ТЕХ­НИ­КА БЕЗО­ПАС­НО­СТИ II: ТЕО­РИЯ КА­ТА­СТ­РОФ

 

 

 

 

 

 

 

Лай­нер мед­лен­но вы­ру­ли­ва­ет на взлет­но-по­са­доч­ную по­ло­су и взле­та­ет из аэ­ро­пор­та Ор­ли.

Уже уб­ра­ны шас­си, ос­та­лась да­ле­ко вни­зу не­от­ра­зи­мая гео­мет­рия сиг­наль­ных ог­ней, все бор­то­вые сис­те­мы воз­душ­но­го ко­раб­ля ра­бо­та­ют нор­маль­но, улыб­ка стю­ар­дес­сы – как са­мая на­деж­ная га­ран­тия безо­пас­но­сти по­ле­та. Стра­хо­вые ком­па­нии ми­ро­вых авиа­ли­ний под­счи­ты­ва­ют при­быль.

Пас­са­жи­ры еще не от­стег­ну­ли рем­ней, еще го­рит пре­ду­пре­ж­даю­щая над­пись над вхо­дом, но от­дель­ные смель­ча­ки уже сбро­си­ли рем­ни безо­пас­но­сти и сво­бод­но бро­дят по са­ло­ну, вос­хи­щая пас­са­жи­ров сво­ей дер­зо­стью. Не ис­клю­че­но, что вни­зу, на зем­ле, это не са­мые сме­лые и  не­за­ко­но­пос­луш­ные пас­са­жи­ры, но здесь, в са­ло­не са­мо­ле­та, они де­мон­ст­ри­ру­ют свои бес­стра­шие и пре­вос­ход­ст­во. Да­же эки­паж втай­не по­ощ­ря­ет смель­ча­ков, по­ни­мая, что они бес­соз­на­тель­но влия­ют на имидж авиа­ком­па­нии, то есть, на безо­пас­ность и ка­че­ст­во по­ле­та. Не ис­клю­че­но так­же, что они вы­пол­ня­ют за­да­ние стра­хо­вых агентств, все­ляю­щих в пас­са­жи­ров уве­рен­ность и до­ве­рие к стра­хо­вым ком­па­ни­ям и по­ле­там. С са­мо­го ро­ж­де­ния ка­ж­до­го пас­са­жи­ра со­про­во­ж­да­ет эта уве­рен­ность в ра­зум­но­сти и це­ле­со­об­раз­но­сти все­го про­ис­хо­дя­ще­го с пас­са­жи­ром  как на во­де, так и в воз­ду­хе, как над, так и под зем­лей: от аку­ше­ра, при­ни­маю­ще­го ро­ды, лов­ко пе­ре­хва­ты­ваю­ще­го пу­пок но­во­ро­ж­ден­но­го, до улыб­ки стю­ар­дес­сы, все­ляю­щей уве­рен­ность в не­из­беж­ность тех­ни­че­ско­го про­грес­са – или до бес­сон­но­го пас­са­жи­ра мет­ро, по­след­не­го пу­те­ше­ст­вен­ни­ка ноч­но­го ме­га­по­ли­са, безо­пас­ность ко­то­ро­го не­зри­мо ох­ра­ня­ет це­лая ар­мия ра­бот­ни­ков мет­ро­по­ли­те­на, – рав­но как и до мо­гиль­щи­ка, за­би­ваю­ще­го по­след­ний гвоздь в крыш­ку гро­ба пас­са­жи­ра. (Умер­ший, не­со­мнен­но, ус­по­каи­ва­ет­ся, на­тя­ги­ва­ет са­ван до под­бо­род­ка и по­во­ра­чи­ва­ет­ся на пра­вый бок, ус­лы­шав твер­дую по­ступь не знаю­ще­го со­мне­ний мо­лот­ка.)     

Пас­са­жи­ров уже поч­ти ос­та­ви­ло пред­по­лет­ное вол­не­ние, они уже поч­ти вы­тес­ни­ли его меч­той кто о пер­вой по­лет­ной си­га­ре­те, кто (жен­щи­ны) о пер­вом штри­хе над­зем­но­го ма­кия­жа, кто шах­мат­ной пар­ти­ей с со­се­дом или с са­мим со­бой (иг­ры вы­да­ют­ся толь­ко по­сле на­бо­ра вы­со­ты), кто не­бы­ва­лой ин­три­гой но­вой ком­пь­ю­тер­ной иг­ры. Не­ко­то­рые без­рас­суд­ные пас­са­жи­ры да­же уже меч­та­ют о кон­це по­ле­та или, бо­лее то­го (что не­ве­ро­ят­но), о пред­стоя­щих зем­ных сло­вах и по­ступ­ках. Всем есть чем за­нять­ся здесь, в на­стоя­щем, но поч­ти у всех меч­ты свя­за­ны толь­ко с бу­ду­щим, не с про­шед­шим. Да­же пре­ста­ре­лый пад­ре, пе­ре­би­раю­щий неф­ри­то­вые чет­ки, с по­мо­щью ко­то­рых он на­де­ет­ся из­ба­вить­ся от смер­тель­ной бо­лез­ни, ду­ма­ет о сво­ем пред­стоя­щем ви­зи­те к вы­со­ко­му ду­хов­но­му ли­цу. Эти меч­ты о бу­ду­щем, то­ро­пя­щие со­бы­тия, не­со­мнен­но, влия­ют на безо­пас­ность по­ле­тов и ино­гда ве­дут к не­об­ра­ти­мым по­след­ст­ви­ям. Ес­ли на бор­ту авиа­лай­не­ра во­вре­мя не ока­жет­ся ка­ко­го-ни­будь пас­са­жи­ра, по­гру­зив­ше­го­ся свои­ми мыс­ля­ми в про­шлое и урав­но­ве­ши­ваю­ще­го этой энер­ги­ей от­ста­ва­ния чье-ни­будь бе­зум­ное стрем­ле­ние в бу­ду­щее, на­при­мер, ес­ли нев­ро­ти­че­ское ожи­да­ние лю­бов­ной встре­чи или меч­та о круп­ном вы­иг­ры­ше в сто­ли­це азар­та Лас-Ве­га­се не бу­дут урав­но­ве­ше­ны ци­низ­мом су­те­не­ра или бес­стра­сти­ем ста­ро­го скеп­ти­ка-кру­пье, или – смер­то­нос­но – стра­ст­ное ожи­да­ние сви­да­ния ма­те­ри с сы­ном не бу­дет сба­лан­си­ро­ва­но иро­ни­че­ским от­но­ше­ни­ем сы­на к ма­те­ри, или (что ве­дет к еще боль­шей ус­той­чи­во­сти пси­хи­че­ско­го те­ла и ос­той­чи­во­сти как воз­душ­ных, так и мор­ских су­дов), – его сты­дом за ее не­знат­ное про­ис­хо­ж­де­ние и бед­ность, то это мо­жет при­вес­ти к опас­но­му кре­ну лай­не­ра, вне­зап­ной по­те­ре вы­со­ты или да­же к опас­но­му вы­бро­су пла­ме­ни в об­ласть то­п­лив­ных ба­ков од­ной из тур­бин воз­душ­но­го ко­раб­ля. В от­дель­ных, осо­бо опас­ных слу­ча­ях, од­но­на­прав­лен­ное стрем­ле­ние пас­са­жи­ров в бу­ду­щее, опе­ре­жаю­щее ско­рость авиа­лай­не­ра, по­ез­да или ав­то­мо­биль­но­го экс­прес­са, мо­жет при­вес­ти – и при­во­ди­ло – к ка­та­ст­ро­фам, по­это­му стра­хо­вым ком­па­ни­ям, за­ни­маю­щим­ся про­бле­ма­ми безо­пас­но­сти пас­са­жир­ских пе­ре­во­зок, сле­ду­ет скру­пу­лез­но от­сле­жи­вать пред­по­лет­ное мен­таль­ное со­стоя­ние пас­са­жи­ров, рав­но как и их воз­рас­тной со­став, по­сколь­ку по­жи­лые пас­са­жи­ры, как пра­ви­ло, уст­рем­ле­ны в про­шлое, то­гда как пас­са­жи­ры до пя­ти­де­ся­ти – в бу­ду­щее.

Так или при­мер­но так долж­ны ду­мать те, кто от­ве­ча­ет за безо­пас­ность по­ле­тов.

