Несмотря на холод, кожа ее была гладкой и пахла гостиничным мылом, один фиолетовый голыш которого заменил ей привычный, янтарный, оставленный дома, она вошла в воду и, глубоко вздохнув, отдалась волнам, тяжелым, серо-зеленым, с черными солеными пузыриками в светящейся толще. Она плыла легко, и, скоро согревшись, совершенно забыла о береге и о том, что это она, что она плывет в этом неприветливом море, что уже вечер, и что ей давно пора возвращаться. Но когда вблизи от нее нечто показалось над водой, а потом снова как бы растворилось в совсем уже потемневшей пучине, затем еще раз всплыло, и, плюскнув, опять исчезло, она, будто вспомнив о чем-то важном, повернула назад, и тогда ладонь ее нащупала в воде нежное, скользкое, похожее на шелковую подушку, которая остыла после разгоряченных волос и потной шеи, она взмахнула рукой и теперь уже сжимала какой-то странный предмет. Поначалу ей даже показалось, что она поймала рыбу, но та была слишком неподвижна, и, внимательно всмотревшись, она поняла, что вцепилась в синеватую оторванную человеческую ступню. Кожа на ступне размокла и наморщилась, скрывая в белых складках ногти, и оттого пальцы казались какими-то светлыми толстыми бездвижными червями.
Войдя в комнату, она увидела его спину, обтянутую незнакомым синим халатом, ей захотелось окликнуть его, но он уже сам повернулся и неожиданно спросил: где ты была? Она съежилась, чувствуя, что нет ничего страшного в ее прогулке, и в то же время непонятным образом отдаваясь какому-то раздражающему стыду, поднявшемуся изнутри огромным плоским рыбьим плавником и заставившим ее покраснеть. Он сделал приглашающий жест, и она подалась ему навстречу, подставляя свои горячие щеки в надежде на ласку, и услышала мутный звук пощечины, он ударил ее так сильно, что она упала на жесткий, спутанный, словно жестяной, ковер, он наклонился над ней и схватил ее за запястье, она не смела вырываться, он сжал ей подбородок и страшно укусил за верхнюю губу, она выгнулась ему навстречу, и их обоих поглотило жерло ненависти.
август 1998
|
