|
Крыса
- А если крысе завязать глаза? - сказала Люся и засмеялась, - Ха, ха, ха!
А он тихо страдал, сидя рядом с ней. Ах, эта челка, эти белые носки! Как он любил все это!
- Ну и че? Как ты ей глаза завяжешь? Она же тебя всю покусает. Надо ей сперва намордник, а потом ноги перевязать, - сказал он мрачно.
- Ой, я не могу, намордник! На крысу-то? А если ее потом к кошке на спину привязать?- сказала она уже серьезно.
- Но только в наморднике. А то она ей всю спину погрызет, - сказал он. И довольно далеко бросил палку.
Леха любил Люську давно, но признаться не мог. Из-за этого ходил мрачный. "Теперь еще эта крыса", - думал он.
- Сначала привязать, потом глаза открыть. Вот они будут орать. Ой, я не могу, смешно! Ха-Ха-Ха! - залилась Люська.
"И что эта ей крыса далась", - думал он.
Люсина челка медленно развернулась. И Леха почувствовал на себе взгляд любопытных глаз.
- А если, а если все это привязать... - запнулась Люся.
- Что привязать?
- К тебе? Ой, я не могу! Ха-Ха-Ха!
- Да пошла ты! Сука.
Вот так порой умирает любовь. А могла быть крепкая семья.
Моль Лия
Моль Лия росла изнеженным ребенком. Мать любила ее больше других. А в семье кроме нее было еще сорок три. А как мама переживала, когда Лию покусали мильбы. Но Лия выжила, а трое из ее братьев погибли, мильбы их загрызли насмерть. А сейчас мать, старая Роза, жила в старой шубе из норки. А шуба та висела в дубовом гардеробе у Клары Исааковны, высокой красивой старухи, живущей в шикарном двухкомнатном апартаменте, построенном совсем недавно и купленном для матери сыном, очень богатым уже немолодым человеком.
Жила в квартире напротив еще дочь Клары Исааковны - Станислава. Для нее тоже была куплена квартира, чтобы Кларе Исааковне не было скучно.
Так и жили, Лия с Розой, а Клара Исааковна со Станиславой, совсем рядом.
Иногда Роза навещала Лию, забившись в вязаную кофту Клары Исааковны. Пыталась говорить с ней. Но все напрасно. Не хотела Лия перебираться на шубу, не хотела Лия жить с матерью, со своими братьями и сестрами. Хотела Лия жить у Станиславы, есть шерсть на 50% акрил или полиэстер и слушать гоа.
Мать ей говорила:
- Лия, время идет. Век моли короток. Найди парня, плети кокон, рожай детей, а там старость. Спеши, пока твои крылышки отливают золотом. А то будет поздно.
Но Лия была влюблена, но только не в моль, а в одного из двух любовников Стаси - Сергея, задумчивого молодого человека, иногда появлявшегося то ночью, то днем - внезапно, и так же внезапно исчезавшего.
Появление Сергея - это молчание и бесконечный секс. После этого Лия не могла ничего есть, только Спрайт поддерживал ее в эти дни. Не зря мать беспокоилась о непутевой дочери. Ее красота уходила, а шансов стать человеком не было никаких.
Лия сидела на подоконнике вторую неделю, Сергей не появлялся. Приходил Олег, модель и красавчик. Но Лии он был противен. Она ждала Сергея, его задумчивых глаз, красивых рук, молчания и страсти. Ждала его не только она. Ждала его и Станислава. Лия не ревновала. Она понимала ее. Они любили его вместе.
Но вот в проезде появилась битая копейка. Лия в радости взлетела к самому потолку, три раза сделала сальто и полетела в прихожую встречать своего любимого. Он после долгих поцелуев снял куртку. Лия села на ее воротнике. Как она любила этот запах кожа, мальборо, виски и любовь. Когда она влетела в комнату, их уже не было. Дверь в спальню была закрыта.
"Дура, какая я дура. Так долго сидеть в прихожей, нюхать его запах. Дура. А сейчас снова одна. А он рядом, там, в спальне. А я одна. Дура, идиотка. Нет, я так больше не могу".
