряд стихотворений аль-Касима положены на музыку. В настоящее время Самих аль-Касим - главный редактор израильской арабской газеты "Кулл ал-араб", президент Союза арабских писателей в Израиле.

летучие мыши на окнах
всосались
в мои слова
летучие мыши
у входа в мой дом
в газетах
в углах
летят по моим следам
любой поворот головы
будет ими отслежен
летучие мыши
неотрывно глядят на меня
из-за кресла
сопровождают вдоль улиц
фиксируют паузы взглядов
моих
на книгах
на девичьих ножках
они смотрят и смотрят
на соседском балконе они
летучие мыши
и скрытые в стенах
электронные штучки
я привел их на грань
суицида
я рою дорогу
к свету

Май Сайиг
Сайиг родилась в 1940-м в Газе. Получила степень бакалавра социологии в Каирском университете. Была президентом Союза палестинских женщин. Помимо сборников стихотворений выпустила книгу прозы "Осада", посвященную вторжению Израиля в Ливан в 1982 году. Живет в Париже.

Исход

В момент исхода
сбейте свой прицел,
разоружите молнию и распахните настежь
врата в изгнание.
Открытое лицо небес завесьте черным
и уходите прочь.
Невыносимо ждать,
от этого из берегов моря выходят
и лошади бунтуют и несут.

Я уложу в просторный чемодан
дороги с пальмами
и спрячу свои слезы
в дневник, что я веду по вечерам.
Сезон закрыт.

Итак, давайте петь:
- Мы были облачением Бейрута,
его одеждами, нам было хорошо
купаться не в слезах,
а в синей пене его славы,
как в вечности, как в смысле бытия,
как в абсолютном счастье.

Как мог ты умереть, когда все это уже было в настоящем?

Пусть реки отрекутся от небес,
в них отраженных, пусть моря иссякнут.
Под небом всё конечно,
кроме крови. Моя чужая кровь.

И всякий раз, как думаю об этом,
мне кажется, что исчисление исхода
обратно пропорционально смерти.

Планируя, военный самолет
тебя разыщет, окружит вниманьем,
вобьет в тебя пустую темноту.
По плану сбора урожая
ты будешь найден
в первые минуты сна.
В последние минуты сна
тебя разбудит ненависть
взорвавшегося неба.

Как много вытерпишь?
Как долго будешь уклоняться,
переживать резню, зализывая раны,
от смерти убегать,
приняв мечты за крылья?

Гассан Зактан

Зеркало

Два лика промелькнули в катастрофе -
мой отец и конь его; и бледный полумесяц
был пойман нашими руками
и, точно парус, взвился над конем,
как будто бы вернулось наше детство.

Ладони не послушались упрямых
сердец, разжались, отпуская полумесяц:
пусть летит!

Происшествие

Я видел руку над поверхностью реки,
я удивлялся запаху гвоздики,
рожденному сквозь трепет этих пальцев:
прежде чем исчезнуть,
они как будто стерли некий след,
мерцающий во влажной атмосфере.
Затем продолжили игру, волнообразно
слова отчаянья рисуя по воде,
то подымаясь вверх, то опускаясь снова.
Я еще подумал: так и мы,
пока над нами волны не сомкнулись,
блуждаем посреди лесов желаний
в провинции потерянных людей.

Камаль Насер
Камаль Насер родился в Бирзейте в 1925 году. Учился в школе, ныне выросшей в Бирзейтский университет, продолжил образование в Американском университете в Бейруте. Работал журналистом, в 1956-м был избран в парламент Иордании от округа Рамалла. В 1957-м, после оккупации Израилем Западного берега Иордана, Насер был депортирован. В 1969-м стал членом исполнительного комитета Организации освобождения Палестины, позже - руководителем департамента информации ООП. 10 апреля 1973 года был убит моссадовцами в Бейруте.

