Александр Шумов

Икона красного угла

Когда в Цюрих приехали уважаемые дамы из замечательных провинциальных музеев России, в Кунстхаузе открылась редкая по зрелищности и качеству выставка «Chagall, Kandinsky und die russische Avantgarde». К слову сказать, это была первая подобная по полноте панорама русского искусства начала века в Швейцарии вообще, и нечто аналогичное здесь давно ожидали. Сопродукция Кунстхауза с гамбургским Кунстхаллее базировалась на работах из коллекции Государственного Русского музея, дополненных произведениями из областных российских собраний, и только в Цюрихе демонстрировались материалы монографической коллекции Пуни господина Бернингера. Директор Кунстхауза - господин доктор Бауманн подобным образом решил отчертить конец завершающегося века и представить собственный уход на пенсию. Имя показа, правда, напоминало рекламный девиз, продвигающий на рынок товар, но тем не менее... Довольно уверенно вновь показывали живопись. Почти только живопись. То есть то, что недавно считалось абсолютно неуместным продуктом творчества. Разумный историко-ретроспективный предлог вернул забытый запретный плод. В цюрихском швейцарском контексте были поставлены и вполне дискуссионные вопросы. Например, о связи эмоциональной, даже, скажем, излишне раскованной манеры русского художественного письма с любовью к калейдоскопу открытых цветов, смелым деформациям и метафоре, ведущей к чистой абстракции. То есть, нечто стихийно вкусное, но совсем даже и не ювелирно педантичное, как принято в среде «конструктивного конкретного творчества». А значит другое. По-новому свежее. Малевича работы рассматривали вблизи по оригиналам - и получалось совсем иное, чем по репродукциям, впечатление - контуры смело разъезжались в разные стороны, а каждый элемент, взятый в отдельности, вызывал негодование раздражающим цветом - грязно-зеленым, коричневым, розовым, серым. При отходе чуть в сторону - просто песня! Все жило и двигалось. И волновало.
Вполне смелым поступком, просто героизмом директора следует признать противопоставление огромного полотна Ильи Машкова «Автопортрет и портрет художника Петра Кончаловского» с мускульными борцами, любителями кофе, коньяка, дам, толстых книжек, фортепианной и скрипичной музыки (все так или иначе перечислено на холсте), противопоставление с триптихом, состоящим из «Черного квадрата», «Черного креста», «Черного круга» Малевича. Вообще, что до Машкова в Цюрихе дожили, конечно, ужасно воодушевляет, значит, возможны и более смелые сдвиги в дальнейшем. Самое интересное - на выставке не было абсолютно никаких намеков на социальные заблуждения и спекуляции. Ничего о светлом будущем по пути Моисеевому. Так, лишь экзистенциальные «Драка в таверне» (1911) Ларионова, либо «Арабское кладбище» Кандинского.

Уважаемые дамы, добравшиеся далеко благодаря модернистам начала века, навестили и нас в абсурдистском благополучии, в связи с чем состоялся прелюбопытный разговор, потребовавший ссылок, четких цитат и правильных аргументов. Например, в том, что касается творческой биографии Малевича. В который раз, объясняю, что даже и совсем нескучно. Так вот, вопросы периодизации можно уподобить схеме с делением на три: 1898-1909, 1909-1925, 1925-1935. То, что было до 1898 - нас совсем не интересует. Рос человек, расправлялся, наливался соками. Затем идут периоды становления, расцвета, зрелости, которые удобным образом приходятся на три брака художника. Схема, конечно, но не совсем лишенная смысла. Созданные в эти три периода живопись, объекты, перформансы очень сильно отличаются. Взять геометрический супрематизм времен Софьи или «Смычку», созданную при Наталье Андреевне, не говоря о «Портрете члена семейства», произведенном при Казимире Зглейце. И все. Точка. Не нужны тут никакие напрягания памяти относительно фовизма или футуризма, а может быть, будетлянства, а почему бы и не орфизма? Все это по-своему интересно, но настолько запутано и далеко от реальной ткани событий. Названия стилей - необходимый инструмент, многое разъясняющий, но до поры. До той поры, когда игра становится чрезмерно самодовлеющей. То есть, совсем не стоит забывать об элементарном течении жизни с ее энергетикой и бытовым наполнением. Семейная жизнь не была для Малевича важнейшей. Он предпочитал творчество. Но в то же время он жил не в дистиллированном пространстве, изолированном от общества, и имел физические параметры из кожи, мяса и кости.