Через час дверь в спальню открылась, Стася пошла в туалет. Лия, плохо держась на крыльях, влетела в комнату. На кровати лежал он - прекрасный принц. Лежал и курил с закрытыми глазами. Она сделала два круга над ним. А потом, потеряв всякий стыд и осторожность, упала прямо на то, что по форме напоминает личинку только что вылупившейся моли. Она попала в космос ни с чем не сравнимых сильнейших запахов. Она прилипла. Она понимала, что уже никогда не отлипнет. Она прижалась к обжигающей плоти любимого. Она безумно целовала ее. Постепенно ее золотые крылышки пропитались горячим соком любви. Она понимала, что это ее последние минуты.
Дверь хлопнула, и в спальню вошла Станислава.
Спички для Буратино
Буратино любил Мальвину долгие годы.
Даже когда она была с Барабасом-Карабасом и когда с Серым Волком и с Крокодилом Геной, он все ждал.
Папа Карло пил беспробудно.
Сильно похудел.
Но выглядел хорошо, даже интеллигентно. Как какой-нибудь писатель или поэт.
Именно такого рода комплимент сыграл свою роковую роль.
Карло стащил дневники Буратино и снес их в издательство, выдав, естественно, за свои.
Книга вышла неожиданно и наделала много шуму.
Карло срубил Буккера.
Окончательно забросил долото и скипанул на Таити косить под Гогена.
Первой врубилась Мальвина.
Она пришла и принесла спички в знак того, что если Буратино захочет сгореть, то тогда только с ней, с ней, с чертовой куклой.
Любовь к музыке
Кольчатый червяк Хром очень любил музыку. Жил он в подвале одной дачи в стопке старых журналов "Музыкальная жизнь". И как ни уговаривали девки из силосной ямы перебраться к ним, суля всякое, он оставался предан высокому искусству.
Хром ползал по нотам, дрожа всем телом. Ноты он научился читать. Вообще, вибрировать всеми кольцами своего тела Хром умел мастерски. Во время опасности - ежик там, или мышь, Хрома начинало так колотить, что неприятель ретировался.
Страсть к музыке проснулась еще раньше, когда он жил у реки. Однажды приехала к ним на реку пара на машине. Он ловил рыбу, она загорала с книжкой, а потом разводила костер. Был там еще приемничек "Сокол", а из него классика. Хром подполз очень близко, околдованный волшебными звуками. А потом просто влез в чехол и лег прямо на динамик. О-о-о, это было ни с чем не сравнимое наслаждение. Он не забудет это никогда. Кайф оборвался неожиданно визгом. Жена кричала и вытряхивала Хрома из приемника. Ему повезло, она не догадалась отдать его мужу.
Хозяева появлялись на даче редко. И вот, наконец, они сдали комнату внизу девушке Инне - художницу, несчастно влюбленной в одного семейного художника. Дачу сняли, чтобы было место, где встречаться, а Он не приезжал. Инна грустила, рисовала картинки черной краской и слушала на проигрывателе Баха с Бетховеном. Для Хрома это было чудесное время. Он выползал через щель в дощатом полу и растворялся в волшебных звуках. Еще ему очень нравилась Инна. Вы, наверное, подумаете, как может червяк влюбиться в человека. А может, если у него душа поэта или музыканта.
Хром был влюблен и ревнив. Он ревновал к фотографии на столе. И в душе радовался, что Он не едет. Хотя это была причина несчастья Инны. Хром вылезал из своей щели рано утром, до того еще, когда Инна вставала, и заползал в пенал с кисточками и карандашами. И ложился на дно, проводя там весь день, благо пенал лежал рядом с проигрывателем. Музыка заменяла ему и воду, и пищу. Короче, Хром прибывал в нирванке, но не долго.
Однажды вечером Инна, борясь с тоской, решила порисовать и стала рыться в пенале в поисках нужного карандаша. И наткнулась на Хрома. Короче, визг, крик. Хрома, завернутого в бумажку, поволокли к форточке и пытались выбросить. Но Хром, трясясь всем телом, вывернулся и упал Инне прямо на грудь под майку. Инна страшно визжала, но когда Хром зацепился за ее сосок и, вибрируя каждым кольцом своего тела, прижался к нему, крики стихли. И только Бетховен разрывал пространство летней ночи.