Ос­нов­ная мас­са пас­са­жи­ров дис­ци­п­ли­ни­ро­ва­на и внеш­не ни­чем не вы­ра­жа­ет сво­его не­тер­пе­ния. С это­го мо­мен­та, с мо­мен­та от­ры­ва лай­не­ра от по­ло­сы, они вру­че­ны за­бо­там не­ба, и это по­ни­ма­ют все, да­же ко­ман­дир ко­раб­ля. Де­ти мол­чат, под­чи­ня­ясь стро­го­му рас­по­ряд­ку по­ле­та, и не до­ни­ма­ют сво­их ро­ди­те­лей ка­приз­ны­ми зем­ны­ми прось­ба­ми (они то­же раз­ли­ча­ют не­бо и зем­лю). Мо­ло­дая мать в пе­ред­ней час­ти са­ло­на мир­но кор­мит мла­ден­ца гру­дью, и тот слад­ко чмо­ка­ет, за­жму­рив гла­за, ур­ча от удо­воль­ст­вия; над их си­день­ем ус­по­кои­тель­но пла­ва­ет воз­душ­ный ша­рик, при­кре­п­лен­ный к ре­шет­ке ба­гаж­но­го от­се­ка, ко­леб­ле­мый бор­то­вой вен­ти­ля­ци­ей, с изо­бра­же­ни­ем смею­щей­ся ро­жи­цы ма­лы­ша, его пер­во­го и един­ст­вен­но­го ав­то­порт­ре­та. Ка­то­ли­че­ская мо­на­хи­ня, уро­жен­ка Ал­жи­ра, с во­ж­де­ле­ни­ем на­блю­даю­щая корм­ле­ние ре­бен­ка, са­ма бе­ре­мен­ная на седь­мом ме­ся­це, сгла­ты­ва­ет слю­ну и чув­ст­ву­ет, как ее соб­ст­вен­ные смуг­лые гру­ди бо­лез­нен­но на­бу­ха­ют и вы­де­ля­ют мо­ло­ко, сма­чи­вая бю­ст­галь­тер, ку­п­лен­ный в секс­шо­пе. Кто-то уже чи­та­ет де­тек­тив, чье про­чте­ние стро­го рас­счи­та­но на вре­мя по­ле­та, и по­это­му не те­ря­ет вре­ме­ни да­ром: по при­ле­те в аэ­ро­порт на­зна­че­ния кни­га бу­дет не­мед­лен­но от­прав­ле­на в му­сор­ную кор­зи­ну, что­бы уже ни­ко­гда боль­ше не поя­вить­ся в дру­гих ру­ках и не всплыть в па­мя­ти про­чи­тав­ше­го ее пас­са­жи­ра. Мож­но с уве­рен­но­стью ска­зать, что вре­мя по­ле­та для та­ко­го пас­са­жи­ра из­ме­ря­ет­ся внут­рен­ним вре­ме­нем кни­ги, ко­то­рое ни­ко­гда не сов­па­да­ет с ре­аль­ным вре­ме­нем и на­пол­не­но толь­ко рит­мом ли­те­ра­тур­но­го сти­ля, от­даю­щим­ся в ушах чи­та­те­ля как ритм его соб­ст­вен­ной кро­ви. (Ни­кто не за­ме­тил без­ли­ко­го ком­ми­воя­же­ра, аген­та по рек­ла­ме сти­раль­ных по­рош­ков, по­жи­раю­ще­го ис­то­ри­че­ский ро­ман у хво­сто­во­го ил­лю­ми­на­то­ра – нерв­но­го, ге­мор­рои­даль­но­го, за­сы­пан­но­го пер­хо­тью, тер­заю­ще­го чу­до­вищ­ный, как грудь мо­на­хи­ни, шей­ный фу­рун­кул, но без­раз­дель­но по­гру­зив­ше­го­ся в чте­ние, при­сут­ст­вую­ще­го в на­стоя­щем лишь те­лом и да­же не те­лом, а толь­ко ча­стью это­го те­ла – стре­ми­тель­но со­зре­ваю­щим фу­рун­ку­лом, на­би­раю­щим свою зре­лость, как лай­нер вы­со­ту. Его страсть к чте­нию и вы­дав­ли­ва­нию пры­щей бы­ла чу­до­вищ­на и поч­ти рав­ня­лись друг дру­гу. Этот без­рас­суд­ный пас­са­жир, один сво­ей мощ­ной стра­стью к чте­нию урав­но­ве­ши­ваю­щий в се­бе ме­ст­ное вре­мя Хро­но­са  и мис­ти­че­ское вре­мя кни­ги – дей­ст­вие ро­ма­на про­ис­хо­дит в да­ле­ком про­шлом, в сред­не­ве­ко­вом зам­ке с при­ви­де­ния­ми, – на ми­ну­ту от­вле­чет­ся от чте­ния, что­бы ис­сле­до­вать со­зре­ваю­щий плод, чем вы­зо­вет вне­зап­ную по­те­рю вы­со­ты и крен, а сле­дую­щий его без­дум­ный вы­ход из ис­то­ри­че­ско­го сю­же­та, сов­пав­ший по вре­ме­ни с бе­зум­ной меч­той о вы­иг­ры­ше не­кое­го про­иг­рав­ше­го­ся мань­я­ка, под­стег­нув­ше­го вре­мя, бу­дет уже ро­ко­вым для са­мо­ле­та.)

Не­сколь­ко че­ло­век уже за­гру­зи­ли свои пор­та­тив­ные ком­пь­ю­те­ры с ав­то­ном­ным пи­та­ни­ем и ра­бо­та­ют с при­ло­же­ния­ми Mi­cro­soft – Ex­cel, Ac­cess, Out­look, Power Point. По ха­рак­те­ру ав­то­за­гру­жае­мых при­ло­же­ний все­гда мож­но оп­ре­де­лить про­фес­сию вла­дель­ца ком­пь­ю­те­ра, его воз­раст, пол и да­же сек­су­аль­ную ори­ен­та­цию. Де­ло в том, что ве­щи все­гда упо­доб­ля­ют­ся сво­им хо­зяе­вам и не­сут на се­бе от­пе­ча­ток их тем­пе­ра­мен­та и пред­поч­те­ний. Един­ст­вен­ный из ра­бо­таю­щих в Mi­cro­soft Word пас­са­жи­ров са­мо­ле­та не на­чал еще сво­его се­ан­са, его но­вей­ший лэп­топ еще толь­ко вклю­чен, еще толь­ко за­гру­жа­ет­ся, пред­ла­гая ему вве­сти текст в ок­не па­ро­ля, дев­ст­вен­ный HDD не хра­нит еще ни­ка­кой пер­со­наль­ной ин­фор­ма­ции, но пер­вая стро­ка но­вой кни­ги уже го­то­ва поя­вить­ся на мо­ни­то­ре, она уже дав­но вы­кри­стал­ли­зо­ва­лась в го­ло­ве вла­дель­ца лэп­то­па, еще на зем­ле, в ма­га­зи­не, где он при­об­ре­тал свою ве­ли­ко­леп­ную ма­ши­ну, и где он был го­тов про­дик­то­вать – поч­ти про­дик­то­вал – ее про­дав­цу, тес­ти­рую­ще­му ком­пь­ю­тер, а тот го­тов был ее снис­хо­ди­тель­но на­брать –­ поч­ти на­брал, – меч­та­тель­но про­ле­тев ла­ки­ро­ван­ны­ми ног­тя­ми по кла­виа­ту­ре, улав­ли­вая гу­ба­ми за­мы­сел Win­dows и твор­ца. Поч­ти всту­пив­ший в пра­ва вла­дель­ца хо­зя­ин лэп­то­па (из­вест­но, что вещь на­чи­на­ет при­над­ле­жать нам не с мо­мен­та уп­ла­ты за нее в ма­га­зи­не, а го­раз­до поз­же, с мо­мен­та при­зна­ния ею сво­его хо­зяи­на, но ино­гда, в от­дель­ных слу­ча­ях, ко­гда по­ку­па­тель дос­та­точ­но бе­ден, а его во­ля к ве­щи бес­ко­ры­ст­но ар­ти­стич­на, вещь на­чи­на­ет при­над­ле­жать ему еще за­дол­го до то­го, как он су­ме­ет рас­пла­тить­ся за нее, так что он яв­ля­ет­ся ино­гда об­ла­да­те­лем не­смет­ных со­кро­вищ, не по­тра­тив ни цен­та, не бу­ду­чи при этом по­хи­ти­те­лем), – поч­ти всту­пив­ший в свои пра­ва хо­зя­ин лэп­то­па был из­вест­ным жур­на­ли­стом, ав­то­ром мно­го­чис­лен­ных бел­лет­ри­зо­ван­ных эс­се о по­пу­ляр­ном те­ле­жур­на­ли­сте, двой­ни­ке ве­ли­ко­го Ла­ри Кин­га, – или соз­да­те­лем про­из­ве­де­ний non-fic­tion, все рав­но. Но те­перь, с при­об­ре­те­ни­ем лэп­то­па, он ре­шил сме­нить жанр и за­ду­мы­вал уже на­стоя­щий ро­ман: но­вая кон­фи­гу­ра­ция и но­вые воз­мож­но­сти ком­пь­ю­те­ра его к это­му обя­зы­ва­ли.