Что касается создания картины «Черный квадрат»*, размещенной на выставке «0,10» в красном углу, занимаемом обычно иконой, то Татлин тоже повесил свой контррельеф в углу, но к нему как-то никогда не возникало абсолютно никаких претензий. Просто была такая техническая необходимость. Кстати, тогдашняя выставка являла собой пример московского понимания и ощущения картинной плоскости - это к вопросу о миграции идей. Так вот перед авторами планировавшейся выставки («0,10») стояла задача заполнения огромной экспозиционной площади. В короткие сроки необходимо было создать нечто кардинально радикальное, что видно по приводимой ниже копии письма Пуни Малевичу. Можно связывать появление квадрата в Кунцеве летом 1915 года со смертью холодным октябрем - началом ноября от тифа единственного сына Анатолия, или идти по пути собирания близких и дальних аналогий с квадратом или с тем, что есть квадрат.

Мы же вспомним о существенном значении для Малевича сюжетов и тем Наталии Гончаровой. А был и такой, помимо прочих, диалог -соревнование коллег, трудно не разлядеть очевидную связь «Точильщика» одного с «Велосипедистом» другой, или взять излюбленные сцены с работниками - «Дровосеки», крестьяне, да и «Мозольный оператор в бане» совершенно очевидно подсказаны Гончаровой Малевичу, но на чисто мужском варианте времяпрепровождения. У Гончаровой любимы более сцены женского крестьянского труда. Внимательнее хотелось взглянуть на один из холстов Натальи Александровны. Тот, на котором запечатлен фрагмент художнического ателье - со скульптурой Венеры, ларионовским эскизом провинциальной франтихи, мебелью, фруктами и на спинке кресла покоящейся иконой. Разные совсем, следует заметить, женские идеалы -образы сосредоточены в ателье. Среди прочего - икона Казанской Божией матери. Натюрморт написан в 1907-1908 годах. Случайно или нет, но картина, хотя бы касательно, имеет отношение к скандальной истории, лихорадившей тогда Россию на протяжении уже долгих к тому лет. Историю, идущую от 29 июня 1904 года. Тогда в казанском Богородицком девичьем монастыре обнаружили пропажу одной из наиболее чтимых в России чудотворных икон. Иконы Казанской Божией матери, обретенной 8 июля 1579 года в городе Казани на пепелище дома стрельца Данилы Онучина его десятилетней дочерью Матроной. Именно с ней связывается освобождение Москвы 22 октября 1612 года от поляков, восхождение на престол династии Романовых, иконой, считавшейся защитницей и покровительницей царствующего дома. Все негативные события и напасти, обрушившиеся на Россию после роковой даты, истолковывались именно в прямой связи: поражение в русско-японской войне, революция 1905 года и так далее. Считалось, вероятнее всего, что икону похитили старобрядцы, по их представлению, они будут преследоваться за Веру до тех пор, пока не завладеют Казанской. Но им дали послабления и свободу в отправлении обрядов уже в 1905 году. Поиски, результаты которых волновали всю страну от простого мастерового до императора, велись без малейшего успеха. Прошел юбилейный для Романовых 1913 год, начавшийся пышными гос.торжествами в январе и закончившийся спектаклями футуристического театра в декабре и оперой «Победа над Солнцем», оформлявшейся К.С. В 1914-м входит Первая мировая война. Казанская - не только традиционная защитница от пожара, но и ко всему - покровительница ратного воинства. На «последней футуристической выставке, 50 % чистой прибыли» которой направлялись в пользу Лазарета деятелей литературы и искусства, вполне можно представить «Черный квадрат» заменой иконы Казанской Божией матери. Такой потемневший, потрескавшийся от времени образ. К тому же, Казанская, наряду с образом Спаса нерукотворного, наиболее близка к квадратному формату. Был ли в этом художественном акте гражданский поступок, возвращение? Уставшие от бесплодных ожиданий, власти были готовы даже на фальсификацию, и в правительственных кругах вполне серьезно рассматривались варианты подлога с пышными торжествами в связи с новым обретением. Но не получилось. Икону так и не нашли, скорее всего, она действительно погибла в огне от рук поклюшника (церковного вора) Чайкина решившего испытать судьбу и бросившего вызов небесным силам. А изысканная икона Владимирской Божией матери стала окончательной победительницей в долгой битве двух популярнейших икон за право называться главной святыней России.