Это была любовь, причем, взаимная. Хром стал жить в банке из-под майонеза на столе, заняв почетное место у проигрывателя, там, где раньше стояла фотография. Фотография со стола исчезла. Инна была счастлива. Она сменила тушь на акварель, а Баха на Моцарта. Хрому было позволено все. Он бороздил тело Инны, проявляя чудеса чувственности и внимания.
Но счастье не может быть бесконечным. Вдруг появился Он. Увел Инну гулять. Потом они смеялись, пили вино, курили. Инна собирала вещи. А Он затушил сигарету в майонезной банке, опалив Хрому бок. И выбросил пепел вместе с Хромом в окно.
Инна вспомнила про Хрома слишком поздно, когда банка была уже пуста. Она выбежала во двор, стала перебирать траву под окном, да где уж там. Он сидел в машине и сигналил.
Инна уехала.
А Хром уполз в силосную яму.
И оказалось, что там тоже не плохо.
Оправить Чичу
Илья ехал домой в метро и думал: "Все-таки хорошо, есть в жизни порядок: дом, семья, работа, а самое главное - Вера. Вот сейчас приду домой, а там жена ждет, картошечку сварила. Хорошо".
И действительно, Илью ждала дома Наташа. В кастрюльке варилась картошка, а Наташа резала любимую колбасу Ильи длинными брусочками и кидала ее в кастрюльку. По кухне шел колбасный пар, становилось тепло и уютно. Пришел Илья, сел за стол. Как приятно обмакнуть кусочек горячей колбаски в горчицу и отправить его в рот. А потом картошечка и чесночок с бородинским. И все это с холодным пивом. Ну что может быть лучше? Вот это и есть алкоголь семейной жизни. И Илья был ее алкоголиком. Илья любил свою семью, а семья любила его.
В кухню вбежали дети: Саша с Машей - двойняшки семи лет.
- Папа, папа, смотри, мы Сокут с бабушкой сделали.
Сокут был действительно очень красивый и имел четкую геометрическую форму. Сокут расправили и поставили перед отцом.
- Вот вы у меня молодцы. А Падуху выучили?
- Конечно, еще вчера. Хочешь споем?
- Нет, нет. Это грех, еще не время. Вот начнем, тогда и споете.
В кухню вошла Клавдия Потаповна.
- Собур кур хитан, Ильюшенька.
- Собур курун зук, мама.
- Уже половина девятого, пора бы и начинать. Хотя бы в этом будем следовать Комбуке.
В кухне быстро убрались, и все пошли в залу. Дети вытащили Тарут и установили его на столе. Глаза их лучились радостью и добротой. Илья одел корпунтный Закир. Наташа Хадубу. У Клавдии Потаповны была белая праздничная Хадуба, а на голове Кардаш. Сегодня был восьмой день Полуга, по Камбуке большой праздник. Начинал Илья:
- Рикаль, зуман, сикор.
Борбальдо, зуман, спор.
Золита, букос, зом.
Золита, букос, том.
Фаминто, тук, пор.
Фаминто хоска.
Либерон кускан зарина.
Зибон такта рин.
Фаминга, фаминга, фаминга.
Зом, зом, зом.
Чича зом!
Дети подхватили.
- Зом, зом, зом.
Чича зом!
Наступил момент петь Падуху. Детские лица раскраснелись. Бабушка им подсказывала.
- Ликаро пом зарудо.
Зарудо пом сатин.
Заколбо лито страпо.
Заколбо лито пин.
Пин, пин, пин.
Зом, зом, зом.
Чича зом!
На середину комнаты вышла Наташа, она держала высоко над головой Сокут. С Сокута свисали Бракильбы и светились. Наташа запела:
- Луриция, луриция ком зорга.
Париса, фиска, курба.
Патун, патун, фоска.
Пробурма прон.