Стю­ар­дес­сы и дру­гие ра­бот­ни­ки сер­ви­са го­то­вят лег­кие за­кус­ки и на­пит­ки, в ру­ках пи­ло­тов уже во­ля к вы­рав­ни­ва­нию ма­ши­ны, пас­са­жи­ры один за од­ним от­сте­ги­ва­ют рем­ни, не до­жи­да­ясь, по­ка по­гас­нет пре­ду­пре­ж­даю­щая над­пись. Все слов­но за­ра­же­ны под­ви­гом оди­но­чек, слов­но уве­ре­ны, что с ни­ми ни­че­го не мо­жет слу­чить­ся. Ос­нов­ная мас­са пас­са­жи­ров, заф­рах­то­вав­шая рос­кош­ный мор­ской лай­нер для даль­ней­ше­го пу­те­ше­ст­вия и поч­ти го­то­вая пе­ре­сесть на не­го, уже ка­ча­ет­ся в рос­кош­ных vip-каю­тах, пред­чув­ст­вуя месть ла­ке­ев и мор­скую бо­лезнь; она то­же от­стег­ну­ла свои safety belts, но ве­дет се­бя бо­лее сдер­жан­но, как вслед­ст­вие со­лид­но­сти сво­его воз­рас­та, со­лид­но­сти сво­их сумм, со­лид­но­сти сво­его мар­шру­та, так и вслед­ст­вие со­лид­но­сти сво­его жиз­нен­но­го пу­те­ше­ст­вия во­об­ще. Но все мыс­ли уча­ст­ни­ков это­го круи­за – то­же в бу­ду­щем, впе­ре­меш­ку с кач­кой люб­ви, ин­тим­ным шел­ком лю­бов­ниц, ожи­да­ни­ем юно­ше­ско­го ор­газ­ма и сер­деч­но­го при­сту­па, что и пре­до­пре­де­ля­ет в ко­неч­ном сче­те судь­бу по­ле­та. Со­во­куп­ная во­ля ста­ри­ков, эя­ку­ли­ро­ван­ная в бу­ду­щее, – страш­ная раз­ру­ши­тель­ная си­ла.

Раз­да­ет­ся ог­лу­ши­тель­ный хло­пок, треск, про­но­сят­ся пер­вые ве­се­лые ис­кры не­сча­стья, и лай­нер, так и не ус­пев­ший поя­вить­ся на эк­ра­нах ра­да­ров, ос­тав­ляя сто­мет­ро­вый шлейф пла­ме­ни, пе­ре­ме­шан­ный с ды­мом и гро­хо­том, па­да­ет вниз. Он плы­вет ве­ли­ча­во, как пти­ца, и ес­ли бы не от­вле­каю­щие те­ат­раль­ные эф­фек­ты, ко­то­ры­ми он сам, не­со­мнен­но, вос­хи­щен, его по­лет ка­зал­ся бы буд­нич­ным, бес­печ­ным. Бед­ный ру­мын­ский сту­дент, сви­де­тель па­де­ния, сни­мет эф­фек­ты на ки­но­ка­ме­ру и про­даст за­тем свое сви­де­тель­ст­во ве­ду­щим те­ле­ка­на­лам ми­ра за бас­но­слов­ные день­ги, чем по­мо­жет се­бе и сво­ему ра­зо­рив­ше­му­ся фер­ме­ру-от­цу (но мать не пе­ре­жи­вет бан­крот­ст­ва серд­ца).

Пас­са­жи­ры так и не ус­пе­ва­ют ис­пу­гать­ся, по­то­му что их пер­вая мысль пе­ред ис­пу­гом – все-та­ки о веч­но­сти. Биз­нес­ме­ны по­ду­ма­ли о не­со­сто­яв­шей­ся сдел­ке (от­пу­щен­ная им Бо­гом веч­ность), не о мор­ской бо­лез­ни люб­ви; пре­ста­ре­лый пад­ре – о сдел­ке с Бо­гом (он очень хо­тел из­ле­чить­ся от не­ду­га, и по­это­му по­ста­вил Бо­гу уль­ти­ма­тум);  мо­ло­дая мать – о не­до­корм­лен­ном ма­лы­ше и не­вин­ном, чис­том пе­ред Спа­си­те­лем, как ди­тя, воз­душ­ном ша­ри­ке, пла­ваю­щем над безд­ной; мо­наш­ка – о пре­рван­ной (ис­кус­ст­вен­но пре­ры­вае­мой) бе­ре­мен­но­сти, на­вя­зан­ной ей чу­жим лю­бо­пыт­ст­вом, а так­же На­гор­ной про­по­ве­ди, про­из­но­си­мой Хри­стом в су­ме­реч­ном све­те секс­шо­па; агент по рек­ла­ме, от­вет­ст­вен­ный за ка­та­ст­ро­фу,  – о не­до­чи­тан­ном ро­ма­не и так и не со­зрев­шем при жиз­ни фу­рун­ку­ле, чье со­зре­ва­ние при­дет­ся уже на дру­гую, по­тус­то­рон­нюю, но­вую жизнь; жур­на­лист – о не­на­ча­том или не­за­вер­шен­ном ро­ма­не (он так и не ре­шил, на­ча­лом или кон­цом ро­ма­на бу­дет вы­кри­стал­ли­зо­вав­шая­ся в его го­ло­ве стро­ка), но еще боль­ше он со­жа­лел о так и не об­нов­лен­ном ком­пь­ю­те­ре, ко­то­рый он уже ви­дел, еще пре­ж­де се­бя, раз­би­тым вдре­без­ги на мес­те ка­та­ст­ро­фы (вла­де­лец не ве­дал о вро­ж­ден­ном по­ро­ке лэп­то­па, чей вин­че­стер уже на­чал са­мо­про­из­воль­но раз­ру­шать­ся, и за­кон­чил бы свое са­мо­унич­то­же­ние как раз к кон­цу не­на­пи­сан­но­го ро­ма­на, по­хо­ро­нив вме­сте с со­бой всю ин­фор­ма­цию о двой­ни­ке Ла­ри Кин­га); пи­ло­ты, по дол­гу служ­бы бли­же дру­гих быв­шие к зем­ле, ду­ма­ли о зем­ном: на­ря­ду с об­ще­тех­ни­че­ски­ми со­об­ра­же­ния­ми, они ус­пе­ли еще по­ду­мать о зем­ле – от­чет­ли­во, в де­та­лях (как о сво­их си­ро­тею­щих семь­ях, не­вы­слу­жен­ном сро­ке дви­га­те­лей, пен­сии и, мо­жет быть, кон­ст­рук­тор­ских де­фек­тах, так и о на­зем­ных служ­бах, до­пус­тив­ших ка­та­ст­ро­фу), но пре­ж­де все­го – о сво­ей ре­ву­щей, как ра­не­ный зверь, ма­ши­не, так и не воз­ник­шей на эк­ра­нах ра­да­ров, не ус­пев­шей от­ра­зить­ся в таб­ло при­ле­та и веч­но­сти. Не на­брать сво­ей по­след­ней вы­со­ты на­столь­ко, что­бы да­же не воз­ник­нуть на мо­ни­то­ре дис­пет­че­ра – это для пи­ло­тов авиа­лай­не­ра бы­ло не­вы­но­си­мее все­го: в этом бы­ла ка­кая-то ме­та­фи­зи­че­ская бе­зыс­ход­ность. Их пол­ное от­сут­ст­вие на эк­ра­не веч­но­сти не пре­ду­смат­ри­ва­ло да­же сви­де­те­лей их кон­ца, чем на­прочь от­ме­ня­ло ка­кое бы то ни бы­ло на­ча­ло и са­мое су­ще­ст­во­ва­ние. Вся без­вы­ход­ность про­ис­хо­дя­ще­го, му­чи­тель­ное со­зре­ва­ние по­хо­ти, пло­ти, бед­ст­вия, жиз­ни, бед­ст­вия жиз­ни, вдруг от­ра­зи­лись на при­бор­ной дос­ке, в бе­ше­но за­шка­ли­ваю­щих стрел­ках, в бе­зум­ной зуб­ной бо­ли ма­ши­ны. Стю­ар­дес­сы, при­ме­нив са­мую ус­по­каи­ваю­щую из все­го сво­его раз­но­об­раз­но­го про­фес­сио­наль­но­го ар­се­на­ла улыб­ку (к ко­то­рой уже му­чи­тель­но при­ме­ши­ва­лась своя, жи­вая), стоя­ли над всем этим мгно­вен­ным, но так и не на­чав­шим­ся хао­сом, как бо­ги­ни, не в си­лах от­ме­нить ни ка­та­ст­ро­фы, ни улыб­ки.