Малевича, вообще-то, в свое время упрекали в национализме: «Забавно совмещение футуризма с национализмом у Малевича; как патриот он окрашивает мир в цвета национального флага, а как футурист представляет его в виде хаоса паровых котлов и цилиндров и даже бедных русских баб и мужиков заковывает в блестящие латы промышленности…» (с.59 «Аполлон» №4, 1913. Я. Тугенхольд«Московские письма, выставки»). Нет, пожалуй, здесь автор чрезмерно ерничает, а я пытаюсь выразить серьезную мысль. Тогда - «… Здесь, не далеко от икон, русский человек любовно развешивает «свои» картинки, и они не только украшают его скромное жилище, но возбуждают мысль, служат источником его духовных волнений. Лубки настраивают его дремлющие чувства на лад серьезный или веселый. Ум его не разъедает критика картины, он не подходит с самомнением интеллигента, разбирающего, как нарисована пуговица на платье или ветка на дереве, ему, подобно ребенку, нужна только «зацепка», намек на действительность - уж он сам дорисует в душе своей художественный образ. Нарисуйте квадрат, внутри него - несколько маленьких квадратов с перекрещенными линиями, а на квадрате - трапецию, это и будет «домик» такой прекрасный, каким захочет представить его себе ребенок…» (Г.Магула «Война и народные картины», «Лукоморье»№30, 1914 Пг., с.14-17, с хвалебной рецензией на продукцию фирмы «Сегодняшний лубок» с воспроизведениями работ Малевича).
Что же такое это на самом деле - более тьма, закат или время для зачинания новой жизни, куб российского чернозема для парижской выставки, утроба, граница, конец-начало, за которым приходит утро следующего дня?

В любом случае через выразителя творца появилось нечто саможивущее, саморазвивающееся, достаточно автономное: «…Это форма какого-то нового живого организма… Квадрат сделался живым, дающим новый мир совершенством. Я на него совсем смотрю иначе, нежели раньше, это не живописное, это что-то другое. Мне пришло в голову, что, если человечество нарисовало образ Божества по своему образу, то, может быть, квадрат черный и есть образ Бога как существа его совершенства в новом пути сегодняшнего начала» ( Малевич в письме к М.О.Гершензону, коробка 51 в архиве Харджиева в Стеделик музее). В последней цитате фигурирует не Богоматерь, но Бог. На наш взгляд, одно не исключает другого.



*Поклонников более строгого стиля с большим удовольствием отсылаем к тематической книге Жаннот Симмен, авторше берлинской выставки «Безвесие» 1991 года. См. следующую полосу.