история

я расскажу вам историю
живущую в снах народа
историю
рожденную миром
палаточных лагерей
инсценированную голодом
в декорациях черных ночей
моей
        страны -
           горстки беженцев
что делят на двадцатерых
фунт муки
и на всех -
посулы помощи
гуманитарные свертки
это история мучеников
     наученных
десятками лет голодать
в слезах и агонии
в тяготах
и тоске

это история
обманутого народа
который
на годы и годы
был вышвырнут
          в лабиринт
но вызов был принят
и люди учились
объединяться
чтобы вернуться
к свету
прочь из палаток
из мира
несущего тьму

Абу Салма
Абу Салма (Абделькарим аль-Карми) родился в 1907 году в Хайфе. Изучал юриспруденцию и работал в Хайфе до оккупации ее Израилем в апреле 1948 г., когда ему пришлось переехать в Акку, а оттуда - в Дамаск. До самой смерти Абу Салма хранил ключи от дома и офиса в Хайфе, не теряя надежды вернуться. И все время изгнания он писал о своей любви и тоске по Палестине. В 1978 году Ассоциация писателей Азии и Африки присудила ему Международную премию за вклад в развитие литературы. Кроме того, Абу Салма был удостоен звания "Палестинская Олива". Он умер в 1980 году.

Мы вернёмся

Возлюбленная Палестина, как могу я спать,
когда, закрыв глаза, я вижу пытки?
В попытке мир очистить именем твоим
не утомлюсь, и свои чувства в тайне сохранять
я не устану. Дней проходят караваны,
о сговорах - врагов? друзей? - уносят разговоры.
Возлюбленная Палестина! Как могу я жить
вдали твоих равнин и каменных предгорий?
Меня зовут подножья гор, окрашенные горем,
и горизонты, полные страданья,
и берега рыданием зовут меня,
и время слышит мое плачущее эхо.
Меня зовут стремительные реки -
чужие на чужой земле, без смеха
осиротевшие селенья, города,
их купола зовут меня вернуться.
Друзья тревожатся: "Увидимся ли снова?",
"Вернемся ли?" - О да!
Вернемся! И пересохшими губами прикоснемся
к земле желанной.
Завтра - навсегда - вернемся мы.
Услышат поколенья звук чеканный
шагов - так будем возвращаться мы,
неся с собою бури и шторма,
неся с собою молнии и метеоры,
неся с собою песни и надежды,
неся с собою утро в волнах моря, полет орла, рассвет, смеющийся в пустыне,
кровоточащий флаг,
блистающие копья и мечи.

Валид Хазиндар
Один из самобытнейших палестинских поэтов Валид Хазиндар родился в 1950-м в Газе. В 28 лет получил степень юриста в Бейруте, затем переехал в Тунис, где сотрудничал с Организацией освобождения Палестины. Его творчество удивляет необычностью метафор и беспрецедентной для арабской поэзии близостью стихов к жанру короткой новеллы. В 1997 году он был удостоен 1-й Палестинской премии в области поэзии. Живет в Тунисе.

В его глазах отражается уплывающее облако -
и в кожаном портфеле, в книге, в карандаше, в семейных фотографиях,
в оставшейся на ладонях ржавчине металлической скамейки,
в ржавчине перил и дверных ручек,
в ржавчине рукопожатий.
Портфель, подпирающий стену, -
с чего начать? Вытащить из него подарки
или, как фокусник, вытащить страну:
дом,
улицу,
столицу?
Он закрывает глаза и ложится спиной к знакомым предметам.
Он не подружится с другой вазой,
он не исповедуется кровати, которая взорвется в следующей войне,
он не будет заваривать чай или петь.
Он будет шагать взад-вперед в течение долгого времени между прихожей
и кухней,
он будет вслушиваться в звуки, доносящиеся со стороны садовой калитки.
Но там - только шелест листвы под ногами,
то приближающийся,
то стихающий -
так, что ничего, кроме гула разговоров в домах по соседству, не различить.

Абдельрахим Махмуд
Абдельрахим Махмуд родился в селении Анабта, неподалеку от Тулькарма, в 1913 году. Учился в Наблусе, в Национальной школе Аль-Наджах (теперь это университет) у Ибрагима Тукана, который и раскрыл в нем поэтический дар. Некоторое время Махмуд работал в Аль-Наджахе профессором арабской литературы. В самом начале восстания против британского мандата он оставляет работу и включается в борьбу. Вскоре Махмуд на три года отправляется в Ирак, чтобы окончить там военный колледж. Вернувшись в Палестину в 1947-м, он вступает в борьбу с сионизмом. 13 июля 1948 года Абдельрахим Махмуд погиб в бою близ Аль-Насираха (Назарета).