Са­мо­лет рух­нул не­да­ле­ко от аэ­ро­пор­та, на близ­ле­жа­щую де­ре­вень­ку, ле­жа­щую вни­зу как шо­ко­лад­ный торт по­сре­ди зе­ле­ной ска­тер­ти рав­ни­ны, раз­ру­шив не­боль­шой отель и по­хо­ро­нив под об­лом­ка­ми пе­ре­кры­тий не­сколь­ких про­жи­ваю­щих в оте­ле ту­ри­стов. Ос­нов­ная часть жиль­цов, два клас­са сто­лич­ной шко­лы, на­хо­ди­лась на экс­кур­си­он­ной мо­лоч­ной фер­ме и вот-вот долж­на бы­ла вер­нуть­ся в отель. Са­мо­лет снес фю­зе­ля­жем не­сколь­ко верх­них эта­жей и, по­ду­мав, про­нес­ся даль­ше, вы­би­рая се­бе бо­лее уют­ное ме­сто для по­след­не­го ус­по­кое­ния. Двух по­жи­лых со­до­ми­тов, пред­вку­шаю­щих на­сла­ж­де­ние, с на­пря­жен­ны­ми, как рас­цве­таю­щая ро­за, ану­са­ми, при­ро­да ос­та­но­ви­ла у са­мо­го вхо­да в рай, под ко­нец вспом­нив о се­бе и отом­стив им за из­ме­ну, не­на­дол­го сму­тив их пень­ем рас­тлен­ной оди­но­че­ст­вом ка­на­рей­ки, за­ста­вив их за­меш­кать­ся у вхо­да в грех поч­ти в дев­ст­вен­но­сти, поч­ти в це­ло­муд­рии, под ко­то­рым (в ко­то­ром) она их и по­хо­ро­ни­ла. Во­ро­ва­тый юно­ша с пры­ща­ми (что как-то из­ви­ня­ло его пре­ступ­ную на­клон­ность), ук­ло­нив­ший­ся от экс­кур­сии и ос­тав­ший­ся в гос­ти­ни­це под пред­ло­гом ан­ги­ны, был за­стиг­нут – сна­ча­ла гро­хо­том и толь­ко по­том смер­тью (то есть, сна­ча­ла не­до­уме­ни­ем пе­ред гро­хо­том, по­том са­мим гро­хо­том, за­тем стра­хом пе­ред на­ка­за­ни­ем за на­ру­ше­ние за­по­ве­ди – ка­кой, он так и не вы­брал, по­то­му что к то­му же еще был и от­ча­ян­ным вра­лем, при­бли­жен­ным к учи­те­лю лже­сви­де­те­лем, ого­ва­ри­ваю­щим сво­их то­ва­ри­щей, – и толь­ко по­том стра­хом смер­ти, про­длив­шем­ся бес­ко­неч­но дол­го и ока­зав­шем­ся са­мой смер­тью), – был за­стиг­нут за вы­во­ра­чи­ва­ни­ем кар­ма­нов од­но­класс­ни­ков, с за­жа­той в ла­до­ни гор­стью ме­ло­чи, за­тас­кан­ным до жа­ло­сти, но так и не по­знав­шим гре­ха, пре­зер­ва­ти­вом (его толь­ко при­ме­ря­ли) и по­ча­той упа­ков­кой же­ва­тель­ной ре­зин­ки, по­след­ней не­оп­ро­бо­ван­ной в его поч­ти не оп­ро­бо­ван­ной жиз­ни. Он так и не ус­пел раз­вер­нуть ее, а толь­ко ус­лы­шал ее сме­шан­ный с за­па­хом кон­тра­цеп­ции аро­мат, не­от­ра­зи­мо вле­ку­щий его, как бе­да. Бед­ный са­дов­ник, веч­ных тру­же­ник при­ро­ды, слу­чай­но за­шед­ший в зда­ние о чем-то спра­вить­ся у отель­ной ад­ми­ни­ст­ра­ции (по­след­няя по­го­лов­но от­сут­ст­во­ва­ла, про­во­дя свое еже­ут­рен­нее про­из­вод­ст­вен­ное со­ве­ща­ние на бе­ре­гу ре­ки) по­гиб под об­лом­ка­ми вда­ли от тра­вы и клумб, с са­до­вы­ми нож­ни­ца­ми в ру­ках и мыс­ля­ми о рас­са­де. Рос­кош­ная трех­спаль­ная клум­ба вы­пес­то­ван­ных его ве­ноз­ны­ми ру­ка­ми роз спас­ла, все­го за не­сколь­ко ми­нут до ка­та­ст­ро­фы, жизнь са­мо­убий­цы, вы­бро­сив­шей­ся из ок­на третье­го эта­жа рев­ни­вой блон­дин­ки (про­ти­во­ре­чие в тер­ми­нах), по­ссо­рив­шей­ся с лю­бов­ни­ком из-за то­го, что тот де­лил свою при­вя­зан­ность ме­ж­ду ней и од­ним из пре­ста­ре­лых со­до­ми­тов. Ав­то­бус­ная экс­кур­сия, воз­вра­щаю­щая­ся из при­го­род­но­го пу­те­ше­ст­вия (ше­сть­де­сят школь­ни­ков стар­ших клас­сов, ни од­но­го дев­ст­вен­ни­ка, не­смот­ря на не­ис­поль­зо­ван­ный пре­зер­ва­тив, при­над­ле­жав­ший за­ко­ре­не­ло­му две­на­дца­ти­лет­не­му она­ни­сту), опаз­ды­вав­шая ко вто­ро­му зав­тра­ку и за­стряв­шая на пу­ти в гос­ти­ни­цу из-за мел­ких по­ло­мок дви­га­те­ля, но, глав­ное, – из-за это­го юно­го мас­тур­ба­то­ра, ко­то­ро­го все вре­мя тош­ни­ло, что тре­бо­ва­ло не­пре­ду­смот­рен­ной ос­та­нов­ки ав­то­бу­са, при­бы­ла как раз к на­ча­лу зре­ли­ща, раз­во­ра­чи­ваю­ще­го­ся на фо­не зуб­ча­то­го ле­са и до­ж­де­вых об­ла­ков, ко­гда шлейф ре­ва и ог­ня, на брею­щем по­ле­те обо­гнав ав­то­бус, об­ру­шил­ся на отель. (Ма­лый, ко­то­ро­го уже не ста­ли до­жи­дать­ся вви­ду бли­зо­сти гос­ти­ни­цы, как раз за­вер­шал свое двой­ное из­вер­же­ние, на опуш­ке спею­ще­го кры­жов­ни­ка, а ры­жая де­воч­ка, го­род­ская внуч­ка са­дов­ни­ка, ко­то­рую этот рас­пут­ный от­рок по­сто­ян­но во­вле­кал в свой маль­чи­ко­вый грех, со­би­ра­ла не­по­да­ле­ку цве­ты.)

Они при­бы­ли вме­сте с ог­нем и ды­мом, под рев па­даю­ще­го лай­не­ра, но на безо­пас­ном от взры­ва от­да­ле­нии. Са­мо­лет снес фю­зе­ля­жем не­сколь­ко верх­них эта­жей оте­ля и про­нес­ся даль­ше, в дев­ст­вен­ный лес с ис­кус­ст­вен­но вы­ве­ден­ны­ми ан­ти­ло­па­ми и толь­ко что вы­кра­шен­ны­ми са­до­вы­ми ска­мей­ка­ми, ро­няя под се­бя, слов­но ме­чу­щий ик­ру осетр, се­рию иде­аль­но мерт­вых, с ко­ро­нар­ной не­дос­та­точ­но­стью, тел, пре­крас­но це­лых и дос­та­точ­но мерт­вых для то­го, что­бы пред­стать пе­ред Судь­ей или на­чать но­вую жизнь. Оро­шая ок­ре­ст­но­сти вы­бра­сы­вае­мым го­рю­чим, воз­душ­ный ко­рабль в по­след­ний раз, сры­вая го­ло­со­вые связ­ки, взвыл и умолк пе­ред по­след­ним всхли­пом. За­стряв­шая на уров­не пя­то­го эта­жа ка­би­на лиф­та, чу­дом ба­лан­си­рую­щая ме­ж­ду рух­нув­ши­ми эта­жа­ми в нерв­ном спле­те­нии тро­сов, за­клю­ча­ла в се­бе не­кое­го клер­ка и его за­ста­ре­лую кла­ус­т­ро­фо­бию, но тут же из­ле­чив­ше­го­ся от нее, как толь­ко его из­влек­ли из по­ко­ре­жен­ной ка­би­ны. По­доб­но на­стоя­ще­му за­клю­чен­но­му, он ни за что не хо­тел по­ки­дать сво­его узи­ли­ща, и ко­гда его все-та­ки вы­та­щи­ли, он был на­все­гда из­ле­чен от бо­яз­ни замк­ну­то­го про­стран­ст­ва, ко­то­рая чу­дес­но ук­ры­ва­ла его от жи­тей­ских не­взгод, хо­тя он не по­ни­мал это­го. (У не­го тут же на­ча­ла раз­ви­вать­ся дру­гая, еще бо­лее опас­ная бо­лезнь, на­ча­ли та­ять па­мять и счет в бан­ке, – кла­ус­т­ро­фо­бия их со­бой от них га­ран­ти­ро­ван­но ук­ры­ва­ла).