Зом, зом, зом.
Чича зом!
Дети подбежали к матери, схватили за Бракильбы и дернули.
Из Сокута вылетели Брукали и вся комната наполнилась их веселым звоном. Дети прыгали. Ловили Брукали и пели:
- Зом, зом, зом.
Чича зом!
Взрослые тоже пустились в пляс. В какой-то момень все взялись за руки, образовали круг и дружно:
- Зом, зом, зом, Чича зом!
Зом, зом, зом, Чича зом!
Зом, зом, Чича зом!
Так на восьмой день Полуга в семье Ильи была благополучно оправлена Чича.
Хорошо
Холодильник.
Открыть.
Достать докторской.
Отрезать ломоть.
Свежая.
Вкусно пахнет.
Бумага промокла.
Завернуть.
Положить обратно.
Хлеб по тринадцать.
Свежий.
Отрезать.
Докторскую на хлеб.
Молоко.
Сорвать крышечку.
В мутный стакан налить.
Вонзиться зубами в докторскую.
Большой кусок.
Жевать жадно.
Рот не закрывать.
Вкусно.
Проглотить.
Молока отхлебнуть.
Вкусно.
Хорошо.
Лампочка тусклая.
Светит неярко.
Уютно.
Еще раз по докторской.
Молоко.
Хорошо.
Телик включить.
Поет тетка.
Старается.
Хорошо.
Сесть поудобнее.
Закурить.
Тетка поет.
Похожа на Зойку. Бывшую.
Стиралка работает.
Маша вышла из ванной.
Что-то взяла.
Зашла обратно.
Усталая.
Он думает: "Устала, может, ей ряженки?"
Холодильник.
Ряженка.
Мутный стакан.
Сахару.
Размешать.
Думает: "Может, еще булки? Да и так сойдет, не худая".
Маша выходит из ванной.
Поправляет волосы.
Говорит: "Разденься, я сейчас нижнее стираю".
Он: "Я ща. Маш, ряженка".
Маша бестолково улыбается.
Пьет.
Почему-то плачет.
Он раздевается.
Машу жалко.
Стоит голый.
Возбуждение.
Срывает с Маши халат.
Маша встает.
Поправляет волосы.
Улыбается.
Собирает нижнее.
Уходит.
Стиралка работает.
Он лежит.
Встает.
Холодильник.
Докторской.
Тетка.
Поет.
Короб и Мочалка
Была здесь свалка.
А за свалкой баня.
В предбаннике полно всякого.
Но дружбой можно назвать только то, что было между Коробом и Мочалкой.
Вот как-то Короб и говорит:
- Эй, Мочала, давай покатаю.
- Ой, я не могу. Кора, ты с ума спятил. Ты еле ползаешь. Чтоб кататься, колеса нужны. Вот колеса будут, сразу к тебе залезу.
- А ты, Мочала, загляни-ка.
Заглянула Мочалка, а у Короба на дне таблетки валяются - огромной величины.
- Что? А ты не верила, что у меня колеса есть.
Пришлось лезть Мочалке в Короб.
- А как мы кататься будем?
- Как, как? Закрываешь глаза и вперед. А я буду гудеть, если хочешь.
- Спасибо, не хочу. Давай лучше помечтаем. Куда поедем? Что будем делать?
- Куда, куда? Сперва поедем к свалке, навестим Лариску.
- Хорошая идея. Вот она обрадуется. Короб на колесах, а внутри мягкая мочалка. Кора, скажи, я мягкая?
- О, ты очень мягкая и очень чистая. Ты мне очень нравишься.
- Спасибо, Кора.
- Я думаю, Лариске будет очень приятно на тебе полежать. Крысы, ой, как чистоту любят.
В предбанник вошла хозяйка, стала убираться.
- Так. Старый короб со старой мочалкой. И какие-то таблетки. Все выбросить! Я давно собиралась. Все руки не доходят.
В общем, выбросили друзей на свалку.
Живет теперь с ними крыса Лариска.
А Короб и Мочалка до сих пор удивляются, как легко могут сбываться мечты.