Мученик

Моя душа зажата в кулаке,
я зашвырну ее в долину смерти.
Все просто. Жизнь -
это когда друзья смеются,
а смерть - когда враги лютуют.
И у души, достигшей благородства,
есть только два исхода -
умереть или достичь мечтаний.
Жить в страхе, в оцеплении запретов -
да разве это жизнь? -
так говорю, и эхо моих слов
летит от человека к человеку.
Я вижу свою смерть,
я мчусь навстречу смерти,
надеюсь, она выйдет благородной,
иначе почему я терпелив
со злом, среди всей этой боли?
Из-за страха?
Но жизнь не так уж ценна для меня.
Из-за смирения? Но я их презираю!
Я брошу свое сердце
в лицо врагам.
Железо и огонь - вот мое сердце!
Я очерчу земли моей границы
лезвием меча,
чтобы народ во мне увидел человека.

Иззидин аль-Манасра
Аль-Манасру по праву считают одним из самых прогрессивных палестинских поэтов протеста и сопротивления. Он родился в Хевроне в 1946 году. Будучи специалистом по славянской литературе, в 1981 году получил степень доктора наук в Болгарской Академии наук. Работал директором культурных программ на Иорданском радио, редактором журнала "Палестинские вопросы", профессором сравнительной литературы в Университете Константина в Алжире. Генеральный секретарь Общества арабской современной литературы с 1984 года. Автор множества критических работ и поэтических сборников. Участник "Палестинской культурной весны" (Франция, 1997 г.). В числе его научных интересов - восстановление стиля и тематики канаанской поэзии. Живет в Иордании.

Свидетели рассвета

У столичных ворот я встретил его,
растерянного и печального,
в тревожных чертах,
пригнувших его, как кипарис,
застывший и тихий.
Его обвевал ветерок,
нашептывал что-то,
но он не ответит.

Ворота столиц...
Имена городов пусть останутся тайной -
я пою их арабские имена, когда горе ликует
и детей моего народа
срезают снаряды, я взываю к ним, я кричу, но никто
не ответит.

Они все ушли на запад и север. Жаль,
что они не ушли на восток, жаль,
что они не стали звездами в изгнании,
слуги чужих.

В урожай они пели под соснами,
но то был не их урожай,
а людей без сердец,
овладевших землей изгнания.

Не хороните меня ни в одной из арабских столиц,
все они долго терзали меня,
ничего не давая взамен, только бедность и смерть
и мучеников, погребенных в близком соседстве,
новых родственников,
их в достатке на каждого чужака.

Нет, не хороните меня ни в одной из арабских столиц,
избавьте меня от этого испытания!

У столичных ворот я встретил его
с навсегда поникшей головой -
и бессмертного, как земля Хеврона,
гордого, как горы Сафад.
Он был легок, подобно старому вину,
растекшемуся по телу.

Я соблазнил бы звезды
осветить его пышный отъезд.

Одну звезду, чтоб хранить его,
и одну прекрасную деву,
прильнувшую к нему навсегда.

Мохаммед Али Таха
Родился в 1931 году в Саффурии, деревушке под Назаретом, стертой с лица земли в 1948-м. Мохаммед Али Таха самоучка и начал писать стихи поздно, после пятидесяти лет. Его поэзия очень популярна в Палестине и среди арабов Израиля. Автор нескольких сборников стихов. Живет в Назарете.

я был дитем
когда свалился в пропасть
но не умер
я был слишком юн
когда тонул в реке
и все же выплыл
от противопехотных мин
разбросанных без счета по границам
мой бог привычно
бережет меня сегодня
должно быть ради моих песен
нервных
словно юность
здесь цветок там крик
но я не умираю
на пороге дома
меня пытались резать
как ягненка
тысячи попыток резать горло
от уха к уху
и нефть сгущалась в моих венах
имя бога
и кровь в висках
стучала
будто висельник
босыми пятками о ствол
и успокаивалась
как просвирник
большой и темно-красный
точно знак
предупреждавший
дворцы посольства и суды
а завтра
господи храни нас
умолкнут телефоны
во всех дворцах
и всех борделях
стран залива
кроме одного
в котором голос
прикажет истребить меня
да только я неистребим
я обернусь осколком
шрапнели
лезвием ножа
и поселюсь в их шеях
я останусь
пятном кровавым
с облако размером
расплывшимся
по мировой тунике

© 1999 Фатен аль-Наджар, предисловие.
© 2001 Амир Ваддах аль-Амири, перевод.