Са­мо­лет рух­нул в го­род­ском пар­ке, на ро­ман­ти­че­ски вы­бран­ную им сол­неч­ную по­ля­ну, меч­та­тель­но цве­ту­щую в ок­ру­же­нии пар­ко­вых скульп­тур, ря­дом с раз­но­цвет­ной дет­ской ка­ру­се­лью с кон­ски­ми го­ло­ва­ми и клуб­ня­ми на­стоя­ще­го кон­ско­го по­ме­та на до­рож­ках. Ко­ни ти­хо за­ржа­ли, при­вет­ст­вуя не­бес­ных при­шель­цев; во­ро­бьи вы­кле­ва­ли из клуб­ней овес. Мощ­ный взрыв не по­тряс ок­ре­ст­но­стей го­род­ка, но вы­звал мел­кую рябь у пар­ко­во­го озер­ца. Стай­ка ди­ких уток, ох­ра­няе­мых за­ко­ном, ед­ва вспорх­нув над во­дой, тут же се­ла опять, рас­ка­чи­ва­ясь на вол­не. Ве­ре­ни­ца му­равь­ев, про­би­рав­шая­ся по лес­ной тро­пе, от­пра­вив­шись за днев­ной до­бы­чей, без ви­ди­мой при­чи­ны по­вер­ну­ла на­зад к му­ра­вей­ни­ку, бро­сив по­кла­жу, ли­хо­ра­доч­но спе­ша. Вспорх­нув­шая от ис­пу­га пти­ца, вы­си­жи­вав­шая птен­цов, не­на­дол­го по­ки­ну­ла гнез­до; в не­го тот­час бы­ло под­ло­же­но чу­жое яй­цо. Луч солн­ца, скольз­нув по ска­ле, ос­ве­тил путь яще­ри­це, по­слу­жив­шей пи­щей змее. До­ж­де­вые об­ла­ка, со­би­рав­шие­ся с ут­ра, го­то­вые про­лить дождь на ка­та­ст­ро­фу, не до­ж­дав­шись взры­ва, об­лег­чен­но вздох­ну­ли и рас­сея­лись, пре­вра­тив­шись в пе­ри­стые. Вне­зап­ное бес­при­чин­ное вол­не­ние ох­ва­ти­ло близ­ких и род­ст­вен­ни­ков по­гиб­ших, и они при­ня­лись без­ос­та­но­воч­но и бес­пред­мет­но зво­нить во все сто­ро­ны све­та, на­де­ясь за­пол­нить сво­им вол­не­ни­ем эфир. Служ­бы спа­се­ния при­бы­ли на ме­сто ка­та­ст­ро­фы без про­мед­ле­ния. Экс­пер­ты ме­ди­ци­ны ка­та­ст­роф взя­ли пер­вые про­бы.

Как свя­зать во­еди­но все мо­ти­вы ка­та­ст­ро­фы, не упус­тить ни од­ной со­став­ляю­щей бе­ды, ни од­ной слу­чай­ной мыс­ли ввер­ху и вни­зу, ни од­ной упав­шей в ле­су игол­ки? Все веч­но свя­за­но со всем, нель­зя изъ­ять ни нит­ки из веч­но тку­щей­ся и рас­пус­каю­щей­ся тка­ни бы­тия, нель­зя вы­пус­тить ни пу­ли без то­го, что­бы она не вер­ну­лась к вы­пус­тив­ше­му ее, нель­зя ска­зать ни сло­ва, ос­тав­лен­но­го без от­ве­та. По­ра­жен­ная мет­ким по­па­да­ни­ем ми­шень жа­ж­дет це­ло­ст­но­сти, как взяв­ший в ру­ки пис­то­лет – це­ли. В ог­не веч­ной спра­вед­ли­во­сти од­ни по­гиб­нут, а дру­гие спа­сут­ся, в од­ной ку­пе­ли од­ни ос­вя­тят­ся, а дру­гие уто­нут. В од­ной точ­ке вре­ме­ни и про­стран­ст­ва – и, что са­мое глав­ное, – в од­ной нрав­ст­вен­ной точ­ке кар­ми­че­ско­го про­стран­ст­ва, в пунк­те не­от­вра­ти­мо­сти и ви­ны, – од­но­вре­мен­но пе­ре­се­кут­ся со­вер­шен­но раз­ные лю­ди, раз­лич­ные по воз­рас­ту, спо­соб­но­стям, ха­рак­те­ру, опы­ту, по­лу, но свя­зан­ные ка­ким-то об­щим гре­хом и про­ступ­ком в да­ле­ком или не­да­ле­ком про­шлом, изы­маю­щие­ся из те­ла бы­тия как на­рыв, как пер­хоть: слад­ко со­су­щий ма­те­рин­скую грудь ре­бе­нок и его мать, от­даю­щая­ся мла­ден­цу, ком­ми­воя­жер, тер­заю­щий не­доз­ре­лый фу­рун­кул, и мо­на­хи­ня, ду­маю­щая о со­блаз­ни­тель­ной смуг­ло­сти сво­ей гру­ди, лет­чик, неж­но, слов­но ло­ко­ны сво­ей ма­ло­лет­ней до­че­ри, лас­каю­щий руль вы­со­ты, и стю­ар­дес­са, тай­но влюб­лен­ная в ко­ман­ди­ра, не­мыс­ли­мая, рву­щая­ся в бу­ду­щее строч­ка бу­ду­ще­го ро­ма­на и те­п­ло­та неф­ри­то­вых че­ток, со­гре­тых пад­ре. Зре­лость ви­ны и опы­та ка­ж­до­го без­ус­лов­на, взве­ше­на на не­ви­ди­мых ве­сах Ямы, бо­га смер­ти и спра­вед­ли­во­сти – под­черк­нем од­но­вре­мен­ное при­сут­ст­вие этих двух бо­же­ст­вен­ных функ­ций – смер­ти и спра­вед­ли­во­сти – в од­ном ли­це, в од­ном бо­же­ст­ве, ко­то­рые, ко­неч­но, оз­на­ча­ют од­но, си­но­ни­мы это­го од­но­го, че­му нет на­зва­ния, че­му на­зва­ние – не­бо. На не­зри­мых ве­сах взве­ше­но су­ще­ст­во­ва­ние ка­ж­до­го, тон­кая и за­пу­тан­ная взвесь его про­ма­хов и за­блу­ж­де­ний, чер­ных за­мы­слов и бла­го­род­ных по­ступ­ков, пе­ре­пле­тен­ная со всей кос­ми­че­ской пау­ти­ной всех дру­гих не­ве­де­ний, оши­бок, свя­то­сти, на­ме­ре­ний, пре­сту­п­ле­ний. Ук­ло­нить­ся ро­ку не­воз­мож­но, он не­умо­ли­мо воз­во­дит на трап сверх­на­деж­но­го авиа­лай­не­ра улы­баю­щих­ся, пред­чув­ст­вую­щих ко­нец пас­са­жи­ров, го­то­вых му­же­ст­вен­но при­нять при­го­вор судь­бы. На са­мом де­ле они всё зна­ют на­пе­ред, эти пас­са­жи­ры, все­гда хо­те­ли это­го – спра­вед­ли­во­сти – стре­ми­лись к ней, как к воз­мез­дию, в эту по­след­нюю точ­ку сво­его пу­те­ше­ст­вия, к ко­неч­ной и не­из­беж­ной при­хо­ти сво­ей во­ли – что­бы уви­деть и по­знать ее.

Она – та­кая: сверх­на­деж­ный  сверх­ком­фор­та­бель­ный сверх­зву­ко­вой "Кон­корд", ком­фор­та­бель­ное ло­но смер­ти, рас­ка­лен­ное ло­но рая и ада, чре­во их бу­ду­ще­го ро­ж­де­ния. На бор­ту – стю­ар­дес­са под име­нем Ра­да, с ран­не­го дет­ст­ва но­сив­шая в се­бе, по­доб­но сво­ему име­ни, рай и ад, сча­стье и му­ку, ра­зум и бе­зу­мие, чем то­же по­мог­ла кру­ше­нию. (Это она, раз­но­ся на­пит­ки, не­ча­ян­но за­де­нет ком­ми­воя­же­ра, уро­нит на пол его кни­гу, вы­рвет его из ис­то­ри­че­ско­го вре­ме­ни и при­со­во­ку­пит его к на­стоя­ще­му. С это­го вре­ме­ни вплоть до сле­дую­ще­го мгно­ве­ния не­сча­стье ста­нет не­от­вра­ти­мым.) По­доб­но ве­ре­ни­це му­равь­ев, со­сре­до­то­чен­но про­би­раю­щих­ся со сво­ей по­кла­жей по лес­ной тро­пе, пас­са­жи­ры вос­хо­дят по тра­пу лай­не­ра и сме­ло взи­ра­ют на ее улы­баю­щее­ся стро­гое ли­цо, ли­цо стю­ар­дес­сы са­мой пре­стиж­ной ми­ро­вой авиа­ком­па­нии. Так вот, зна­чит, ты ка­кая: улыб­чи­вая и стро­гая. Ска­зать прав­ду, они все­гда это зна­ли.