ПРИЛОЖЕНИЕ 1

По выписке Н.И.Харджиева из письма Пуни Малевичу (июль 1915)


Дорогой Казимир Северинович, простите, что долго не отвечал Вам - мы сейчас переезжаем на новую квартиру и потому у меня хлопот полон рот. Новый адрес с 1-го августа - Петроградская сторона, Петрозаводская улица д.№3, кв.11. Работаю сейчас вследствии необходимости мало (я очень занят) и всего написал лишь 6 вещей. Все исключительно масло и без наклеек, хотя м.б. и сделаю к буд. году пару вещей из разных материалов. Пишу сейчас вещи иной концепции, чем выставленные мною в этом году, вообще нащупываю некоторые новые построения. Вспоминая Ваши вещи, - думаю что в таких картинах, как «Англичанин», «Авиатор» Вы были крайне остроумны и сделали как раз то, что нужно. Не согласен только с приемом, со стилизацией. Маленькие Ваши деревянные вещи всегда мне будут больше нравиться.
Но для живописи открывается новый путь, и я предвижу, что наша будущая выставка будет иметь совсем иной вид.
Надо писать сейчас много. Помещение очень велико, и если мы, 10 человек, напишем картин 25, то это будет только-только. Относительно жюри и нов. участн. ничего не имею против, но, конечно, нужно опросить всех других участников. Одно только: будут ли нов. участн. участвовать также и в докладах с выставки? Это надо решать уж всем (хотя я лично этому не сочувствую, т.е. не сочувствую нов. участникам предприятия как такового).
В Москве все нелады, это очень жаль - ибо наше общество так мало, что лишиться хоть одного члена было бы чувствительно и тяжело. Нужно все-таки открыть буд. выставку при обязательном участии всех прежних сотрудников. Сюда приехал Хлебников. Маяковского выкатили из Куоккала, где он торчал все время. Сделал какое-то свинство, и его больше не пускают к себе ни Чуковский, ни Евреинов. Хлебников говорит, что Маяковский написал новую вещь, и уверяет, что она очень хороша. Вряд ли. По моему мнению, Маяковский совершенно выдохся, прямая ему дорога в бордельные вышибалы. Хлебников все путается с вычислениями и числами, стихи, кажется, совсем бросил.
Ну пока, всего хорошего, спешу. Коли будет что новенькое, напишу Вам. До свидания!
Пишите «Поклон Крученому»
Ваш И.Пуни
P.S. Что касается книги, то это еще пока далеко. Я думал выпустить всего 2 - одну небольшую с своей статьей, другую сборник. Но в Питере сейчас нет бумаги и боюсь, что это мне дорого вскочит.

Архив ГАИСа № 971



*По каталогу выставки «0,10» значатся 14 участников и одна коллективная картина Малевича, Богуславской, Пуни, Менькова.

ПРИЛОЖЕНИЕ 2

«Беспредметность»
29 июля 1932 года меня посетил К. С. Малевич. Я и мои друзья В.Тренин и Т.Гриц устроили маленькое пиршество. Пили коньяк, ели дырявый сыр, севрюгу (любимое кушанье Малевича, которое и он, и мы едали нечасто) и здорово повеселились.
Потом мы провожали Казимира Севериновича к трамвайной остановке. Там одиноко стоял полупьяный, весьма невзрачный человек. Пошатываясь, он подошел к нам и представился:
- Профессор-фармацевт Лебедев!
Руки у него были грязные, но улыбка хорошая.
Через две-три минуты загремел трамвай, и Малевич уехал. Лебедев ему помахал рукой и, вздохнув, произнес:
- Большой человек.
Поразительно: пьяный профессор-фармацевт угадал!
Ласково простившись с Лебедевым, мы вернулись - и что же? Все пиршественные остатки, вся утварь и почти все вещи из моей комнаты исчезли. Осталось только серое солдатское одеяло.
Воры были домашние. За стеной у домработницы попивали горькую приехавшие из деревни уродичи.
Я и мои друзья воскликнули хором:
- Наплевать! Да здравствует беспредметность!
Набросив на кресло грубое солдатское одеяло, я приколол к нему клочек бумаги с черным квадратом и надписью:
- Сегодня здесь сидел бог Казимир!
Но главный герой этой историйки - фармацевт Лебедев.
Н.И.Х./арджиев/

* Мой тогдашний адрес: Александровский пер, д.43, кв.4…

 

Вернуться



Powered by Qwerty Networks - Social Networks Developer #1