Как Незнайка курил
Незнайка с Самоделкиным подрядились чистить карбюраторы у дорогих тачек.
Залезали они через выхлопную трубу и вылезали через нее же еле живые.
Самоделкин просил все время Незнайку одеть комбинезон на всякий случай, Незнайка не слушался и всю дорогу уверял, что он даже курил в карбюраторе.
Вы догадываетесь, чем все это кончилось.
Самоделкин лишился друга.
А Слон - новой тачки.
Ком и африканка
Откуда появилась черная африканская лягва с желтыми полосками по бокам, никто понять не мог. Бабы ее сразу возненавидели. Большой Ком ушел от своей жабы и начал тусоваться у африканки.
Африканка рассказывала, что жила раньше в республике Мали у шамана и считалась священной. В Мали была делегация из Совка, и ее им задарили. И понятно, никто не врубился, что она священная. А как прилетели, сразу ее в болото, хорошо, хоть не убили. Ей-то, конечно, пофигу, ее жизнь сплошная трансмедитация, ей все едино в каком плане находиться, в теле супермодели или австралийского аборигена. Она план поменяет, тот и не заметит. Зря что ли у шамана жила.
Короче, новая жизнь, новые проблемы. Жабы ее ненавидят, а мужики вокруг скачут как антилопы в джунглях. Кому это понравится? Ком ходит королем. Тишина в болоте, только под корягой у африканки праздник.
Решили бабы африканку утопить. Жить с ней в одном болоте стало совсем невмоготу. Заводила Комова лягва. А африканка уже все их мысли наперед знает, и сама к жабе пришла поговорить.
- Ком тебя сам оставил, милочка, я здесь ни при чем. Ты сама виновата.
- Да, он всем завидует: то паукам, то птицам. Все ему не нравится, всем он недоволен. Превратила бы ты его хоть в человека. Пусть ему тогда наше теплое родное болото снится. Ты же можешь. Ты же шаманка.
- Могу попробовать. Если ты просишь.
И превратила.
Через год появился Евгений Васильевич Комов в красном пиджаке на сером поршаке. Упал на колени перед родным болотом. Стал воду из него пить. А потом заквакал. Стал у лягвы своей прощения молить, обратно проситься.
А жаба ему и говорит:
- У меня другой есть, не чета тебе. И ты мне не нужен.
Сел он в поршак, разогнался и сиганул в родное болото, туда, где сверху вода, а внизу топь без дна.
Но африканочка наша сжалилась над ним и перевела его в план лягушонка, только что родившегося у его же жабы.
Так что все нормально.
Вставка
Пробило крышу у Дюймовочки.
И пошла Дюймовочка искать какую-нибудь вставку в дыру.
Идет Дюймовочка, а навстречу ей вонючая гнойная Жаба.
- Что ищешь, Дюймовочка-девочка?
- Да затычку-вставку в дырку на крыше.
- А ты, дочка, вытащи у меня из уха гнойную пробку. И вставь в дырку.
- Да она же воняет.
- Повоняет и перестанет. Пожалуйста.
Хотела Дюймовочка отказаться, а увидела слезы на глазах у Жабы и согласилась.
Потащила пробку.
А пробка как лопнет, да гной как потечет.
Зажмурилась Дюймовочка.
Открывает глаза, а вместо Жабы стоит Прекрасный Принц.
А она с него ростом и все в порядке.
Весна
Наконец стало тепло.
Снег растаял.
На лугах зажглись ярко-желтые точки.
Расцвели одуванчики.
Чудесно пахло мокрой землей и полынью.
Птицы не могли нарадоваться, пели без умолку.
Светило солнце.
Макар сидел на кухне.
Он сосредоточенно натягивал проволоку.
Взрыватель медленно ушел в головку мины.
- Ничего, будут знать, как чужую территорию пахать, - сквозь зубы процедил Макар.
Было рано...
Было рано. Часов пять.
Брусникин вел трамвай и иногда засыпал.
Когда приехал в депо, начальник и говорит:
- Ну ты, Брусникин, достал. Сам кровищу смывать будешь и кости выковыривать.
|