Что­бы кто-ни­будь из по­сто­рон­них (по­сто­рон­них мо­ему за­мыс­лу, яс­но­ви­де­нию и ло­ги­ке ро­ка) слу­чай­но не по­ду­мал, что это слу­чай­ность – ги­бель двух­сот се­ми­де­ся­ти пас­са­жи­ров "Кон­кор­да" (слу­чай есть не­рас­по­знан­ная за­ко­но­мер­ность), – вспом­ним еще об од­ном пас­са­жи­ре это­го тер­пя­ще­го ка­та­ст­ро­фу авиа­лай­не­ра, не­ук­лон­но, боль­ше дру­гих, стре­мив­шем­ся по­пасть на этот авиа­рейс (ибо тос­ко­вал по но­вой жиз­ни и ро­ди­не), но так и не осу­ще­ст­вив­шем сво­его бес­смыс­лен­но­го на­ме­ре­ния, по­сколь­ку по­про­сту опо­здал на этот са­мо­лет, ба­наль­но про­спал, пе­ре­брав на­ка­ну­не в отель­ном рес­то­ра­не, – или нет, для веч­ных скеп­ти­ков это­го, по­жа­луй, бу­дет не­дос­та­точ­но, сде­ла­ем его опо­зда­ние бо­лее убе­ди­тель­ным, мо­ти­ви­ро­ван­ным с точ­ки зре­ния ло­ги­ки на­зем­но­го су­ще­ст­во­ва­ния (не­со­мнен­но, ка­ж­дый зем­ной жи­тель, ока­зав­шись в воз­ду­хе, де­ла­ет­ся суе­вер­нее, по­сколь­ку, под­ни­ма­ясь в не­бо, ме­ня­ет рас­хо­жую зем­ную диа­лек­ти­ку на дру­гую, бо­лее изо­щрен­ную и не­бес­ную). (К то­му же, ни­как нель­зя за­быть о той рев­ни­вой рас­тре­пан­ной блон­дин­ке, на­ив­но стре­мя­щей­ся к смер­ти и бла­го­да­ря это­му стрем­ле­нию спас­шей­ся от нее.)

Этот пас­са­жир, спорт­смен, ино­стра­нец (Ар­ген­ти­на), быв­ший чем­пи­он по пла­ва­нию (что раз­оча­ру­ет по­клон­ни­ков нож­но­го мя­ча), в по­след­нее вре­мя, из-за при­стра­стия к спирт­но­му и дру­гим из­ли­ше­ст­вам ухо­дя­щей мо­ло­до­сти вы­ну­ж­ден­ный ос­та­вить тре­нер­скую ра­бо­ту и уже це­лый год празд­но про­жи­ваю­щий свои чем­пи­он­ские ка­пи­та­лы, так же, по­доб­но дру­гим пас­са­жи­рам "Кон­кор­да", был при­ве­ден кар­мой в ком­па­нию смерт­ни­ков, но от­ме­нил ее за­да­ние не­по­сти­жи­мым об­ра­зом. Ку­пив би­лет, он це­лую не­де­лю до по­ле­та пре­да­вал­ся бде­ни­ям в па­риж­ских ноч­ных клу­бах, по­се­щал муж­ской стрип­тиз, ку­рил каль­ян. Празд­ность, тя­же­лая го­ло­ва и не­оп­ре­де­лен­ное бу­ду­щее, ру­тин­ная жи­тей­ская смесь ре­корд­сме­на по­сле три­дца­ти, за­са­сы­ва­ли его в се­бя с ка­ж­дым про­жи­тым па­риж­ским днем все глуб­же, не ос­тав­ляя ему шан­сов ко­гда-ни­будь вы­брать­ся из сто­ли­цы ми­ра. Он ре­шил рас­кви­тать­ся со сво­им удач­ли­вым про­шлым и на­чать но­вую жизнь – уле­теть в Бу­энос-Ай­рес, от­ку­да он был ро­дом, и там за­нять­ся игор­ным биз­не­сом, о ко­то­ром не имел ни ма­лей­ше­го пред­став­ле­ния. Его при­гла­шал друг, ко­то­рый был хо­зяи­ном де­сят­ка ноч­ных рес­то­ра­нов и со­тен иг­ро­вых ав­то­ма­тов. Ре­корд­смен ре­шил по­про­щать­ся с Ев­ро­пой и мо­ло­до­стью, про­жи­гая жизнь в ноч­ных клу­бах Па­ри­жа и при­ме­ри­ва­ясь на иг­раль­ных ав­то­ма­тах к бу­ду­щей судь­бе. Про­хо­дя ут­ром по го­род­ско­му мос­ту в день ка­та­ст­ро­фы, он был сви­де­те­лем, как по­те­ряв­ший управ­ле­ние ав­то­бус, на­би­тый ту­ри­ста­ми, про­бив чу­гун­ное за­гра­ж­де­ние, ныр­нул с де­ся­ти­мет­ро­вой вы­со­ты в Се­ну и без про­мед­ле­ния по­гру­зил­ся в нее. Чем­пи­он, не раз­ду­мы­вая бро­сил­ся за ав­то­бу­сом, сам не по­ни­мая за­чем. Клуб­ный пид­жак, ко­то­рый он по­на­ча­лу хо­тел сбро­сить, при­го­дил­ся ему толь­ко тем, что со­от­вет­ст­во­вал тор­же­ст­вен­но­сти мо­мен­та. Он на­стиг под во­дой еще про­дол­жаю­щий дви­же­ние ав­то­бус, вы­бил ав­то­бус­ное стек­ло и од­но­го за дру­гим стал вы­хва­ты­вать из не­го пла­ваю­щих в шо­ке пас­са­жи­ров и под­ни­мать их на по­верх­ность. До при­бы­тия служ­бы спа­се­ния он ус­пел под­нять во­сем­на­дцать или два­дцать че­ло­век (тро­их де­тей, маль­чи­ка лет две­на­дца­ти и двух де­во­чек с кук­ла­ми, не­сколь­ко жен­щин, сре­ди ко­то­рых не бы­ло ни од­ной из ла­ти­но­аме­ри­кан­ки, и око­ло де­сят­ка по­жи­лых ев­ро­пей­цев с дву­мя ки­тай­ца­ми – кук­лы ме­ша­ли сче­ту), от­ды­шал­ся, блюя во­дой, при­швар­то­вав­шись к бар­же, ко­гда при­бы­ли спа­са­те­ли, и по­ти­хонь­ку вы­тек с мес­та про­ис­ше­ст­вия, до­ве­рив­шись род­ной сти­хии, про­плыв под Се­ной на дру­гой бе­рег, про­ща­ясь с го­ро­дом сво­ей сла­бо­сти и сла­вы, по­сколь­ку не лю­бил по­чес­тей и шу­ма, и к то­му же, он по­ла­гал, его мог­ли за­дер­жать за нар­ко­ти­ки, за ко­то­рые он уже при­вле­кал­ся не од­на­ж­ды. (Блей­зер, изум­ляя рыб, он ос­та­вил вни­зу, пе­ре­ло­жив бу­маж­ник за по­яс и за­стег­нув от­крыв­шую­ся мол­нию брюк.)

Он вы­полз на на­бе­реж­ную, сле­дя по ней как тю­лень, и от­ды­шал­ся до са­мо­го дна лег­ких, на­бе­ло. Все те­ло сад­ни­ло как од­на боль­шая сса­ди­на. Ча­сы с мас­сив­ным сталь­ным брас­ле­том, ко­то­рые по­мог­ли ему раз­бить стек­ло ав­то­бу­са, бы­ли вдре­без­ги, и он без со­жа­ле­ния вы­бро­сил их в во­ду. Он за­шел в не­боль­шой ма­га­зин на на­бе­реж­ной Се­ны и, рас­пла­тив­шись мок­ры­ми фран­ка­ми, ку­пил но­вые, с та­ким же брас­ле­том (он все­гда но­сил толь­ко та­кие), по­про­сив ус­та­но­вить про­дав­ца точ­ное вре­мя, по­сколь­ку че­рез не­сколь­ко ча­сов уле­тал. Про­да­вец, ко­сясь на про­мок­шие день­ги, за­вел ча­сы, и све­ряя их со свои­ми, ус­та­но­вил вре­мя. (Эти про­мок­шие фран­ки и по­слу­жи­ли при­чи­ной спа­си­тель­ной под­та­сов­ки вре­ме­ни, убе­рег­шей его от смер­ти в авиа­ка­та­ст­ро­фе.) За­тем он вер­нул­ся в свою квар­ти­ру, где уже стоя­ли при­го­тов­лен­ные ве­щи, а на сто­ле ле­жал фир­мен­ный би­лет Эр Франс (с хо­зяи­ном он рас­пла­тил­ся еще на­ка­ну­не), при­нял душ, ни­как не смея по­ки­нуть свою сти­хию, сма­зал бор­ным спир­том за­пя­стье, об­вя­зал его но­со­вым плат­ком и так, спа­си­тель­но го­лый, по­лый из­вне и из­нут­ри, рух­нул на го­лую по­стель, пред­ва­ри­тель­но по­ста­вив бу­диль­ник на две­на­дцать ча­сов. Он с за­па­сом рас­счи­тал вре­мя на при­бы­тие в аэ­ро­порт и за­снул по­след­ним па­риж­ским сном, по­сколь­ку боль­ше ни­ко­гда не со­би­рал­ся воз­вра­щать­ся в этот го­род. (Раз­ре­жен­ная пус­то­та плов­ца, лег­ко­мыс­лен­ное от­ста­ва­ние но­вых ча­сов (а по­верх это­го от­ста­ва­ния со­сре­до­то­чен­ное бор­мо­та­нье веч­но спе­ша­ще­го тай­ме­ра) по­верг­ли на не­ко­то­рое вре­мя не­бес­но­го мак­ле­ра в не­до­уме­ние, и на не­бе про­изош­ла за­мин­ка.)

Он про­снул­ся че­рез не­сколь­ко ча­сов от силь­но­го оз­но­ба и жже­нья в за­пя­стье. Най­дя в ап­теч­ке ас­пи­рин, он про­гло­тил таб­лет­ку, за­пив ее апе­ри­ти­вом и сы­рым яй­цом. Ехать в Ор­ли еще бы­ло слиш­ком ра­но, и он вклю­чил те­ле­ви­зор. Пе­ре­да­ва­ли по­ли­ти­че­ские но­во­сти и рек­ла­му, он по­ша­рил на пол­ке с ви­део­филь­ма­ми и вы­та­щил ка­кой-то нау­гад, под на­зва­ни­ем "Спа­си­те "Кон­корд". Он улыб­нул­ся се­бе и слу­чаю и ре­шил по­смот­реть фильм – в ко­то­рый раз. Лег­кое вол­не­ние ох­ва­ти­ло его. Оно бы­ст­ро на­рас­та­ло, как оди­но­кое лю­бов­ное воз­бу­ж­де­ние ут­ром. Он не был суе­вер­ным, ни­ко­гда, в от­ли­чие от дру­гих име­ни­тых спорт­сме­нов, не имел ни­ка­ких та­лис­ма­нов и аму­ле­тов, но здесь слов­но по­чув­ст­во­вал близ­кое при­сут­ст­вие судь­бы. "Че­пу­ха, – по­ду­мал он, – про­стое сов­па­де­ние. Так бы­ва­ет". Он все еще не мог ре­шить, к че­му от­не­сти это вол­не­ние – к са­мо­му ли филь­му или к слу­чай­но­му сов­па­де­нию в мо­де­ли его авиа­лай­не­ра и авиа­лай­не­ра вир­ту­аль­ной ка­та­ст­ро­фы. Он по­смот­рел на ча­сы. Вре­ме­ни бы­ло в об­рез, но он ус­пе­ет дос­мот­реть до кон­ца. Он лю­бил этот фильм и знал его поч­ти наи­зусть.

Все-та­ки что-то бес­по­кои­ло его. Он спи­сы­вал это на пред­по­лет­ную ли­хо­рад­ку и жже­ние сса­дин. Так мож­но опо­здать на ре­ги­ст­ра­цию. Он нерв­но на­жи­мал на кноп­ки пуль­та, ища свое лю­би­мое, наи­бо­лее ост­рое ме­сто кар­ти­ны, но ни­как не мог по­пасть на не­го. В том мес­те во весь эк­ран бы­ло по­ка­за­но элек­трон­ное серд­це авиа­лай­не­ра (пол­ное вы­клю­че­ние зву­ка при со­дро­га­нии пуль­си­рую­щих ар­те­рий ма­ши­ны), пуч­ки раз­но­цвет­ной элек­тро­про­вод­ки, стре­ми­тель­но разъ­е­дае­мой ка­кой-то за­ло­жен­ной тер­ро­ри­ста­ми жид­ко­стью и стра­хом зри­те­лей. Слов­но на­стоя­щее, в ау­ре ды­мя­щей­ся кро­ви, это серд­це ле­жа­ло в разъ­я­той по­лос­ти "Кон­кор­да" и за­хле­бы­ва­лось в пре­до­щу­ще­нии ка­та­ст­ро­фы. Ки­сло­та бы­ла под­ня­та на борт кон­вей­е­ром вме­сте с бри­ке­та­ми со­си­сок и от­прав­ле­на в мо­ро­зиль­ное от­де­ле­ние, от­ку­да она и на­чи­на­ла свой путь к бе­де.

Он все еще не мог най­ти это ме­сто кар­ти­ны. Ко­гда он все-та­ки на­шел его, воз­бу­ж­де­ние его дос­тиг­ло пре­де­ла. На мгно­ве­нье он ос­та­но­вил фильм, пе­ре­жи­вая бу­ду­щее не­сча­стье как ус­ла­ду, и при­нял ус­по­кои­тель­ных ка­пель. Вдруг его ох­ва­тил ужас – от пят до кор­ней во­лос. Это был страх бы­тия, бы­ва­ния как та­ко­во­го, в це­лом. Нель­зя боль­ше бы­ло сту­пить ни ша­гу, ни морг­нуть, ни сглот­нуть ком­ка в гор­ле, ни от­бро­сить тень. Все ве­ло к не­сча­стью и ка­та­ст­ро­фе, все пу­ти на­зад бы­ли от­ре­за­ны. Лю­бое из­ме­не­ние кон­фи­гу­ра­ции ато­мов ми­ра бы­ло чре­ва­то об­ва­лом, бе­дой. Он за­стыл, как вос­ко­вая фи­гу­ра, бо­ясь да­же дви­же­ния кро­ви. Он бо­ял­ся да­же уда­ра соб­ст­вен­но­го серд­ца. Про­сту­паю­щая на его ще­ках блед­ность ве­ла к ми­ро­вой ка­та­ст­ро­фе. Он вне­зап­но по­чув­ст­во­вал се­бя не­об­ра­ти­мо вклю­чен­ным в весь по­ря­док бы­тия, в не­ви­ди­мую цепь еди­но­го су­ще­ст­во­ва­ния, нер­вом све­тя­ще­го­ся, как сол­неч­ное спле­те­ние, кос­мо­са, от­вет­ст­вен­ным за вся­кое со­бы­тие, за вся­кое пре­сту­п­ле­ние, – тер­ро­ри­стом, дер­жа­щим па­лец на спус­ко­вом крюч­ке ми­ра. Он ни­как не мог пус­тить фильм даль­ше, до блед­но­сти сжав пульт в ру­ке, чув­ст­вуя се­бя об­щей ви­ной ми­ра, его гря­ду­щей бе­дой. И в то же вре­мя ему бы­ло пред­на­зна­че­но по­ве­ле­вать им. Кадр за­стыл за од­ну мил­ли­он­ную часть се­кун­ды до взры­ва, на­сту­пи­ло мгно­вен­ное рав­но­ве­сие все­лен­ной – но чья-то не­умо­ли­мая во­ля, об­ла­даю­щая им, хо­те­ла дви­же­ния. Он раз­жал ру­ку – и по­ток са­мо­раз­ви­ваю­щих­ся со­бы­тий хлы­нул на эк­ран уни­вер­су­ма.

Са­мо­взры­ваю­щая­ся кап­су­ла с ки­сло­той взо­рва­лась в не­драх "Кон­кор­да" – алч­ная, как ртуть, жид­кость мгно­вен­но разъ­е­ла стен­ку хо­ло­диль­ни­ка и по­тек­ла по про­во­дам, по­жи­рая все на сво­ем пу­ти, – пла­ст­мас­су, ме­талл, фор­му, цвет, бу­ду­щее, про­шед­шее. Ко­гда са­мо­лет дол­жен был рух­нуть в оке­ан, чем­пи­он не вы­дер­жал и пе­ре­клю­чил­ся на но­во­сти, па­дая в об­мо­рок, це­п­ля­ясь – уже не ру­кой, а взгля­дом – уже не за пред­ме­ты, а толь­ко за пред­мет­ность ми­ра. Все ка­на­лы пе­ре­да­ва­ли экс­трен­ное со­об­ще­ние о ка­та­ст­ро­фе рей­са 888 "Кон­корд", толь­ко что взле­тев­ше­го из аэ­ро­пор­та Ор­ли. Он бро­сил­ся к сто­лу, схва­тил би­лет – и убе­дил­ся, что это был имен­но его рейс, имен­но его са­мо­лет, на ко­то­рый он не­мыс­ли­мо опо­здал – его уже ра­зы­ски­ва­ла по­ли­ция.

Опо­здал – для че­го? Что­бы раз­вя­зать узел сво­ей тяж­кой судь­бы и спа­сти то­ну­щих ту­ри­стов? Что­бы ку­пить ча­сы, ко­то­рые из-за про­мок­ших де­нег бу­дут по­став­ле­ны на два ча­са опо­зда­ния к смер­ти? Что­бы по­пы­тать­ся по­ста­вить еще один ми­ро­вой ре­корд? Что­бы на­жать кноп­ку пуль­та и дать взо­рвать­ся ро­ко­вой кап­су­ле, ко­то­рая и по­гу­бит "Кон­корд"? Они взо­рва­лись од­но­вре­мен­но, вир­ту­аль­ный и дей­ст­ви­тель­ный "Кон­корд", се­кун­да в се­кун­ду, миг в миг, и ни­кто в это мгно­ве­нье не мог бы от­ли­чить их друг от дру­га.

Не ды­ша, он рух­нул на пол под­ле ог­лу­шаю­щих его слух но­во­стей, и кровь хлы­ну­ла из его ушей и рта. Страш­ное на­пря­же­ние его бес­ко­неч­ных по­гру­же­ний в во­ду, раз­гер­ме­ти­за­ция два­ж­ды гиб­ну­ще­го "Кон­кор­да", раз­ни­ца внут­рен­не­го и на­руж­но­го дав­ле­ний ми­ра вски­пя­ти­ли кровь, и он сва­лил­ся на пол, как мерт­вый. Он ус­пел еще ус­лы­шать не­ис­то­вый трез­вон двер­но­го звон­ка, до­мо­гаю­щий­ся пра­ва, гас­ну­щий в соз­на­нии, как в ва­те, – но вы­ло­ман­ная по­ли­цей­ски­ми дверь упа­ла уже на мерт­ве­ца.

Нет, он не от­ме­нил, а толь­ко слег­ка ви­до­из­ме­нил за­да­ние кар­мы. Не­сколь­ко ус­лож­нил ее ри­су­нок, пре­вра­тив се­бя в ее ап­пен­дикс, раз­ду­мье пе­ред прыж­ком, ко­гда, спа­ся два де­сят­ка жиз­ней и опо­здав на ро­ко­вой рейс, все-та­ки по­гиб – при­чем при осо­бо отяг­чаю­щих об­стоя­тель­ст­вах, с пуль­том "Хи­та­чи" в ру­ках. Мог­ло по­ка­зать­ся на миг, что он, мощ­ным по­ры­вом аль­тру­из­ма, раз­ря­дил энер­гию кар­мы, не­ук­лон­но тол­каю­щую его к ги­бе­ли, раз­гер­ме­ти­зи­ро­вал ее тай­ный смысл, ней­тра­ли­зо­вал ее по­след­ст­вия и вы­шел из-под ее кон­тро­ля. По-ви­ди­мо­му, да­же два­дца­ти спа­сен­ных жиз­ней ока­за­лось не­дос­та­точ­но, что­бы обой­ти мо­гу­чую си­лу при­тя­же­ния про­шло­го, и его чу­дес­ный та­лант плов­ца был лишь праг­ма­ти­че­ски ис­поль­зо­ван не­бом. Но са­мое глав­ное, он дей­ст­во­вал за­од­но с тем бе­зум­ным чте­цом ис­то­ри­че­ско­го де­тек­ти­ва, вне­зап­но вы­пав­шим из ис­то­ри­че­ско­го вре­ме­ни, с не­лов­ко­стью стю­ар­дес­сы, вы­бив­шей у не­го кни­гу под­но­сом, с во­ж­де­ле­ни­ем пад­ре, предъ­я­вив­шим уль­ти­ма­тум не­бу, мо­ло­дой ма­те­ри, от­даю­щей­ся мла­ден­цу, и мо­на­хи­ни, ис­под­тиш­ка лю­бую­щей­ся сво­ей гру­дью, – с мор­ской бо­лез­нью ли­би­до все­го авиа­рей­са, что аб­со­лют­но сов­па­ло по вре­ме­ни с раз­жа­ти­ем не­мею­щей ру­ки плов­ца, сжав­шей пульт "Хи­та­чи", взо­рвав­шей кап­су­лу вир­ту­аль­но­го, а, вме­сте с ней, и тур­би­ну под­ни­маю­ще­го­ся над Ор­ли "Кон­кор­да".

Ав­тор сце­на­рия, ре­жис­сер, опе­ра­тор, про­дю­сер, ас­си­стен­ты, ак­те­ры, все дру­гие уча­ст­ни­ки филь­ма, при­ча­ст­ные к ка­та­ст­ро­фе, вплоть до кос­тю­ме­ра, гри­ме­ров и ра­бо­чих фаб­ри­ки, от­пе­ча­тав­ших кар­ти­ну (рав­но как и кас­си­ры, без­дум­но про­даю­щие би­ле­ты на вир­ту­аль­ные ка­та­ст­ро­фы, и их при­сные – мно­го­чис­лен­ные ки­но­ме­ха­ни­ки, кру­тя­щие бес­ко­неч­ную лен­ту, по­ло­те­ры, сан­тех­ни­ки,  би­ле­те­ры всех ки­но­те­ат­ров – рав­но как и все по­смот­рев­шие и не ос­мыс­лив­шие этот фильм зри­те­ли, от­нес­шие­ся к про­хо­дя­ще­му на эк­ра­не как к раз­вле­че­нию), но боль­ше всех – по­бе­ди­тель объ­яв­лен­но­го ки­но­сту­ди­ей кон­кур­са, ко­то­рый при­ду­мал ком­мер­че­ски удач­ное на­зва­ние филь­ма и уже ус­пев­ший про­ку­тить вы­иг­ран­ные день­ги, – оди­на­ко­во по­вин­ны в про­ис­шед­шем и в свое вре­мя по­не­сут за это от­вет­ст­вен­ность. Их вре­мя при­дет, и все они бу­дут со­б­ра­ны ко­гда-ни­будь – не ис­клю­че­но, что еще в этой жиз­ни – в од­ном "Кон­кор­де", в гос­ти­ни­це, на ко­то­рую рух­нет этот "Кон­корд",  на од­ном те­п­ло­хо­де, по­ез­де, ав­то­бу­се, па­даю­щем с мос­та Алек­сан­д­ра III в Па­ри­же, – на од­ном ог­ром­ном, тер­пя­щем бед­ст­вие жиз­ни "Ти­та­ни­ке", ко­то­рый по­мес­тит всех ко­гда-ли­бо про­жи­вав­ших и про­жи­ваю­щих на зем­ле в свои до­ро­гие и бед­ные каю­ты. Это­го пу­те­ше­ст­вия не из­бег­нет ни­кто, важ­но толь­ко во­вре­мя оч­нуть­ся и раз­гля­деть этот иду­щий ко дну "Ти­та­ник". Уви­дев же се­бя на нем, сде­лать не­об­хо­ди­мые вы­во­ды и спа­стись: то есть, при­стег­нуть рем­ни, не то­ро­пить бу­ду­щее, не воз­вра­щать­ся в про­шлое, не на­жи­мать без­дум­но кно­пок пуль­та, не за­мыш­лять ро­ма­нов, пы­та­ясь ос­та­но­вить или пре­ду­га­дать вре­мя, – но жить в веч­ном на­стоя­щем, не­ви­ди­мым смер­тель­но­му взгля­ду Ямы. Это зна­чит – не знать вре­ме­ни. То­гда ми­ро­вые стра­хо­вые агент­ст­ва по­лу­чат при­быль.

Еще не най­ден чер­ный ящик "Кон­кор­да", еще не при­кры­ты ос­тан­ки по­гиб­ших, еще не от­прав­ле­ны в ла­бо­ра­то­рии ана­ли­зы экс­пер­тов ме­ди­ци­ны ка­та­ст­роф, еще раз­ла­га­ют­ся на гла­зах об­лом­ки са­мо­ле­та, ды­мят жи­вым ды­мом внут­рен­но­сти тур­бин, тре­пе­щут бе­зы­мян­ные об­рыв­ки пла­тя­ной и пло­тя­ной тка­ни, пло­ти бы­тия. Вся рас­па­даю­щая­ся, но уже го­то­вая к пре­вра­ще­нию ма­те­рия толь­ко еще на по­ро­ге веч­но­сти, еще жа­ж­дет жиз­ни, пол­на па­мя­ти и бо­ли.

Но пер­вый хо­лод заб­ве­ния уже кос­нул­ся ее. Над ней под­ни­ма­ет­ся, от­пу­щен­ный на сво­бо­ду, жи­вой воз­душ­ный ша­рик со смею­щей­ся ро­жи­цей ма­лы­ша, не­мыс­ли­мо спас­ший­ся в раз­ру­хе ми­ра, – мир­но от­хо­дит в не­бе­са, как ду­ша мла­ден­ца. Да лэп­топ из­вест­но­го жур­на­ли­ста, так и не осу­ще­ст­вив­ше­го сво­его на­ме­ре­ния пе­рей­ти в не­свой­ст­вен­ный ему жанр, за­мыс­лив­ше­го ро­ман о звезд­ном те­ле­жур­на­ли­сте, но не на­пи­сав­ше­го его, за­кон­чил на­ко­нец, по­верх рас­па­да, свою  ав­то­за­груз­ку и вы­дал на мо­ни­то­ре ро­ко­вую фра­зу, с ко­то­рой дол­жен был то ли на­чать­ся, то ли кон­чить­ся не­на­пи­сан­ный ро­ман:

"Его пу­те­ше­ст­вие по эфи­ру за­кон­чи­лось; его жда­ла дру­гая, но­вая, со­всем не­зна­ко­мая жизнь".

 

Так в дос­то­слав­ных па­ра­бо­лах,

Уче­нии о тех­ни­ке безо­пас­но­сти,

Кни­ге о сти­ле, прит­чах о че­ло­ве­ке,

Гла­сит па­ра­бо­ла вто­рая, име­нуе­мая

"Тех­ни­ка безо­пас­но­сти два"  –

Пе­ре­хо­дим к "Тех­ни­ке безо­пас­но­сти три".

 

____________________

Из­го­тов­ле­но на бу­ма­ге Н-ско­го бум­ком­би­на­та.